Стив Айлетт - Надувной доброволец
Наш страх был первосортным, и мы согнулись от хохота.
Навещал Эдди в больнице.
— К чему сидеть в сумеречном мутном помещении, брат? Там, снаружи — целый мир, и твоё имя на нём.
— К чему? — спросил он. — Когда знаешь, что нечто в сей колыбели даже сейчас учится крушить и обвинять.
— Неудачная модель поведения, — фыркнул я. Потом посмотрел на дитя, его желобчатое рыло и медные трубы на поверхности. — Эдди, это не ребёнок ~ не в том смысле, как тебе кажется. Это дитя корпоративное, киборг в синем ошейнике, ядерная тварь.
— Смотри, этим утром у меня никудышная рука — правда?
— Я сказал тебе правду, Эдди — посмотри. — И я наклонил колыбель к нему. — Видишь клапаны насоса и брызжущий пар? Пойми же ты, вздымающиеся затворы управляют телом. У меня сразу возникли подозрения, ведь ты рожал, не будучи женщиной. И на нём парик. — Я стащил с него блондинистый парик и швырнул его в Эдди. — Сколько ты уже тут прохлаждаешься?
— Три дня.
— Ты никогда не платишь.
Молчание Эдди сказало мне, что он заплатил.
— Ну, тогда всё ясно — одевайся, брат, в свои шмотки, в которых был, ты отсюда уходишь. — Невероятно.
Дома разобрал тварь — гидравлика, и иглы зубов в субэтерической плоти, панцирная оболочка, как у краба, механизмы. И у этой штуки и впрямь было телескопическое зрение.
Тем временем, ослеплённый девятнадцатью убийствами, Мэр проскользнул в переулок и скрутил свои руки, увидев красное.
— Я необычен, — убивался он, — но не уникален. — Он стоял под лампой, слишком современной, чтобы давать романтические тени. — Что же я, в конце концов, должен делать? — его руки превратились в молоты.
Проблемы с прессой
— Есть вопросы?
— Какого цвета волосы у дьявола и какая причёска?
— У него нет волос — если вспомните, я объявлял, что он подобен рыбе, точнее, её хвосту.
— Будет ли Эдди пытаться вновь завести ребёнка?
— Не знаю.
— Есть ли рога у Минотавра?
— Да, два — один на носу, и один в центре лба. Он большой и в тяжёлой броне.
— Кто-нибудь когда-нибудь превосходил вашу подружку Руби в чистой сырой энергии?
— И рядом не было.
— Должны ли мы понять, что Мэр — монстр, переполненный злом?
— Да, конечно. Он у нас достойный вызов перекрестью прицела.
— Считаете ли вы кампанию успешной?
— Она закончилась речевым побоищем. Но, с другой стороны, вот мы сидим здесь и рассуждаем о ней. Надо отметить, что Мэр вернул меда в штат на время сегодняшней конференции, потому что сам он поражён расстройством плоти — результат длительного воздействия на ребёнка ядерных созданий.
— Создал ли Мэр имплант, выросший в Эдди?
— Тут неясно, предпосылка его исследования. Ту совки стандартизации и трансформации среднего мозга были в моде. Знаете приглашают недогадливую жертву, ядерные твари врываются в его голову, раскалывают голубые глаза, джентльмены наблюдают, и всё заслоняет зонтик. Мэр обдумывал это развлечение. Но молекулярно он начал выращивать связи металл-металл и производить полиметаллическое покрытие с родием, индицированным на карбон.
— Вы утверждаете, что одноатомные элементы Мэра орбитально перегруппированы?
— Утверждаю.
— Имеются ли подтверждения термогравиметрического анализа?
— Имеются, и результат всегда неизменен.
— Есть ли свидетельства здравомыслящих очевидцев?
— К сожалению, нет.
Беспокойство в толпе.
— Вдобавок была пятидесятипроцентная база весов на кварцевой тестовой посуде.
— Вы утверждаете, что Гудзон меняется на пятьдесят шесть процентов?
— Да.
Тут писаки начали оскорблённо вскакивать, выкрикивать ругательства, кидаться мусором.
— Обман! — упрёк, ранивший всего больнее, брат.
И я смылся оттуда.
Безопаснее всего было спрятаться в пекарне — тесто меняет форму, подстраиваясь под форму моего тела, если застать его в ранней стадии.
— Как дела? — пробурчал пекарь, вытаскивая меня из печи, хотя ему было не слишком интересно.
— Терпимо обожжённый.
— Когда ты лез в печь, ты так не умничал, — подколол он меня.
На следующий день историю подали под заголовком “РАЗОБЛАЧЁН — ПОСТНОЕ КУРИНОЕ МЯСО ВНУТРИ СВЕЖЕРАСПИЛЕННОГО ВЯЗА”.
На чём недолгий срок моего пребывания в центре внимания закончился. Пассаты дули в библиотеке, беспокоя отслаивающуюся кожу на лбу Минотавра.
— Не могу поверить, что я до этого дошёл, — сказал он, наклоняясь ко мне и смутно указывая на колышущиеся занавески. Корабельные балки подпирали стену, словно у кого-то были необходимые средства для их использования. Пиво в банках и морская жизнь. И ещё потасканная деревянная фигура женщины с носа корабля, что гортанно кричала на чужом языке, когда этого меньше всего ждёшь. В списке нужных вещей эта стояла на последнем месте.
— Эти факты, — сказал я ему, не двигаясь, — не зависят от твоей веры, и даже не подозревают о ее существовании.
— Ты, и чья армия? — заорал он, и немедленно сам сконфуженно посмотрел на своё замечание. — Извини, — буркнул он, и береговая линия его рта захлопнулась.
Боб вошёл с грохотом.
— Как вы, ублюдки, сюда попали?
— Через зеркало, — сказал я, не поднимая глаз.
- Ты что, не понимаешь, что для этого есть своё время и место? — выдохнул он. — Минотавр знает, ты — нет?
— Ты прав, конечно. Знал одного парня, он тоже так ругался — экскурсия на войну, и его равновесие потерялось, начал видеть на стене корки мгновений, фосфеновые и карабкающиеся.
— И что с ним случилось?
— Стал миллионером.
- От тебя помощи, как от козла молока, — заорал Боб на Минотавра, подлетел к окну и, сдвинув занавески, указал через озеро на ломтик города. — Это место ещё не существует, и что, о дьявол, ты тут разыгрываешь?
— Не кипятись, брат, — сказал Минотавр. — Мы не вмешивались. Мы не поднимались с этих стульев три дня, именно из-за опустошения, что мы можем обрушить на континуум. — На самом деле, нас ужасно ломало вставать и что-нибудь делать, но прозвучало мужественно. — Всё в порядке, так что сядь и сожми свои мослы вокруг этих красавцев.
Минотавр откусил голову рыбе и отбросил тело. Пол библиотеки уже был усеян тысячами подобных тел.
— Стой, сколько ты уже съел этих мамочек? — спросил ошеломлённый Боб.
— Сколько видишь, брат.
— За три дня?
— Каждый день.
— О, да ладно, — взвизгнул я на Боба, — простая форель.
- Форель? Это ильная рыба, идиот. — А?
— Ильная рыба. — Боб переводил пустой взгляд с меня на Минотавра и обратно. — Вы не понимаете смысла своих действий, не до конца. Вот, посмотрите. — Он подобрал одну из тварей и указал на неё. — Скруглённая пасть, парусный плавник вдоль спины, короткая и толстая задница, и у молоди, — и он сменил взрослую трёхфутовую на малька, — есть странный цепляющийся орган на кончике носа, которым они присасываются к водорослям. По описанию узнаёте кого-нибудь?
— И в чём проблема, брат? — сказал Минотавр.
— Думаю, я понимаю, к чему он ведёт, брат, — сказал я, доставая одну из несъеденных ильных рыб, и разглядывая её морду. Я сдавил ей жабры, и она гупнула ртом. — Вылитый Эдди.
— А? — И Минотавр, выплюнув голову, принялся исследовать пожёванные останки. — О Боже мой.
— Да джентльмены, — иронично сказал Боб, и сел в глубины кресла. — Даже поведением. Обычно лежит недвижно и смотрит пустыми глазами, подальше от действия. Имеет примитивные приспособления, включая воздушный пузырь, позволяющий ей жить в стоячих болотах, и да, некоторое время даже без воды.
— Рыба без воды, — мрачно хихикнул Минотавр. — Отличное высказывание.
- Я всегда думал, он напоминает лягушку, — задумчиво буркнул я.
— Видимо, один из тёмных тупиков эволюции, — сказал Боб, — сплошная вонь и размокший картон.
— С мусорными губами, из которых ложь льётся, как дождевая вода из водосточной горгульи.
— Его разум сжигают в ритуальной жертве дутоголовым пришельцам, которых только он и видит.
— Ткнул пальцем в опасность за моей спиной, — сказал Минотавр, глотая пиво из банки, — и смылся с сокровищами, пока я отвернулся.
— Сначала часами не моргает, а потом пятьдесят раз подряд, — сказал я.
— Абсолютно невыразительная чеканка личности этого человека скрепляет мир как шлакоблок.
— О да, он невыносимо летаргичен, упрямо незакончен и классически безумен.
— Ошибка, на которую мы делаем постоянный и жалостливый допуск.
— Жалко бухой и притворяется, что наоборот.
— Потеет, как чайник, когда думает о будущем.
— Говорит, что никогда не спит, но кричит перед рассветом.
— Весь день в бигуди, и глаза в банке.
- Безмозглый, маяк научного сообщества.
— Колотил медузу большим камнем.
