Крис Вормвуд - По дорожкам битого стекла
В пятнадцать я ушёл из школы раз и навсегда. Из дома мне тоже пришлось уйти. Я скитался по впискам, а временами вовсе бомжевал. Жизнь на улице выпила из меня все соки. Я ненавидел себя и был по уши в дерьме. Но, с другой стороны, у меня было просто завались свободы. Меня ловили менты и пытались несколько раз сдать в приют, но я убегал ещё по дороге. Мне везло. Родители тоже пытались наладить со мной отношения. Это заканчивало тем, что я выпрыгивал в форточку со второго этажа. Я не видел ничего более унизительного чем жизнь под замком.
Потом меня приютили какие-то девочки-хиппи. Им было меня до ужаса жалко, я умел пользоваться чужой жалостью. Я научился готовить, убираться и слушать. Это очень важные навыки для того, кто живёт по впискам. Я научился быть полезным, загоняя внутрь все чувства. Это особое умение не быть собой, но казаться всем таким хорошим. Я был просто тенью, на тот момент я просто забыл, что у меня были чувства. Именно так я пытался выжить. Потом я встретил Германа и снова стал самим собой. Моё желание петь перевесило. Кем я был? Просто бесполезным отбросом, обречённым на смерть от голода или передоза в канаве. Сейчас я чего-то да стою.
Началось время моего молчания, как снова в детстве. Я был бабочкой в коконе. Мне совершенно не хотелось из него вылезать. Я не мог играть свою роль, поэтому был тенью. Меня любили… скорее думали, что любят. Как можно было любить того, кого нет? Этого чуткого проницательного мальчишку, который был всегда вежлив и приятен в общении. Я не хотел их дружбы, мне нужен был ночлег или еда. Я уже так разочаровался в людях, что просто коротал время до смерти. Самообразование и книги помогли мне не сойти с ума.
Однажды я просто собрался и поехал в Москву. Моё желание двигаться дальше стало невыносимым. Я понял, что сгнию в этой дыре, превращусь в такой же бесполезный шлак, как и те люди, что окружали меня. Жители маленьких городов — опарыши в теле страны. Мне стало скучно, я облазил всё дерьмо своей малой родины. Я вывозился в нём весь, и с меня хватило. Я должен был стать великим или умереть. Я не хотел жить как все, этот мир меня отверг.
Герман КроуВ целом, мою жизнь можно назвать сносной. Многие могли бы мне позавидовать, ведь у меня было многое. Надо отметить, что все мои блага были исключительно материальными. Да-да, это очень плохо для образа народного героя признаваться в своём финансовом благополучии. Но это не так хорошо, как могло бы показаться на первый взгляд. Быть ребёнком состоятельных родителей — это постоянный контроль и ограничение свободы. Сами понимаете, Россия, девяностые годы, не самое спокойное время, особенно, если мой отец бизнесмен. Я не выходил на улицу без присмотра, потому что меня могли похитить бандиты или чеченские террористы с целью выкупа. А мне хотелось играть в футбол с пацанами и лазить по заброшенным домам. А вместо этого я ходил в элитную школу, изучал три языка и учился играть на фортепьяно. Не могу не заметить, что эти навыки оказались весьма полезны, но это не заменит полноценного детства. Я рос в своём мирке среди книг, компьютерных игр и бессмысленной роскоши. Мои друзья были такими же скучными домашними детишками. В целом, вся наша дружба была навязана нам нашими родителями, кроме этого мы все имели мало общего.
Становясь старше, я больше проникался рок-музыкой. У меня было множество старых пластинок. Вместе с музыкой я впитывал мощный энергетический посыл, заключённый в ней, изучая культурные тенденции и мировоззрение людей, создававших её. Постепенно во мне тоже просыпался этот бунтарский дух. Я начал растить волосы и одеваться в чёрное. Это не могло не затронуть моих родителей. Семейный психолог сказал, что это естественный этап взросления и волноваться тут не о чем. Но мои предки всё равно стали вести себя настороженно, особенно после того, как этим заразилась и моя сестра. Мы красили волосы в чёрный цвет и доводили свою кожу до аристократической бледности. Все думали, что мы близнецы.
Я начал свой тихий бунт. Днём я был приличным мальчиком-отличником, ночами я сбегал из дома в клубы или на кладбища. Меня очень выматывала эта двойная жизнь. Я умудрялся играть две роли. Я убегал и бродил по разным местам. Общаясь со сверстниками из реального мира, я начинал понимать, что не всё в мире так гладко. У них ведь не было и половины того, что имел я. Они не могли позволить себе настоящий «Фендер», крутые шмотки и поездки за границу несколько раз в год. У меня случилось прозрение, что-то сродни тому, что было с Гаутамой Буддой. Я ушёл из дома где-то на неделю. Плохо помню, что со мной было. Я просто бродил по стрёмным квартирам, много пил, курил траву и нюхал всякую дрянь. Когда я вернулся домой, мне здорово досталось. Я заработал отвращение к себе и множество новых загонов. Но это стало первым шагом на моём пути к независимости.
Позднее я замечал, что мои родители стали относиться ко мне с некой опаской. Мы отдалялись друг от друга и я был этому рад. Пусть Лукреция и разделяла мои интересы, но вела она себя гораздо тише. Просто милая девочка в чёрном платье в пол, любящая классическую музыку и готические романы. А я становился просто куском проблемы. Я страдал суицидальными расстройствами и фобиями. Все руки от запястья до локтя были изрезаны ножом. Я голодал, добиваясь полмёртвой утончённости.
У меня развивалось гендерное расстройство. Да, были периоды, когда мне действительно хотелось стать женщиной. Я даже начинал принимать гармоны. Мне нравилось носить женскую одежду и пользоваться декоративной косметикой. И в эти моменты я ненавидел себя, ненавидел своё тёло, саму природу. Я был набором комплексов и фобий. По мне можно было защищать диссертацию по психологии. Со временем, это прошло. Я начал склоняться в сторону андрогинности, осознавая, что грани полов и так слишком размыты в современном обществе. И если ты ненавидишь своё тело, это просто повод украсить его татуировками, пирсингаом, шрамами. Мы вольны распоряжаться своей тушкой, как хотим.
Я не нравился приличным девушкам. Они считали меня сумасшедшим сатанистом и каннибалом. Готические сучки из клубов просто текли. Две тысячи пятый год не был проблемой для того, кто хотел поиметь «готэссу» на могиле. И всё нормально, если забыть, что девушки мне попадались сплошь глупые, не разбирающиеся в музыке, литературе и иных сферах бытия. Я не понимал, как другим парням удавалось прощать им эту оплошность. Я знал лишь одну умную девушку — мою сестру, остальные были просто живыми секс-куклами.
Не знаю, когда я начал понимать, что являюсь «не таким, как все» (ну вы поняли о чём я). В своей тогдашней тусовке я познакомился с одним парнем. Он был старше меня на три года. Мой снобистский интеллект нашёл отдушину в наших с ним беседах. К тому же он был чертовски красив. В юности я любил всех, кто похож на меня, так как был полностью поглощён своим нарциссизмом.
Разве что-то может быть искренним в годы постоянного блядства? Я начал встречаться с одной из стереотипных готических дев из тусовки. Тёлки вешались на меня, я не мог им отказывать. Гармоны играли и всё такое.
Она неплохо пела и закончила музыкальную школу. Так мы создали нашу первую группу, играющую унылейший готик-метал с англоязычными текстами про смерть, кровь и вампиров. Так я лишился сценической девственности, потому что больше уже ничего не мог лишиться. Наша группа прожила ровно столько, сколько и наши отношения. Моя девушка трахалась с басистом тайком от меня, так что я просто свалил из группы и её жизни.
Я плюнул на всё и заиграл блэк-метал. Носил камуфляжные штаны, патронтаж, мазался корпспеинтом и надрачивал тремоло на гитаре. Бог мёртв, любви нет, слава Сатане, Mayhem рулит! Я пребывал в извечном конфликте с нашим вторым гитаристом, так как играть сырой True Norwegian Black Metal для гитариста с моим уровнем было просто скучно. Мне хотелось вносить что-то новое в звучание нашей группы, чтобы не звучать как тысячи безликих команд из норвежских подвалов. В последствии меня обвинили в стремлении к продажности и коммерции, да и выгнали нахрен из группы.
Мой отец умер от инфаркта сразу после моего совершеннолетия. Помню, как стоял на похоронах и пытался выдавить из себя хоть слезу. Но мне не было грустно. Было просто как-то никак. После этого матери стало резко не до меня, и я смог спокойно съехать в отдельную квартиру.
Я учился в институте, в надежде, что экономическое образование сможет пригодиться мне в дальнейшем. Переваривал бесполезные знания и просто жарил свои мозги. Изредка я подрабатывал моделью для андеграундных фотографов, которых возбуждали мои кости. Получал за это копейки, но как-то не парился. В фешн-модели меня не брали из-за роста и не очень прямого носа, там я бы смог заколачивать куда больше бабок.
Всё это время я играл в различных командах в качестве сессионного музыканта. Никакого развития, просто машинальная отработка техники. Я продолжал писать что-то для себя, но всё время мне не хватало нормальной группы. Эта тоска просто разъедала изнутри. Я повторял попытки вновь собрать команду, но меня категорически не устраивал уровень всех участников. Все, кто умели хорошо играть, давно уже ушли в более успешные коллективы или играли за бабло у Стаса Михайлова. Я собственно, сам не брезговал подобным шансом заработать.
