Джек Керуак - Доктор Сакс
Этого хватало, чтобы прогнать меня в панике опрометью из моего собственного рассудка — в детстве я был бояка.
Посему легко было увидеть Замок на том холме и пророчествовать Змея.
ДОКТОР САКС (шагая в лунном свете с его саваном, сверхъестественный моцион у лунноветви, задумчиво поднеся посох к челюсти) (лицом к белым коням лунной ночи на горизонте) (пещеры тьмы и долгих власов дальше на Востоке) «Ах — встрепенется ли когда-нибудь мой плащ и затрепещет ли во тьме, и великий ветер Сатаны воспрянет от земли с его — фу! — Стало быть, встречай… что я посвятил свою жизнь поиску и изученью Змея… ибо нет — эти смертные, что здесь вою-ют с часом своего сна традиционными крыльями ангелов… и мычат свои шапочки, они же хлопочки — эти Лоуэлл, эти уровни смертности — дети, бурый покров ночи — встречай, что я оберегаю их от ужасов, коих знать им не дано — а коли познают, пафф, угловатистые поездки, что мне придется предпринять, дабы упростить себя, завершают Миссию Идеала. Пет (стоя теперь сурово и спокойно на второй базе в Час ночи) — Я просто прыгну в пропасть.
Они считают, пропасти нет?
Ах!» — (ибо внезапно он видит меня и прячется).
КНИГА ПЯТАЯ
Потоп
1
Доктор Сакс стоял на темном берегу, на карнизе над водами — был март, река вздулась, плавучие льдины громыхали о скалу — Нью-Хэмпшир изливал свои потоки к морю. Тяжкие снега растаяли за внезапные мягкие выходные — фривольная публика лепила снежки — бегунки шумели в канавках.
Доктор Сакс, крепче придерживая саван на плече, издал тихий смех под рев вод и шагнул ближе к краю —
«Теперь потоп принесет остальное», — пророчествовал он. Сейчас он едва ли виден, ускользая прочь меж деревьев, к своей работе, его «муи-хи-хи-ха-ха» отплывает назад погребально и ликующебезумно, Доктор кинулся к работе отыскивать свои паучиные соки и летучемышиные порошки. «День Великого Паука», он настал — слова его звенят под Мостом Муди-стрит, а он тем временем поспешает к своей хижине Дракутских Тигров — одна осиротелая сосна стоит над его домом-дрогами, куда он, с дверехлопом, исчезает, точно чернила в чернильную ночь, его последний хохот тянется к любому подозреваемому уху в марте — слабо в воздухе, следом за смехом вы слышите отдаленный тупой рев вздувшейся реки.
«Река! река! что ты пытаешься сделать!» — ору я на реку, стоя на карнизе средь кустов и валунов, подо мной огромные плавучие льдины либо скользят глыбищами через скальную запропруду в холокосте, либо безмятежно вплывают во временно темные утопномуты, либо бьются квадратно и бодательно головой о погребальные дроги скалы, за бортом берега, о скальную броню земли в Долине Мерримака — Бойня проливных дождей в снежном потопе. «О роза севера, спустись!» — моей душою вскричал я реке —
И с мостика на северном фееместе, где река шириной в 30 шагов — где-то там, вдали, севернее озера Уиннепесоки, к северу от провалов в Белых горах, Мерримак проходил через младенческую детскую фазу начала от невинного болбопузырья среди Песчаных сосен Сэнди-Пайнз, где сказочный народец мычал вокруг Дитяти Мерримака — с маленького увешанного моста мальчик-любовник в сказке Ханса Кристиана Андерсена уронил в поток розу — то была субботняя ночь, и его маленькая Гретхен отказала ему и пошла на свиданье с Рольфо Мяско — Мальчик-Герой разгромлен, он больше никогда не увидит ее рубиновых губок, не намацает заначку у нее в панталинах, никогда не узрит звезд, сияющих на мягкой смазке ее бедер, он опустился до того, что роет ямы в земле и сует туда до крови, вот и выбросил он розу — Роза предназначалась мэри — и вот она спускается по Долине Мерримака — следом за этим вечным руслом — мимо Пемигавассета, мимо Уиэра, мимо уитисватой жути, мимо стихов ночи.
СТИХИ НОЧИТак падает покров дождя, растаяв
От арф; так арфа золотеет,
Молотом скована, окатанная златом
В карамели, Громадой размягченная.
Шатер усталый ночи весь в дожде,
Что льется звездами вдоль стен,
В златом герое верхних атмосфер
Открылась течь неясности, от коей
Все небеса предпали.
Так головасты подрастают
И квачут лягухи большие
В грязи под Древом Мая.
И костыляет Лень Кобень,
Доктора Сакса давняя жена,
Всякой дряни его предпочитая.
Майбелль Головокруг, девица многих
Причуд, качает обезьянью свою тень
В платах полночной свистопляски;
Вал головастикова мая,
Пляска аллей, затопленных водой,
И треснул Замок под своей землею,
Базальтовый и вздорный Морицик
В промозглости воспламеняет фрузы.
Даббели-ду, даббели-дак,
У хоровода крак.
Хорозвеняй, кольцезвени,
Звяколай Маламан
Звонола Мни.
Под капюшоном сорванцы ссаной реки
Лепят расплавленные шарики из грязи;
Дождь, Дождь, Катаракты Сонные в Покровах,
А тренер «Питтсбургских Пиратов»
Храпит своей утробой.
Глава всей лит зимних печек
Нам жвачку дал попробать.
Так Сакс Ждет в своих Идах,
Приходит Таять Мистером Дождем,
Сотрясши Пирожочек,
Влагами Каплет Раз за Разом.
Златая Роза Есть Ангел
Ловит в волнах с Овлажненными крылами,
Роздых — Нос
Ликует Лютня Уструшни, что
в Каждой Мари в Замотанной Тревоге
Текут к Заре
Накидки Паданцев Крюки мамаш
Сдуваются Дождея в восходе облаков к луне.
Льдины Плывут, Свист
Рокоча об Аркадийского
Пороги, Фарта
Глазам Орлов Косяки Небес —
на Главной так привольно Не Больно.
Полу Мирские танцоры на балу среди разломанного зала,
Доктор Сакс и Вельзевадай кружливую польку Галлипогосят —
Сверчки в грязи цветочных лепестков
Толпят Кувшинки, Жажда
справедливого —
Кринь Крань проломленные братья
Видят, как Майк О’Райан восстает в реке,
Запутанный.
А Пауки зловещей Часины
с потопом близятся
Всякая форма, силуэт или же способ
насекомые колдовской крови
Замок стоит как будто парапет,
И Царства в воздухе порабощены
Субботние Герои ветреного поля
Нажуют кулакостаканы перед mer[97] —
А Мерримак ревет,
Вечность и Дождь Наги
У Порогов Белого Капюшона,
У потемнелых водосливов,
У Манчестера, у Бурого,
У Лоуэлла, Является Роза —
Течет своей дорогой к морю, храбрый рыцарь
Скачет верхом горбатым Мерримаком
Ярость возбуждает
Так и скос дождя открыт,
скорей как роза
Не так неколебим
Как гне
Жидки небеса в ее капленье
жрут скаль
мешают дрём
Вечность подходит и глотает
влагу, востравляет солнце,
дабы воспринять
Дождь спит, когда заканчивает литься
Дождь в гневе, когда солнце кувырком
А розы тонут, когда боль проходит
Стороны водолютней Радужных
Небес —
Звень дрянь маммона
Пой чернью свою песнь.
ПЕСНЬ МИФА О ДОЖДЛИВОЙ НОЧИ
Роза, Роза
Дождливой Ночи Роза
Замок, Замки
Хамки в Замке
Дождь, Дождь
Саван весь в Дожде
Светится Сама в осадке
Каленьем белым в складку
Грубая краснороза в моченой ночи
«До той жуткой субстанции
Мне было много дела».
Туктукап, туктукан,
Дождики в лесах
Сакс сидит в Саване
Кротко-чокнутко
Слух ходит, что он под штанами
Гол, как дитятко.
«Дожде капли, дожде капли,
Оне ведь из люб,
Змей не настоящ,
Лишь шелухи голуб
Ну а ночь раздета
Саван можно увидать
Белыми глазами света
Юный глупый голубок
Вякает с небес
Греза вяжется в снопы
Под шариками с грязью
Водной арфы лепестки,
Растаянные лютни,
Ангелы Предвечности
И в воздух они ссут
Ах, бедная жисть, паранойный доход,
ругань, ругань, ругань,
человек под дождем
Смешайся с костяным растаем!
Лютняй с кличем!
Так дождь сдувается и впрямь
Со всех блажей небес».
— Глубоко внутри я-то не забыл действия реки, в словах, что медленно крадутся, как река, а иногда переполняются, дикий Мерримак в своей резвучести Весны тралялякает вдоль частоколов острых берегов с грузом humidus aqua bus aquatum размерами с одно бурое стремительное море. Ей-богу, как только миновали плавучие льдины, нахлынули буропенные воды ярости, громыхая середь потока единой глыбой, дыбясь, будто спина карнавальной Гусеницы, что кренит свои зеленые миткалевые куски, а внутри орут люди — только тут были куры, утопшие куры украшали всю середину хребторучья по центроречью — бурая пена, грязевая пена, дохлые крысы, крыши курятников, крыши сараев, дома — (из Роузмонта как-то днем, под небом сонности, мне было мирно, шесть бунгало сорвалось от причалов и выплыло на стрежень, как утиные братья-сестры, и отправилось к Лоренсу и другой Вью-Лиге) —
