Дарен Кинг - Жираф Джим
Я бормочу что-то о благоразумии и соблюдении приличий, хочу попросить ассистента, чтобы он или она отвернулся или отвернулась, но тут открывается дверь, и в палату заходит мужчина с планшетом.
— Доктор Мужикк, вы не против, если я приведу группу студентов?
— Мы не против, — говорит доктор Мужикк.
Студенты-медики набиваются в палату. Их как минимум дюжина. Все — мужчины, в том числе — три чернокожих. Мужчина с планшетом уже собирается закрыть дверь, но тут в палату заходит еще один доктор. Он уже приходил вчера. Доктор Жираф, кажется так. На этот раз я присматриваюсь к нему повнимательней. Жена права: у него действительно странные руки. Он очень высокий. В белом медицинском халате и темных очках. Он что-то говорит вполголоса мужчине с планшетом и встает в изножье кровати, вместе с группкой студентов.
— Доктор Мужикк, — говорит мужчина с планшетом, — если вы соблаговолите… — Он умолкает на полуслове. Дверь опять открывается, и в палату заглядывает молоденькая девица. — Ну, что там еще?
— Прошу прощения, что помешала, но там приехали люди, которые с телевидения.
Мужчина с планшетом сует планшет под мышку и хлопает себя по лбу.
— Совсем забыл. Проводите их сюда.
Телевизионщики вносят в палату свое оборудование: камеру, подвесной микрофон и прожекторы для освещения. Мужчина с планшетом объясняет, что они снимают документальный фильм, который покажут в прайм-тайм вечером в воскресенье, и что нам всем следует держаться естественно, как будто их здесь и нет.
— Хорошо.
Ассистент готовит инструмент, вытирает его медицинской салфеткой и опять наполняет белой лечебной мазью.
Доктор Мужик надевает новые хирургические перчатки и сует палец в задний проход моей жены. Потом — еще один палец. И еще один палец. Всего то есть три. Она пару раз двигает пальцами взад-вперед, потом вынимает их, вводит жене инструмент, давит на поршень и вынимает инструмент наружу.
Студенты-медики серьезно кивают. Один из них поднимает руку. У него есть вопрос.
— Да?
— Простите, пожалуйста, это лечение от чего? От рака задницы или от рака мозга?
— От рака мозга, — отвечает доктор Мужикк.
— Но тогда почему…
Он умолкает на полуслове. Белая лечебная мазь течет у жены из ушей. Я хватаюсь руками за уши и понимаю, что мне срочно нужна салфетка.
Я просыпаюсь посреди ночи, потому что хочу в туалет. Поначалу я не понимаю, где я. Но потом вспоминаю, что я в больнице и что туалет — в коридоре, справа.
Я выползаю из-под руки жены, свешиваюсь с кровати и тянусь за своими любимыми тапками в виде инопланетных пришельцев. В серебрящемся лунном свете они выглядят в точности как два пришельца с другой планеты или как пара пришельцев. Я сую ноги в тапки, встаю, расправляю пижаму и иду к двери.
Захожу в туалет, встаю у писсуара и писаю. Или, вернее, пытаюсь пописать, потому что кто-то заходит, а я стесняюсь при посторонних. Мужчина — вылитый супергерой. Я смотрю на него лишь украдкой, потому что это опасно — в упор разглядывать другого мужчину в мужском туалете, и особенно если этот мужчина одет в синее обтягивающее трико.
Я выхожу в коридор и снова вижу его, этого мужика. Он стоит, прислонившись спиной к стене, и держит в руке незажженную сигарету.
— Простите, у вас нет зажигалки?
— Примените свои способности супергероя, — говорю я довольно язвительно. Теперь я вижу, что он никакой не супергерой, а просто мужик, одетый в костюм супергероя. У него заметное пивное брюшко и кривые ноги. — Вы хорошо себя чувствуете? Может, позвать медсестру?
Он смотрит на меня в упор, замечает мою пижаму и тапки в виде инопланетных пришельцев.
— Вы — пациент. А я здесь по делу.
— Ага. А я думал, что вы сбежали из психиатрического отделения.
— Вы пытаетесь пошутить?
— Да я уставший и сонный, какие тут шутки, — говорю я, не поняв намека. — Просто у вас такой вид… как у пациента психушки. И я сделал соответствующий вывод.
Он складывает руки на груди, на тесной синей футболке с вышитой буквой К, демонстрируя позу супергероя, готового защищать свою честь и достоинство.
— Это из-за моего костюма?
Я смотрю на его синее трико.
— Ну, признайтесь, что вид у вас несколько странный.
— Вы бы так не сказали, если бы я был настоящим супергероем.
— Если бы вы были настоящим супергероем, мне бы не пришлось ничего говорить, — говорю я вполне резонно, — потому что вас бы не существовало.
Он плюет на линолеум.
— У меня по сравнению с вами более мощное мочеиспускание.
— И поэтому вы — супергерой?
— Нет, но как мужчина я круче.
Я смеюсь. Хотя и не громко — а то вдруг он меня ударит. Супергерой хмурится и говорит:
— И я легко вас перепью. Вы уже упадете под стол, а я еще буду трезвым.
— Это вряд ли.
Он смотрит на часы.
— Бар еще работает.
— Какой бар?
— Бар при больнице.
— Ага.
— Да, меня лечат от рака мозга, — говорю я, пока он заказывает нам по пиву, — но мне все же хватает мозгов, чтобы знать, что супергероев не существует.
— А я и не говорю, что они существуют. — Он вручает мне мою пинту и проводит к свободному столику. — Вы спросили, чем я занимаюсь, и я вам ответил. Помогаю тем, кто нуждается в помощи.
— И в чем нуждаются те, кто нуждается?
— В помощи.
— Да, но какого рода помощи?
Он глубоко втягивается, или затягивается, или как там оно называется, сигаретой.
— В помощи со стимуляцией и последующим облегчением.
— Какого рода облегчением?
— Вы задаете слишком много вопросом. А у некоторых, между прочим, только-только закончился рабочий день.
— Да, но какого рода облегчение?
— Ручным, оральным, любым. Я работаю в мужском эскорт-агентстве. Мне платят за то, чтобы я удовлетворял людей сексуально.
— Да уж, не самая приятная работа.
— Отнюдь, — говорит он в защиту своей работы. — Ведешь шикарную жизнь. Обедаешь с богатыми и знаменитыми. Путешествуешь по всему миру.
— Но тут же больница.
— А вы оглянитесь вокруг. Как здесь шикарно.
На самом деле здесь и вправду шикарно. Белый мраморный пол, столики из полированного стекла. Скрытые светильники скрыты так хорошо, что их даже не видно. Посетители бара — хирурги с мировым именем, занятые в хирургии головного мозга, — попивают коктейли и беседуют с пациентами, жизни которых собственноручно спасли буквально вчера.
— И зачем мне мотаться по миру, если все, что мне нужно, есть прямо здесь, в этой больнице?
Я киваю. Кажется, я начинаю врубаться.
— Если я правильно понял, вы имеете в виду хорошеньких медсестер. Вам платят за секс с хорошенькими медсестрами. — Я на секунду задумываюсь, а потом добавляю: — Но зачем бы хорошеньким медсестрам платить вам за секс?
— Я вообще даже не упоминал про хорошеньких медсестер.
— Тогда с кем?
Он тушит в пепельнице сигарету, выпивает всю пинту одним глотком и прикуривает новую сигарету.
— С пациентами.
— Вот это уже более правдоподобно.
— В основном с инвалидами и калеками. Среди них есть и такие, кто даже не может поднять свою правую руку, — говорит он печально. — А у самых несчастных даже нет правой руки.
— О Господи.
— Больше всего лично мне жалко старых людей. Тех, у кого умерли жены. А они уже не в состоянии выйти в общество и снять девочку на ночь.
— Вы занимаетесь сексом с пожилыми людьми?
— А кто этим не занимается?
— Я не занимаюсь, — говорю я с достоинством. — На самом деле почти никто не занимается. И даже почти никто из пожилых людей.
— Как бы там ни было, речь не о сексе. Речь о том, чтобы сделать мир чуточку лучше. Представьте себе, вы прикованы к постели, и целый день у вас перед глазами мелькают хорошенькие медсестры, а вы даже пыптика побаловать не можете.
— Кого побаловать?
— Пыптика.
— А это кто?
— Молодой человек, я пытаюсь сказать, что есть люди, которые по состоянию здоровья просто не могут заняться самоудовлетворением.
— Речь идет о мужчинах, я правильно понимаю? Вы занимаетесь сексом с мужчинами. — Он молчит, так что я продолжаю: — Ну хорошо, а зачем вам такой костюм?
— Он их возбуждает. Для инвалида, прикованного к постели, возможность ходить или раскачиваться на люстре — все равно что для нормального человека запрыгнуть с земли на крышу небоскреба. В ваших глазах я, может быть, выгляжу идиотом. Но для них я — герой.
— А вы так делаете? Раскачиваетесь на люстрах?
— Я делаю все, о чем меня просят.
— И кто-то из них попросил вас покачаться на люстре?
Он кивает.
— Да, она очень от этого возбуждалась.
— А вы уверены, что она не издевалась над вами?
— Меня не спрашивайте, — говорит он серьезно. — Женщин я категорически не понимаю. Если по правде, меня от них просто тошнит.