Чарльз Буковски - Юг без признаков севера
– Наверное, и это возможно.
– А ведь ее держат в подвальной комнатенке, боже мой. У нее за квартиру заплатить не хватает.
– В подвале?
– Да, у них там комната есть рядом с бойлерами и прочей сранью.
– Трудно поверить.
– Точно, она там. И я люблю ее, мужик, и у меня нет денег ей помочь.
– Это грустно. Я в такой ситуации бывал. Больно.
– Если я смогу встать на ноги, если я смогу продержаться дней десять и вернуть здоровье – я смогу где-нибудь получить работу, смогу ей помочь.
– Что ж, – ответил я, – сейчас ты пьешь. Если ты ее любишь, завязывай. Прямо сейчас.
– Ей-богу, – сказал он, – завяжу! Вот этот стакан прямо в раковину и вылью!
– Что за мелодрамы? Давай его сюда.
На лифте я спустился на первый этаж с квинтой дешевого виски, которую спер в винной лавке Сэма неделю назад. Потом спустился по лестнице в подвал. Там горела крохотная лампочка. Я пошел дальше, пытаясь отыскать дверь. Наконец, нашел.
Времени, должно быть, час или два ночи. Я постучал. Дверь приотворилась на щелочку – там стояла по-настоящему прекрасная женщина в неглиже. Этого я не ожидал. Молодая, к тому же – рыжеватая блондинка. Я просунул ногу в дверь, затем впихнулся внутрь сам, закрыл дверь и огляделся. Вовсе не плохое местечко.
– Кто вы такой? – спросила она. – Убирайтесь отсюда.
– У вас здесь славная комнатка. Мне она больше нравится, чем моя.
– Убирайтесь вон! Вон! Вон!
Я выташил вискач из бумажного кулька. Она взглянула на бутылку.
– Как тебя зовут? – спросил я.
– Джини.
– Послушай, Джини, где ты хранишь свои бокалы?
Она показала на стенную полку, я подошел и снял два высоких стакана для воды.
Рядом была раковина. Я налил в каждый немного воды, подошел к ней, поставил, открыл виски и заболтал. Мы сидели на краешке ее постели и пили. Она была молода, привлекательна. Я глазам своим не верил. Я ждал невротического взрыва, какого-то психоза. Джини же выглядела нормальной, даже здоровой. Но виски ей нравился. Пила она его наравне со мной. Примчавшись сюда в порыве желанья, я больше этого порыва не ощущал. То есть, если в ней и был где-то поросенок, или нечто непристойное, или мерзкое (заячья губа, все, что угодно), мне бы больше хотелось сюда вселиться. Помню, прочел я как-то историю в Беговой Форме о породистом жеребце, которого никак не могли заставить покрыть кобылу. Ему приводили прекраснейших кобыл, что только могли достать, а жеребец от них только шарахался. Затем кто-то, который что-то понимал, высказал мысль. Прекрасную кобылу всю обмазали грязью, и жеребец немедленно на нее кинулся. Теория же заключалась в том, что в жеребце перед всякой красотой просыпался комплекс неполноценности, а стоило красоту испачкать, изгадить, он, по крайней мере, начинал чувствовать себя равным, а может и высшим. Ум жеребца и ум мужика могут сильно друг на друга походить.
Как бы то ни было, Джини нацедила следующую и спросила, как меня зовут и где я квартирую. Я ответил, что, мол, там, наверху, и мне просто захотелось с кем-нибудь выпить.
– Я тебя видела в “Залезае” как-то вечером, с неделю назад, – сказала она. – Ты такой смешной был, все с тебя смеялись, ты всем покупал выпить.
– Не помню.
– Зато я помню. Тебе нравится мое неглиже?
– Да.
– А что тогда штаны не снимаешь и поудобнее не устраиваешься?
Я так и сделал, и уселся с ней на постели. Двигался я очень медленно. Помню, как говорил, что у нее славные груди, потом сосал одну из них. Потом вдруг мы приступили. Я был сверху. Но что-то не срабатывало. Я скатился.
– Прости, – сказал я.
– Все в порядке, – ответила она. – Ты мне по-прежнему нравишься.
Мы сидели, смутно о чем-то беседовали и допивали виски.
Затем она встала и выключила свет. Мне стало очень грустно, я забрался в постель и привалился к ее спине. Джини была теплой, полной, и я слышал, как она дышит, и чувствовал ее волосы у себя на лице. Мой член начал подниматься, и я потыкал им в нее. Я почувствовал, как она протягивает руку и направляет его.
– Ну, – произнесла она, – ну, вот так…
Вот так было хорошо, долго и хорошо, а потом мы закончили, а потом уснули.
Когда я проснулся, она еще спала, и я встал, чтобы одеться. Я надел на себя все, когда она повернулась и посмотрела на меня:
– Еще разок, потом уйдешь.
– Ладно.
Я снова разделся и забрался к ней. Она повернулась ко мне спиной, и мы сделали еще раз так же, как и прежде. После того, как я кончил, она не повернулась.
– Ты еще ко мне придешь? – спросила она.
– Конечно.
– Ты живешь наверху?
– Да. В 309-й. Я могу к тебе, или ты ко мне можешь.
– Лучше ты ко мне, – ответила она.
– Хорошо, – сказал я. Я оделся, открыл дверь, закрыл дверь, поднялся по лестнице, зашел в лифт и нажал на кнопку 3.
Примерно неделю спустя, вечером, мы выпивали вина с Марти. Разговаривали о разном, неважном, а потом он сказал:
– Господи, как мне ужасно.
– Что, опять?
– Ага. Моя девушка, Джини. Я тебе о ней рассказывал.
– Да. Та, что живет в подвале. Ты в нее влюблен.
– Ага. Ее вышибли из подвала. Она даже за подвал платить не могла.
– Куда она пошла?
– Не знаю. Пропала. Я слышал, что ее вышибли. Никто не знает, что она делала, куда пошла. Я сходил на собрание Анонимных Алкоголиков. Ее там не было. Мне плохо, Хэнк, мне в самом деле очень плохо. Я любил ее. Я скоро рехнусь, наверное.
Я не ответил.
– Что же мне делать, мужик? Просто на части все рвется…
– Давай выпьем за ее удачу, Марти, чтоб ей повезло.
Хорошую и долгую мы за нее пропустили.
– Она нормальная была, Хэнк, ты должен мне поверить, она такая четкая.
– Я тебе верю, Марти.
Через неделю Марти выкинули на улицу за неуплату, а я устроился работать на мясокомбинат, а через дорогу там стояло два мексиканских бара. Нравились мне эти мексиканские бары. После работы от меня несло кровью, но всем это было до балды.
Только когда я садился в автобус ехать к себе в каморку, носы начинали морщиться, на меня гадко смотрели, и я начинал себя чувствовать мерзким снова.
Становилось легче.
Наемный убийца
Ронни должен был встретиться с теми двумя в немецком баре в Силверлэйке. Было 7.15 вечера. Он сидел за столиком один, пил темное пиво. Барменша – блондинка, приятная задница, а груди такие, что сейчас из блузки вывалятся.
Ронни любил блондинок. Это как разница между коньками и роликами. Блондинки катаются на коньках, а остальные – на роликах. Блондинки даже пахнут по-другому.
Но женщины – это всегда хлопоты, а для него хлопоты часто перевешивали радость.
Иными словами, цена была слишком велика.
Однако, мужику женщина время от времени необходима – хотя бы для того, чтобы доказать, что он ее может заполучить. Секс уже на втором месте. Этот мир – не для влюбленных и никогда не будет.
7.20. Он махнул ей, чтобы принесла еще пива. Она подошла с улыбкой, неся пиво перед грудью. Вот такой она не могла не нравиться.
– Вам нравится здесь работать? – спросил он.
– О, да, со многими мужчинами знакомлюсь.
– С хорошими мужчинами?
– И с хорошими, и с другими.
– А как вы их отличаете?
– По виду.
– А я какой?
– О, – рассмеялась она, – хороший, конечно.
– Вы заработали чаевые, – сказал Ронни.
7.25. Сказали, в семь. Он поднял голову. Курт. С Куртом – еще один парень.
Подошли к столику и сели. Курт махнул рукой, чтобы принесли графин.
– “Бараны” ни хера не годятся, – сказал Курт. – Потерял на них в этом сезоне 500 баксов, ни больше, ни меньше.
– Ты думаешь, Протро уже кранты?
– Да, с ним уже все, – ответил Курт. – Кстати, это Билл. Билл, это Ронни.
Они пожали друг другу руки. Подошла барменша с графином.
– Джентльмены, – сказал Ронни, – это Кэти.
– О, – сказал Билл.
– О да, – сказал Курт.
Барменша рассмеялась и отрулила, виляя задом.
– Хорошее пиво, – сказал Ронни. – Я уже здесь с 7 часов жду. Точно вам говорю.
– Тебе вовсе не надо напиваться, – заметил Курт.
– А он надежный? – спросил Билл.
– Самые лучшие отзывы, – ответил Курт.
– Слушайте, – сказал Билл, – мне не нужна комедия. Это мои деньги.
– А откуда я знаю, что ты не свинья? – спросил Ронни.
– А откуда я знаю, что ты не подорвешь с двумя с половиной кусками?
– Три куска.
– Курт сказал, два с половиной.
– Я только что поднял цену. Ты мне не нравишься.
– Меня твоя жопа тоже не волнует. Я ведь запросто могу все и отменить.
– Не отменишь. Такие, как ты, никогда не отменяют.
– Ты этим занимаешься регулярно?
– Да. А ты?
– Ладно, джентльмены, – сказал Курт, – мне наплевать, на чем вы сговоритесь. Я получаю свою штуку за контракт.
– Везунчик ты, Курт, – сказал Билл.
