Стив Айлетт - Надувной доброволец
- Чего?
— О, а мы не говорили о встречных намерениях?
— О Боже мой.
— Вот-вот.
— Я маленький человек.
— Я знаю, это трудно. Ладно, мне пора идти.
— Но… но…
— У тебя вопрос?
— Ты псих.
— Вопрос?
— Ты считаешь нормальным, — я сказал нормальным, — что всякие монстры, эти ядерные твари, как ты их назвал, с рычанием лезут из стены и утаскивают твоего коллегу в какой-то свитый ад?
— Я считают это благословением, — сказал я и ушёл хохоча, пока кровь не пошла у меня из дёсен.
Конечно, после вечного осуждения Фреда я заключил сделку с дьяволом, по условиям которой он внезапно залетал за редкой камеей в кошмары, что я организовывал для всяких беспокойных и измученных совестью ублюдков. В плане денег — ноль, зато сколько смеха.
И ещё была ужасающая мэрская кампания — я включился в неё, когда смертельная рана окутала мой дом, поглощая диваны и ломая стулья с треском, звучащим громче, чем он есть. Я постоял на улице с минуту, посмотрел на деформации из сада. Мэр подошёл и сказал, что у меня злой вид.
— Нет, — сказал я, — просто жевал кой-какие отбросы и тут процесс прервало какое-то мрачное чудо. Глянь.
И я указал на камин, выпускающий подбородок.
— Не хватает изящества, — сказал он в смущении и перешёл к близлежащему делу. — Ты мне не нравишься, и я здесь потому, что нужна твоя помощь в осознании того, откуда взялся закон, запрещающий мне убить тебя исключительно по этой причине.
— Ничем не могу помочь, — сказал я и припустил бегом. Он догнал меня, пару раз стегнул ремнём и потом спросил совета насчёт медиа. Поначалу я с радостью ему всё объяснил. Но теперь, особенно если прибавить дьявола, я ощутил, что хочу некоего руководства в отношении последующих больших событий в моей никудышной жизни.
— Зажарь это и продавай без рецепта, брат. Давай, гарантирую тебе уважение. Уважение, и даже больше.
Но теперь…
— Теперь подожди минутку…
— Подожди минутку, — говорит он с неизменным отпугивающим мертвецов обаянием. — Твой согнувшийся перед прыжком интеллект загонит твою потенциально сладкую и радужную жизнь в петлю, брат, и я буду там ставить деньги на другую сторону, так и сделаю. Будь ты проклят, проклят, адски проклят!
— Ну, спасибо, падре, я — я насладился беседой… беседочкой.
И я вывалился из исповедальни, как слепой.
Небо цвета пива, моё прошлое укутано в карманы плаща. Гроза возлежит на вулканическом ветре. И что мне оставалось делать — только пугать ночь козлиными ангелами и аппаратом. Как другие зарабатывают на жизнь? Наполняют веру пациентов. Появляются на подмостках, жирные, как всегда, мол, пусть дебилы в первом ряду загадают цифры. Ранят кафедру танцами.
Агент бюро путешествий — размолоти в блин идею, что приключения идут в комплекте с блевотиной, и ты что-нибудь да поймёшь.
Повар?
— Мы нашли кучу змей в пироге. — И на этом всё кончится.
Ужас в той же униформе.
И я подумал про тётю и её недоброе искусство.
— Двенадцать глаз, скорее, для красоты, — говорила она. Это было много лет позднее её одержимости трупными головами и лихорадки. Теперь она делала мульти-поколениевые мясные скульптуры из мёртвых лебедей и миног. Получалось настолько неудачно, что мне почти пришлось объяснить ей — пока я смотрел, отваливались целые куски. “Нет, — подумал я, — жизнь художника не для меня”. Сменить лошадей или позволить таким крайностям увлечь меня? Посмотри, куда меня завели трупные головы. Вот уж чего мне не нужно во тьме.
- Неплохо, тётя.
— Восемь фунтов.
— За просмотр.
— Именно.
— Идёт.
И что, это путь?
Снег скрипит под ногами. И я увидел, что справа Резчик сел на парковую скамейку — редко когда увидишь его на свободе. Такой живчик. Как-то начал дубасить людей, и оказал на них огромное влияние. Никто не мог поверить, когда он изменился.
— Прежний Резчик катался на корове, — говорили они с вполне объяснимой тоской. И, значит, он помахал мне.
— Ого, Резчик, — сказал я. — Ого.
Выгнанные из зоопарка цапли пялились на нас, тощие и рахитичные.
— Переживаю я за Фреда.
— Да, — сказал я, удивлённый его логичностью. — Ну, видел его там внизу, в цепях оков.
— Ты как знаешь древнюю историю?
— Небо не было картошкой.
— Именно так, правда? Ладно. Сразу к делу, расскажу тебе кое-что. Прошлое обретает святость. Можно прогнать плуг через бумаги относительно моих преступлений. Но вымогательство в те дни стало столь привычно, что совсем не развлекало, мы исполняли его через силу, как гимны. Непристойные увеселения и совершенные перепалки считались добродетелью, но я подвергал сомнению сию мудрость. Считал, что из всех людей лишь я найду тайный путь. Увернись от рукопожатия и синяка под глазом за телохранителем.
— Невинные ожидания. Оставь мою зазубрину в самоуверенности властителей. О ухищрения — лишь иди от попытается прожить без них. Скольким призракам придётся вселиться в трупы идиотов, дабы двигаться в них, выражая себя из-за трупной маски и выкликая свои требования, по большей части, весьма тоскливые — конкретные сорта печений и так далее — приколы и печенья в подземном мире — последний писк моды, представь себе.
— Ищи только вопящих шутников и повреждённую психологию, и ты найдешь, брат. Вполне быстро изучил я язык кур и начал кричать на них про мир и что они могли бы в нём найти, если бы вырвались мыслями дальше зерна и чепухи, и, похоже, я привёл их в восторг.
Никакой реакции. Возвращайся в мир, казалось, говорили они, и скажи там, что мы тут вполне себе счастливы. В конце концов, я так и не нашёл ни одного агрессивного оппонента. Ладно, подумал я, топая по двору фермы, постойте, вы ещё увидите, как около вас визжит топор — и едва я завершил эту мысль, меня очень медленно переехал трактор. И апоплексический фермер дал мне минуту, чтобы бежать.
— Так он и сказал — беги. Голос общества. Поверь мне, я бежал, когда увидел огонь и вилы. Спрятался в стогу сена, мне помог слепой, который не знал моего зла, всей глубины моей порочности. В конце концов, устроился работать судьёй, хотя они думали, что я слишком страшён даже для того, чтобы купить себе шлюху, чем я и заработал хорошую репутацию для юридической профессии.
— Я раньше не знал.
— О, да. Но однажды, на беду свою, я отпустил замечание во время широко освещаемого слушания.
— И что ты сказал?
– “Желудок мой — громадный мешок с котятами”.
— Ясно.
— Открыл нервный магазин. Ублюдки приходили и заказывали предметы, о которых я сроду не слышал, каждый слог выдыхая через силу. И такие оскорбления мне приходилось выносить, пока я не поставил ногу на голову собаки и не сказал, мол, “дам ему оттянуться”, если они не разойдутся. По какой причине ждали они, что я буду смеяться над их издевательствами над моей собственной жизнью?
— Ангелы падают в урагане града, отскакивая. В итоге, тяжёлые орудия. Пытаясь возвратиться, разум вонзает свои когти в мою черепную коробку. Бред — повторные показы адских и мыслящих спутников, ну ты знаешь. Дефекты понятны, голова общедоступная, и в термосе у меня абстрактные племена. Розы в отчаянии замирают, память питается ништяками из отбросов.
Здесь знаки указывают на листву. Подушка соли — это кое-что, вещь, брат! Я пожираю богов. Богов в тесте. Осмелюсь предположить, ты тоже?
Я помедлил с ответом. Новый серебряный озноб прополз, как призрак, и он встал, весь в перьях.
— Хватит слов. Только напоследок — ты более чем кто-либо, способен спасти западную цивилизацию от себя.
— Что? Куда ты?
— Запинающийся побег.
И он ушёл прочь. Англия — ворсистая земля под облаками. “Испеките меня, — сказал я, широким взмахом осеняя обрывы Дувра, — и передержите в блядской печи”.
Могучая активность полтергейста сопутствовала мэрской кампании, но когда она успокоилась, мы уже все были в шоколаде.
— Так не может вечно продолжаться, — сказал я Мэру, прихлёбывая бренди и пересчитывая пачки бабла, толстые, как ухо пса.
— Нет, при твоём участии — не может, — ответил он, затягиваясь сигарой, и, лениво потянувшись к верёвке колокольчика, призвал бригаду, быкошеих ублюдков, чтобы выкинуть меня на улицу.
— Не о чем переживать, брат, — утверждал позже Эдди в баре. — Это всё любители-ласкатели коров. Масонские ублюдки по колени в крови при вспышках заката. Лучше не иметь с ними ничего общего.
— Думаю, на этот раз, ты прав в каждой детали, Эдди, — вздохнул я. — Всё-таки мне неплохо бы поберечь свою репутацию.
— Ты про репутацию раболепного соучастника?
И я выбросил руку вперёд так быстро, что он не успел опустить стакан. Шрапнель во все стороны. Обычная, вялая и бесцельная потасовка с человеком, чья злость уже потрачена, и толпа вокруг жертвы, которая уже жертва. Но возникла проблема, когда Эдди начал порождать нечто с хвостом и явственно нечеловеческое.
