Владимир Сорокин - Норма. Тридцатая любовь Марины. Голубое сало. День опричника. Сахарный Кремль
– Истинно так.
– Коли жена свой грех в Оптиной Пустоши замолила, так стало быть – прощена?
– Прощена.
– А я ее простить не смог.
– Это уже ваш грех.
– Мой, мой. Но простить не могу.
– Знаете, Трофим Ильич, мне кажется, вы просто мало секли вашу супругу.
– Я не любитель порки.
– Вам не надобно было вести жену в участок и класть под чужие розги, а посечь ее самому, и как следует. Мой муж никогда не водит меня в участок.
– Он часто вас сечет?
– Раз в неделю. По субботам.
– Часто. Есть за что?
– Ну… знаете… грех всегда найдется. Но между нами говоря – есть за что.
– Ха-ха-ха! Вы зело откровенны!
– Грех-то сладок, как говорится. Я женщина слабая, а нечистый искусен в сетях своих.
– Знамо дело. Не согрешишь – не покаешься.
– Святая правда!
– Но, честно говоря, раз в неделю… сие как-то… больно часто!
– Ничего, я привыкла.
– А тело ваше, простите, тоже привыкло?
– Меня пробить не просто. Да и хорошие снадобья имеются. Мази.
– И вы не держите зла на муженька?
– Что вы! Бьет – значит любит. А потом – он же не дерется, как пьяный, а розгою сечет, как по «Домострою» уложено. Мама моя вон мне обзавидовалась: в ихние времена-то смутные сечь жен не положено было, потому как безбожною Россия была. Мама говорит: «Ежели б меня отец твой покойный сек по субботам, мы бы сейчас жили в трехэтажном доме».
– Нет, я не против порки по сути, но все надобно делать обдуманно…
– Все надобно делать, как уложено, Трофим Ильич. Наше дело бабье – мужу подчиняться. Муж у меня мужчина обстоятельный, неспешный. Домовитый. И сечет так же – без спешки, правильно.
– Мда… озадачили вы меня, Вера Константиновна.
– Чем же? Что муж любимый меня к кату в участок не водит? Это вы меня озадачили. Ой, как быстро подвигаемся-то! Наконец-то! Эдак я и до обеда успею.
– Успеем, с вами везде успеем. Ух, какой гладкий мех… Все-таки живородящие шубы – что-то особенное.
– Нравится? Погладьте ее, ей тоже приятственно.
– Нежная…
– Вы ей тоже понравились.
– Знаете, у меня такое чувство, будто мы с вами старинные друзья.
– Вот как?
– Нет, не смейтесь.
– Я не над вами. Мне просто хорошо.
– Правда, я вас где-то видел. Вы где служите?
– В «Добрыне».
– Вы создатель?
– Нет, преобразователь.
– По умным?
– По ним, родимым.
– Никогда бы не подумал, что такая красавица занимается умницами.
– Вы полагали, что я всего лишь домохозяйка? Нет, я с ухватами возиться не люблю.
– А кто же у вас дома у печи стоит?
– Стоят мама, две бабки да стряпуха. А по выходным и сволочь помогает.
– Хорошо, когда родные живы.
– У вас уже нет?
– Отец в Абхазии погиб, от грузинской пули, еще когда я мальчиком был. А мама уехала с китайцем.
– И вас бросила?
– Вроде того. Я при бабушке и мальчишествовал, и отрочествовал.
– Наверно, бабушка вам потворствовала?
– Не без того. Но и наказать могла. Рука у нее была тяжелая.
– Сирота вы горемычная.
– Я веселый.
– Заметила уже.
– Вера Константиновна, мы уже у цели. Девять человек впереди нас осталось! Вот как с вами быстро все оборачивается!
– Скажите на милость, вы бой кремлевский для дочки покупаете?
– А для кого ж еще? А вы?
– Моим.
– У вас…
– Трое.
– Превосходно! Видать, у вас состоятельный муж. Да и по шубе видать.
– Да, не бедствуем, слава Тебе, Господи. Муженек мой купец.
– Чем торгует?
– Зимою – сиянием, а летом – самокатами.
– Доходное дело.
– Не жалуемся. А вы-то чем хлеб насущный зарабатываете?
– Никогда не угадаете.
– Сдается мне, вы государственный, не деловой.
– Не то и не другое.
– Тогда церковный?
– Тоже нет.
– Откупщик?
– Нет.
– Тягловый?
– Эка, куда хватили…
– Ну, неужели захребетник?
– Плохо думаете обо мне.
– Приписной?
– Вот-те раз! Спасибо!
– Наемник?
– Аз есмь человече мирный.
– Временнообязанный?
– Упаси Бог.
– С вами ум сломаешь… паленый?
– Пока еще нет.
– А кто ж тогда?
– Я знахарь.
– Ой, какая прелесть! Вы привораживаете?
– И это тоже. Но, сдается мне, что вы меня сегодня приворожили, а не я вас. И ваши чары посильнее моих.
– Вы надомный или приходящий?
– Скорее – приходящий.
– И давно уже?
– С детства. У меня и бабушка, и мамаша знахарствовали.
– Они вам передали?
– Точно так. Передала бабуля.
– Скажите… ой, опять толкаются… да что ж это… смотрите, он лезет без очереди!
– А ну-ка ты, плешь водяная, куда прешь?
– Толканите его, толканите! Православные, не пускайте этих!
– Мы тутова стояли!
– Тебя тут не стояло, мурло!
– А ну, не замай!
– Я те дам – не замай! Пшел отсюда!
– Господи! Еще прут! Их вообще тут не было!
– А ну, потеснися!
– Я те потеснюсь! Во, видал?!
– У меня стукалка-то поболе твоей! Во!
– А ну…
– Я те…
– Ах ты, гнида…
– Эй, эй, ну-ка кончайте!
– Мужчины, что вы смотрите?!
– Это деревня сраная прет! Не пускайте их!!
– Сладенького им захотелось! Рвани!
– Пош-ш-ш-шел!
– Я те дам! Я те…
– Пошел! Пошел!
– Ах ты, залупа… я те…
– Ща хребет переебу!
– Заебешься, сволочь земская!
– Срань оброчная… ну… ну… вот тебе!
– Я те… Я те…
– На, гад!
– Ах ты, ебаный…
– Мужчины! Мужчины!!
– Православные, прекратите!
– Отступите, Христа ради!
– Продавец, не отпускай! Тут мордобой!
– Они по-матерному ругаются! Нажмите околоточного!
– Не пускайте их!
– Я те… сволочь…
– А ну…
– А так, а? А так?! А так?
– Пихайте их из очереди! Пихайте к свиньям!!
– А… вот! Ну? Во… ну? Еще? Иди, иди сюда!
– Я те… Я те…
– Куда… гадина… ку-да… ку-да! Ку-да!
– Помогите!!!
– Не отпускайте никому! Остановите продажу!
– Гады какие, а?!
– Вон околоточный идет!
– Арестуйте их!
– Бляди!
– Они по-матерному ругались!
– ПЕРМЯКИ, НЕ ШУМЕТЬ! НЕ ТОЛКАТЬСЯ! СТОЯТЬ, КАК ПОЛОЖЕНО!
– Отгоните их!
– Эти лезут!
– Они по-матерному ругались! Я записала! Околоточный, я все переписала!
– ПЕРМЯКИ, НЕ ШУМЕТЬ! БУЗОТЕРОВ ЗАБЕРЕМ В УЧАСТОК!
– Двигайтесь, сударыня, не разевайте рот!
– Я же за вами, чего вы?
– Нет, я там стоял… эй, а ну, пусти-ка…
– Встаньте в очередь, православные!
– А где?… А вот…
– Околоточный, можно донести? Они по-матерному ругались!
– ПЕРМЯКИ, СОБЛЮДАЙТЕ ПОРЯДОК!
– Вера Константиновна!
– Ой, меня от вас оттерли!
– Идите сюда! Пропусти, борода!
– Ой, ужас!
– Шуба цела?
– Цела, родимая!
– А вы сами?
– И я цела!
– Слава Богу. Идите, идите вперед! А вы отойдите! Вы – за нами!
– Так, мне все, что можно.
– Остались токмо стены.
– А башни?
– Башенный бой распродан.
– Как так?
– Токмо стены, женщина. Берете?
– Зачем же я стояла… А почему не сказали?!
– Вы берете стены или нет? Ежели нет – проходите, не задерживайте других.
– Свинство какое!
– Вера Константиновна, берите стены, берите!
– Да, но…
– Сударыня, берите или ступайте с Богом отсель!
– Не задерживайте, православные!
– Ну, давайте стены…
– Токмо две упаковки в руки.
– Боже мой! Это грабеж!
– Дайте ей хотя бы три!
– Не имею права. С вас четыре рубля серебром или полтинник золотом.
– Какое безобразие! Ради чего я стояла?!
– И мне давайте. У меня червонец.
– Так… возьмите сдачу.
– Я ВОТ ТЕБЕ ПРОЛЕЗУ! Я ВОТ ТЕБЕ ПРОЛЕЗУ! А НУ – ВСЕМ ОТОЙТИ ОТ ОЧЕРЕДИ!
– Они по-матерному ругались!
– Пойдемте отсюда.
– Тут не выберешься…
– Позвольте.
– Благодарю вас… Господи, какое хамство!
– ОТОЙТИ ОТ ОЧЕРЕДИ! БАБУШКА, ДАВАЙТЕ ВАШ ДОНОС!
– Принимай, сынок!
– Пойдемте здесь…
– Хамство, хамство!
– Не расстраивайтесь.
– Нет, ну они рекли в пузыре позавчера: кремлевский бой, башни и стены, можно выбрать, разная цена! А тут – токмо одни стены, на тебе! И по два целковых!
– Башни разобрали по своим, ясное дело.
– Хамье какое! Давайте донесем на них?
– Токмо время терять.
– У меня трое детей! Что же – рвать упаковку?!
– Разорвите да разделите.
– Но она красивая! И кусочки-то правильной формы! Два куска всего! Дробить?!
– Раздробите. Или нет. Вот что: милейшая Вера Константиновна, примите от меня эту упаковочку в знак нашего с вами знакомства.
– Ну, что вы! Это невозможно.
– Без слов! У меня одна дочка. Хватит и одной упаковки.
– Нет, ну, право…
– Все. Она ваша.
– Тогда я вам два целковых отдам.
– Ни в коем случае!
– Но я не могу так просто взять, Трофим Ильич!
– Я уже забыл про это.
– А я – нет! Я ваша должница.
– Хорошо. Коли должница, обещайте, что я смогу пригласить вас на чашечку чая.
– Прямо сейчас я не могу, мне на службу надобно.
– А вечером?
– Вечером… так. После восьми тогда.
– Замечательно! Вы где проживаете?
– Вон там, возле рыбного рынка.
– Так рядом! Вы – центровая пермячка.