Чак Паланик - Дневник
Энджел Делапорте прижимает свое одутловатое лицо, свою выщипанную бровь к дыре и говорит:
– …люди острова Уэйтенси убьют вас так же, как они раньше убивали всех…
Он крепко прижимает маленький фонарик к своей скуле, и тот сияет во тьму. Колючие латунные и серебряные ключи свисают ему на плечо, яркие, словно декоративная бижутерия. Он говорит:
– Вам стоит посмотреть, что здесь написано.
Медленно, точь-в-точь как ребенок, который учится читать, Энджел Делапорте вглядывается в темноту и говорит:
– …а теперь я вижу, как моя жена работает в гостинице «Уэйтенси», вылизывая ваши комнаты и превращаясь в жирную ебучую тупицу в розовой пластиковой униформе…
Мистер Делапорте говорит:
– …она приходит домой, и руки ее воняют, как латексные перчатки, которые ей приходится надевать, чтоб подбирать ваши использованные резинки… ее белокурые волосы поседели и смердят, как дерьмо, которое она использует, чтоб выскребать ваши сортиры, когда она вползает на постель ко мне под бок… Гм-м, – говорит он и отпивает вино до уровня безымянного пальца, – это придаточное предложение с обстоятельством времени здесь явно не на месте.
Он читает:
– …ее сисяры свисают с фасада, словно парочка дохлых карпов. У нас три года не было секса…
Становится так тихо, что Мисти пытается хихикнуть.
Энджел Делапорте протягивает ей фонарик. Он отпивает свое ярко-оранжевое вино до уровня, который отмечает его мизинец, прижатый к стеклу бокала, кивает на дыру в стене и говорит:
– Прочтите сами.
Его кольцо с ключами настолько тяжело, что Мисти приходится напрячься, чтобы поднять малюсенький фонарик, и когда она приближает глаз к маленькой темной дыре, слова, нанесенные краской на дальнюю стену, сообщают ей:
– …вы умрете, желая, чтобы никогда ноги вашей не было…
Бельевой шкаф, пропавший без вести в Сивью, ванная, сгинувшая без следа в Лонг-Бич, общая комната в Ойстервилле, – каждый раз, когда люди начинают шарить в поисках, именно это они и находят. Всегда – тот же самый Питеров приступ ярости.
Твой старый знакомый приступ ярости.
– …вы умрете, и мир станет лучшим местом для…
Во всех этих домах на побережье, где поработал Питер, в этих инвестициях, – везде одна и та же гадость написана и замурована внутри.
– …умрете, визжа в ужасащих…
И у нее за спиною Энджел Делапорте говорит:
– Скажите мистеру Уилмоту, что слово ужасающих он написал неверно.
Эта летняя публика – бедняжка Мисти, она говорит им, что мистер Уилмот был не в себе весь последний год или около того. У него была опухоль мозга, а он об этом не знал – мы не знаем, как долго он об этом не знал. Все так же прижимаясь лицом к дыре в обоях, она говорит этому Энджелу Делапорте, как мистер Уилмот выполнил какую-то работу в гостинице «Уэйтенси», и теперь номера комнат перескакивают от 312 сразу на 314. Где раньше всегда была комната, там теперь просто идеальный, непрерывный коридор, лепной поручень вдоль стены, плинтус, новые розетки через каждые шесть футов, первоклассная работа. Все соответствует строительным нормам, за исключением замурованной комнаты.
И этот оушен-парковский мужчина закручивает вихрем вино в своем бокале и говорит:
– Надеюсь, комната 313 была в то время не занята.
На улице, у нее в машине, есть лом. Они могут вскрыть дверной проем за пять минут. Это же просто толстый слой штукатурки, и всё, объясняет она мужчине. Просто мистер Уилмот обезумствовал.
Когда она засовывает нос в дыру и нюхает, обои пахнут так, как будто миллионы сигарет нашли здесь свою смерть. Внутри самой дыры пахнет корицей, пылью, краской. Где-то там, во тьме, слышно гудение холодильника. Тикают часы.
Написанная круг за кругом вдоль по стенам, это всегда одна и та же гневная тирада. Во всех этих да иных домиках. Написанная по большой спирали, что стартует с потолка и штопором спускается к полу, оборот за оборотом, так что приходится встать в центре комнаты и вращаться на месте, чтобы прочесть ее, вращаться, пока не закружится голова. Пока не станет дурно. В свете фонарика с кольца для ключей, слова гласят:
– …убиты, несмотря на все ваши деньги и положение в обществе…
– Смотрите, – говорит она. – Вон ваша газовая плита. Именно там, где вы думали.
И она отступает на шаг и вручает ему фонарик.
Каждый подрядчик, говорит ему Мисти, обязательно подпишет свою работу. Отметит свою территорию. Отделочники напишут что-нибудь на бетонном полу, прежде чем положить паркет из твердого дерева или подкладку для ковра. Они напишут на голых стенах перед тем, как наклеить обои или выложить плитку. Это то, что находится внутри стен каждого дома, эта память – рисунки, молитвы, фамилии. Даты. Капсулы времени. Или, что хуже, вы можете обнаружить свинцовые трубы, асбест, токсичную плесень, неизолированную проводку. Опухоли мозга. Бомбы замедленного действия.
Доказательство того факта, что ни одна инвестиция не останется вашей навечно.
Об этом вам не очень хочется знать – но забыть вы не смеете.
Энджел Делапорте, его лицо прижато к дыре, он читает:
– …Я обожаю свою жену, и я обожаю свою дочурку…
Он читает:
– …Я не увижу, как вы спихиваете мою семью все вниз и вниз по общественной лестнице, вы, низменные паразиты…
Он напирает на стену, его лицо перекошено от усилий, и он говорит:
– Этот почерк просто неотразим. Например, как он пишет букву «б» в «убиты» и «жирную ебучую тупицу» – верхний хвостик настолько длинный, что нависает над остальной частью слова. Это значит, что на самом деле он очень любящий мужчина, защитник.
Он говорит:
– Видите «к» в словах «парочка дохлых карпов»? То, что передняя ножка слишком вытянута, показывает, что он чем-то обеспокоен.
Вбуравливаясь лицом в дыру, Энджел Делапорте читает:
– …Остров Уэйтенси убьет детей Божьих всех до одного, если так он сможет спасти своих собственных…
Он говорит, заглавные Я такие узкие и острые, что это доказывает: у Питера живой и цепкий ум, но он до смерти боится свой матери.
Его ключи звенят, он шарит в темноте лучом фонарика, и он читает:
– …Я танцевал с вашей зубной щеткой, затолкав ее в свой грязный анус…
Его лицо отдергивается от обоев, он говорит:
– Да, это моя газовая плита, все в порядке.
Он выпивает остаток вина и с бульканьем, громко, полощет им рот. Он глотает его и говорит:
– Я знал, что у меня есть кухня в этом доме.
Бедняжка Мисти, она говорит, что ей очень жаль.
Она вскроет ломом дверной проем. Мистер Делапорте, он, вероятно, хочет пойти и почистить зубы. Да, и, возможно, вколоть себе сыворотку от столбняка. И, может, немного гамма-глобулина в придачу.
Мистер Делапорте одним пальцем трогает большое мокрое пятно рядом с дырой в стене. Он поднимает свой бокал ко рту и пьяно обнаруживает, что тот пуст. Темное, мокрое пятно на синих обоях, он трогает его. Потом корчит мерзкую рожу, вытирает палец о бок купального халата и говорит:
– Надеюсь, мистер Уилмот надежно застрахован и долги его обеспечены облигациями.
– Мистер Уилмот уже несколько дней лежит без сознания в больнице, – говорит Мисти.
Выудив пачку сигарет из кармана купального халата, он вытряхивает одну наружу и говорит:
– Значит, вы теперь управляете его интерьерной фирмой?
И Мисти пробует засмеяться.
– Я жирная ебучая тупица, – говорит она.
И мужчина, мистер Делапорте, говорит:
– Прошу прощения?
– Я миссис Питер Уилмот.
Мисти Мэри Уилмот, изначальный склочный сучий монстр, во плоти. Она говорит ему:
– Я работала в гостинице «Уэйтенси», когда вы позвонили утром.
Энджел Делапорте кивает, глядя на свой опустевший бокал. Стекло запотело и заляпано отпечатками пальцев. Он поднимает бокал между ней и собою и говорит:
– Вы хотите, чтобы я сделал вам выпить?
Он смотрит туда, где она прижималась лицом к стене его столовой, где она позволила одной слезе вытечь, испачкав его обои в синюю полоску. Влажный отпечаток ее глаза, «гусиные лапки» вокруг ее глаза, ее круговая мышца глаза за решеткой. Все еще держа незажженную сигарету в одной руке, он берет в другую свой белый махровый пояс и трет им слезную кляксу. И он говорит:
– Я дам вам книгу. Называется «Графология». Ну, понимаете – психоанализ по почерку.
И Мисти, которая некогда вправду думала, что Уилмот-хаус, шестнадцать акров на Березовой улице, означают счастливую жизнь до глубокой старости, она говорит:
– Вы хотите, может быть, снять дом на лето?
Она глядит на его бокал и говорит:
– Большой старый каменный дом. Не на материке, а на острове?
И Энджел Делапорте, он оглядывается через плечо на нее – на Мистины бедра, потом на груди под розовой униформой, потом на ее лицо. Он щурится, слегка качает головой и говорит:
– Не беспокойтесь, у вас волосы не очень седые.
На его щеке и виске и вокруг его глаза – белая пыль штукатурки.
