Алексей Синиярв - Буги-вуги
Сколько светлых лучей прорезало в это время мрак, покрывавший всю Европу! Большая часть познаний, которыми ум человеческий теперь гордится, были уже предчувствуемы тогдашними умами, миру недоставало только форм прекрасного, и он отыскивал их, обратив взоры на древности. Прикоснемся же и мы к тем величественным эпохам и приоткроем драгоценные кладовые незамутненного разума.
В истории китайской философии нет фигуры, по масштабу равной Конфуцию. Он пользовался непререкаемым авторитетом при жизни, к его творчеству неизменно обращались философы последующих поколений, его имя занимает одно из ведущих мест в ряду легендарных исторических личностей. Китайский мудрец предостерегал: «Строить правильно отношения труднее всего с женщинами и низкими людьми. Если приблизишь их к себе — они станут развязными, если удалишь от себя — возненавидят».
Цицерон содрогался при одном имени сладострастия: «Стыдно смотреть на тех, кто ликует дорвавшись до Венериных утех, мерзко — на тех, кто еще только рвется к ним воспаленным желанием. Такой порыв обычно называется „любовью“ — и в нем видна такая слабость духа, которую и сравнить не с чем».
Аристотель, которого философ Чаадаев считал порождением нового ума, считал, что создание женщины — ошибка Природы. Демокрит определил, что «нечестиво и скорбно и крайний позор, если кто-то подвластен женщине». Пифагор, сей мудрый муж, учил просто и доходчиво: «В огонь впасть и в женщину — одно и то же». Но открыл всем глаза Диоген, сказавший, встретив спорящих женщин: «Глядите: змея у гадюки яду просит!»
Да, вы не можете себе представить, сколько дивных заключений можно извлечь из ничтожного числа литературных памятников, рассеянных по необъятным степям нашей истории, сколько могучих сил откопать в нашем прошлом. Если сопоставить с этим благородным прошлым жалкое прошлое католической Европы, то это сравнение устыдит ее такой мощью и высокомерностью, что просто диву можно даваться! Кристально ясная, пламенная и картинная речь наших предков, вдохновляемая несомненной благосклонностью высших сфер, может обратить на путь истины изрядное число нынешних обывателей, истомленных своей бесплодной рутиной и, наверное, не подозревающих, что бок о бок с ними существует целый неизвестный мир, который изобилует всеми недостающими им элементами прогресса и содержит в себе решение занимающих их и не разрешимых ими проблем.
Итак, мы должны вернуться назад, должны воскресить то прошлое, которое так злобно похитили у нас, восстановить его в возможной полноте и засесть в нем навсегда. Вот работа, к которой я присоединяюсь всей душой и успех которой есть предмет моих желаний, особенно потому, что вполне оценить тот своеобразный поворот, который мы совершаем теперь, можно будет, по моему убеждению, лишь в день его окончательного торжества.
До сих пор мы только пытались открывать читателю глаза на доселе скрытое или завуалированное, и тем самым хоть каким-то образом пытались способствовать установлению справедливости. И не надо думать, что ранее все это не имело воздействия на своих современников. А подтверждением нашим словам будут несколько примеров из пыльных архивов, которые говорят не только сами за себя, но и за тех достойных мужчин, которые нашли мужество не праздновать труса.
В 1770 году английским парламентом был принят закон, в котором говорилось: «Всякая женщина, какого бы она не была возраста, положения или профессии, девица, замужняя или вдова, которая с помощью косметики, румян, помад и прочего соблазнит к браку мужчину, наказуется, как обманщица, а сам брак считается недействительным, если обманутый муж пожелает».
В том же году сенат во Франкфурте-на-Майне издал указ: «Если кого-либо из мужчин в нашем городе обманом заставят вступить в брак, используя разные подложные средства, как-то: белила, румяна, помаду, духи, вставные зубы, накладные волосы, подушечки вместо грудей и тому подобное, женщина подлежит суду за колдовство и суд может признать брак недействительным».
Во Франции король Людовик пятый издал указ, направленный против «окончательного падения нравов» и «разлагающего влияния моды». Указ гласил, что если побелка женского лица и шеи при помощи белил или расчернения бровей и ресниц при помощи ядовитой черной краски, будут допущены, как противонатуральные приемы воздействия на жениха, то виновная в сем коварстве женщина изъемляется из помолвленного состояния, а если брак уже состоялся, то он неминуемо расторгается с возвращением законной жены в лоно родительское с возмещением потерпевшему супругу всех потерь и расходов.
Крепко стояли на страже бравые мужи в штате Нью-Джерси в Североамериканских объединенных штатах, где был издан такой закон: «Если женщина независимо от возраста и положения, после опубликования настоящего закона, с помощью косметических средств, парика или туфель на высоких каблуках соблазнит мужчину, она подлежит наказанью, как колдунья».
Вот чего можно завещать потомкам — то, чего не имеем сами — верований образованного временем ума, так проявившего себя в этих законодательных постулатах, резко очерченной индивидуальности, мнений, развившихся в течение долгой оживленной и деятельной умственной жизни, плодотворной по своим результатам, и если уж не можем мы этого дать — оставим, по крайней мере, эти несколько идей, которые, будем надеяться, перейдут от одного поколения к другому, будут посему заключать в себе некий традиционный элемент и в силу этого будут обладать несколько большей силой и плодовитостью, чем наши собственные мысли. Таким образом мы окажем важную услугу и нее напрасно проживем на земле. В ожидании этого все же потолкуем. Нам остается еще только Пушкин.
Мы отлично знаем, что такое пушкинская поэзия, мы знаем каким образом она содействовала определению русского характера, но мы, кажется, не знаем что еще уцелело от Пушкина в нашем стремлении очиститься от скверны, еще оскверняющий нас.
Пушкина характеризует тот факт, что о поэзии и литературе с женщинами он никогда не говорил и вообще о женщинах был весьма невысокого мнения. Поэзия была для Пушкина главное в жизни и именно об этом главном он избегал говорить с женщинами. В эстетическую чуткость их он совершенно не верил.
Стон лиры верной не коснется
Их легкой ветреной души
Нечисто в них воображенье
Не понимает нас оно,
И признак Бога, вдохновенье
Для них и чуждо, и смешно.
Писал он: «Часто удивляли меня дамы, впрочем очень милые, тупостью их понятия и нечистотой их воображения». О том же мы можем прочитать в статье «Отрывки из писем, мысли и замечания» (1827): «Женщины везде те же. Природа, одарив их тонким умом и чувствительностью, самой раздражительною, едва ли не отказала им в чувстве изящного. Поэзия скользит по слуху их, не достигая души, они бесчувственны к ее гармонии; примечайте, как они поют модные романсы, как искажают стихи, самые естественные, расстраивают меру, уничтожают рифму. Вслушайтесь в их суждения, и вы удивитесь кривизне и даже грубости их понятия».
Никто не будет оспаривать, что гений Пушкина проявился в стихах:
Умна восточная система
И прав обычай стариков:
Оне родились для гарема
Иль для неволи теремов.
И взгляд поэта на брак, как мы можем заметить, ясен и чист. Так, в письме Вяземскому он писал: «Правда ли, что Баратынский женится? Боюсь за его ум. Законная пизда — род теплой шапки с ушами. Голова вся в нее уходит. Ты, может быть, исключение. Но и тут я уверен, что ты гораздо был бы умнее, если лет еще десять был холостой. Брак холостит душу».
Уместно будет заметить, что всё только что сказанное говорилось и повторялось тысячу раз всеми серьезными умами. Мы могли бы найти немало прозорливых слов на эту тему, но ограничимся одним Мишелем Монтенем, ибо не объять необъятное, как это не раз уже было нами отмечено, да и многое сказано выше. Итак: «Вольные души, вроде моей, ненавидящие всякого рода путы и обязательства, мало пригодны для жизни в браке. Руководствуйся я своей волей, я бы отказался жениться даже на самой Мудрости, если б она меня пожелала».
Что ж, напоследок стоит сказать, что источники мудрости скрыты всё-таки не в книгах и законах, а в глубинах человеческой души. Разум наш не из одного того составлен, что он сам открыл или выдумал, но из всего того, что он знает. В одном из диалогов Платона Сократ заметил, что главное состоит не в том, чтобы поместить нечто в другого человека, а чтобы извлечь уже имеющееся. Извлечь «следы знания, сохраненного душой в ее вечных странствиях». Поройтесь-ка немного в вашей голове и в особенности в вашем сердце, которое так горячо бьется, когда хочет этого — вы найдете там больше предметов, для обсуждения этой проблемы, чем нам может понадобиться на весь остаток наших дней. Но одно: Нужна ли у нас мысль? — Ни на что! — и знаете ли почему?
