Рю Мураками - Война начинается за морем
Портной залпом выпивает бутылку молока у стойки. Какой-то нетрезвый старичок затянул песню, и сестра кричит через весь зал, чтобы он заткнулся. После молока молодой человек немного успокаивается, и страшные нарывы на время перестают маячить у него перед глазами.
Обычных больных выносят на улицу, а вместо них принимают раненых. Во всем происходящем чувствуется что-то нехорошее… «В конце концов, меня это не касается. Самое главное теперь — позаботиться о матери…» И образ измученной, иссохшей как скелет матери заслоняет от него всех остальных людей. Все живущие становятся частью его матери, а она — частью его самого. «Эта тошнота — моя мать. Эта гадость, что стоит у меня в горле, все это она! А язвы стали частью ее самой…»
Наконец он чувствует дуновение ветерка. Денек довольно пасмурный, но все равно главная улица смотрится потрясающе красивой. И дело тут не только в праздничных декорациях. Половодье огней на миг ослепляет его; мимо проходят девушки с волнующими разрезами на платьях, их щеки пылают от удовольствия. А какая у них чудесная ухоженная кожа! От нее исходит дивное благоухание, совершенно не похожее на запах этой проклятой мази…
Молодой человек вливается в толпу, которая движется по направлению к старой школе. Он снова ощущает знакомое лихорадочное возбуждение. Если с утра город напоминал сонный аквариум, то сейчас он изменился до неузнаваемости.
После больницы свежий воздух кажется особенно приятным. Молодой человек чувствует прилив сил, он бодро шагает по мостовой среди шума, смеха и щебетания птиц, радуясь своей кратковременной свободе.
Почему-то больше всего птицам нравится садиться на церковную крышу. По небу стелется дым от заводских труб, сквозь который смутно виднеется верхушка горы. И вдруг все происходящее становится похоже на прозрачный экран, и молодому человеку представляется, что он видит другой мир: солнце, морскую даль и город на горизонте. Два изображения — реальное и воображаемое — наслаиваются друг на друга. Молодого человека неотрывно преследует образ его матери: он почти ощущает ее дыхание, ее кошмары; перед глазами возникают гнойные нарывы на ее спине, сухой и пожелтевший язык. Иногда на ее лице слабо светится ласковая улыбка, и взгляд ее не выражает ничего, кроме нежности… Молодой человек слышит ее голос, который просит: «Ну спой, спой мне песенку…»
Он замедляет шаги и оказывается перед центральной площадью. Она выглядит довольно странно: ни люди, ни деревья, ни декорации не отбрасывают тени. Все готово к началу; и эстрада, и оркестр на ней, и голуби, и воздушные шары…
Его все еще подташнивает, и молодой человек присаживается на скамейку.
На другом ее конце уже устроилась влюбленная парочка. Мужчина почти зарылся лицом в локоны своей подруги, а та счастливо улыбается и теребит его рубашку. На секунду парочку закрывает группа людей, и вместо смешливой барышни появляется толстяк в черном пиджаке. Пыхтя, он с трудом утирает капли со лба. Рубашка вокруг пупка так натянулась, что, кажется, еще чуть-чуть, и с нее отлетят пуговицы. (Девушка на скамейке достает платочек и прикладывает его к губам своего кавалера.) Мимо, размахивая руками, пробегает женщина в красном. (Девушка откинулась на спинку скамейки и захохотала.) Три дамы бальзаковского возраста выгуливают своих мопсов, и у каждой в руке бумажный пакет. Нет, это не мопсы, а какие-то длинношерстные карлики. Девушка как бы невзначай роняет сережку, а потом пытается снова вдеть ее в ухо. Она взглядом просит мужчину помочь ей, и тот осторожно касается ее уха своими пальцами. Девушка уворачивается и смеется, довольная. А вот совсем юная барышня тянет за руку двоих карапузов, сосредоточенно поедающих мороженое. Кто-то усатый и в котелке громко замечает своей спутнице с ребенком на руках (судя по всему, жене): «Я говорил, что надо было захватить зонтик!» Пока он разглагольствует, жена ставит ребенка на землю и поправляет мужу узел на галстуке.
Девушка на скамейке без конца смеется, показывая при этом кончик языка. Это нервный тик. Язык совсем розовый и на конце слегка заострен. Глядя на него, молодой человек сразу вспоминает о матери и с грустью думает, что она умрет. Мимо проходят военные в парадной форме, рабочие в своих голубых комбинезонах; величественно проплывает полная дама в платке; плетется древний старик с забинтованной головой. У многих прохожих на одежде заметны пятна от рыбьей крови и жира. Какой-то мертвенно-пьяный субъект со всех сил трахнул об асфальт бутылку водки. Уже в сотый раз к скамейке подходит девочка на костылях: наверно, она потерялась в этой толпе. Ее левая нога болтается в воздухе — она на несколько сантиметров короче правой. Вообще среди гуляющих сегодня ужасно много калек, преимущественно слепых. То тут, то там мелькают белые трости, кого-то влачит за собой собака-поводырь, или тянет за руку добрый родственник. А вот, уцепившись за плечо приятеля, пропрыгал человек с высохшей ногой; пустая штанина развевается, как флаг. Следом катит на колесиках безногий — у того обе брючины связаны между собой узлом. Сразу за безногим появляется альбинос с непропорционально большой, как воздушный шар, головой… Горбунья с довольно симпатичным личиком — на ней платье хорошего покроя, а распущенные волосы красиво ниспадают на сам горб.
На колени смеющейся девушки вдруг тяжело падает пожилой, сильно пьяный гражданин. Девушка пронзительно взвизгивает, и ее кавалер осторожно пересаживает старика на свободное место. «А-а, так-то лучше! — удовлетворенно рычит престарелый хулиган. — На камне сидеть прохладнее!» В это время неизвестно откуда на площадь выезжает целый отряд байкеров, и к ним стремглав бегут полицейские. Веселого старика начинает рвать, и он смешно подпрыгивает в такт своим конвульсиям.
Портной поднимается со скамьи. Дыня! Он же обещал матери купить дыню! Надо быстро убираться отсюда и разыскать какого-нибудь торговца фруктами.
Н-да, ну и праздник!.. Сплошная блевотина, дебилы-влюбленные и парад инвалидов. Но чем быстрее он хочет выкинуть из головы гнусные картины, тем настойчивее они возвращаются. Тошнота усиливается, и рот наполняется кисло-соленой слюной. «О, ну и гадость! Если плюнуть, скажем, вон на ту жопу, то, наверное, дырку можно прожечь!»
Где-то в центральной части парка должен быть продовольственный магазин. Надо спешить, пока толпа возбужденных кретинов не повалила из порта сюда, на площадь.
Нет, честное слово, это неописуемо! Пока он отдыхал на каменной скамье, народу стало раз в десять больше. Молодой человек пытается идти против движения и натыкается на вытянутые вперед руки. На самой площади уже яблоку негде упасть. А тут еще полицейские повсюду растянули ограничительные ленты! А люди все прибывают и прибывают, и вот уже появились первые задавленные, на которых никто не обращает внимания. Где-то кричит, надрываясь, ребенок… Один из полицейских пытается пробраться к нему, но не может пробиться сквозь плотную стену человеческих тел. Крики, ругань, плач и смех сливаются в один сплошной гул. Молодой человек перешагивает через ограждение, но тут же перед ним как из-под земли вырастает человек в форме.
— Извините, я очень спешу…
— Ну, знаете ли! Если все так будут делать…
— У меня мать тяжело больна!
— А тогда какого черта вы тут шляетесь?
С площади есть три выхода. Но через главные ворота парка путь закрыт: народу там что сельдей в бочке. Все, кто возвращается из порта, идут через парк, а через эти ворота можно сразу попасть на площадь. Между тем у церкви, откуда он пустился в свой путь, начался самый настоящий ад. Пройти там могут разве что дети, тянущие свои разукрашенные тележки. Остается дальняя калитка в парковой ограде. К тому же через нее можно без особых проблем выйти прямо в жилые кварталы. Так что нельзя терять ни секунды! И так уже полицейские направляют туда группы, что не смогли пробиться через главные ворота. Итак, ходу, ходу! Через минуту там будет такая же соковыжималка, как и здесь! Главное, стараться не смешиваться с толпой. «Мать меня ждет. Она, наверно, с тех пор, как я ушел, глаз не сомкнула! Ох, поскорей бы найти ей дыню, пока кто-нибудь не принес ей зеркало!»
Молодой человек переходит на бег. Надо успеть во что бы то ни стало! Но в сторону калитки уже устремились люди. Первыми бегут вымазанные в грязи и крови ребятишки. Народу становится так много, что из-за бегущих не видно стволов деревьев. «Если они успеют раньше меня, я пропал!» Молодой человек несется во весь опор, увертываясь от людей, словно баскетболист, обводящий защиту. Но буквально в нескольких метрах от своей цели он со всего размаху налетает на двух старичков. Падая, он поддевает ногой зонтик одного из старцев, на который тот опирается, как на трость. Зонтик вылетает из рук хозяина и попадает прямо по лицу какому-то малышу. К счастью, не в глаз. Ребенок немедленно поднимает рев. Старички кроют молодого человека на чем свет стоит; к ним на помощь приходит еще и амбал с бутылкой виски в руке.
