Уилл Айткен - Наглядные пособия (Realia)
Уилл Айткен - Наглядные пособия (Realia) краткое содержание
Уилл Айткен
Наглядные пособия (Realia)
ЭВРИДИКА
Красавица Эвридика, лесная нимфа, была женой Орфея, прославленного песнопевца, чей голос звучал так сладостно, что дикие звери ложились на землю и внимали его песням, а цветы и деревья колыхались в лад его мелодиям. Жили супруги во Фракии, на склоне горы Олимп. Однажды Эвридика купалась в реке со своими подругами, речными нимфами; ее ужалила гадюка, и она умерла. Орфей горевал о ней до тех пор, пока поток слез не принес его в подземный мир, где, заиграв на волшебной лире, он умолил темных владык позволить Эвридике возвратиться вместе с ним к дневному свету. Темные согласились исполнить его просьбу, но с одним условием: выводя жену из царства теней, он не должен оборачиваться и глядеть на нее до тех пор, пока они не переступят порога мира живых. Сопровождать Эвридику приставили крылатого Гермеса, вестника богов. Обратный путь оказался долог; охваченный неодолимой страстью, Орфей обернулся посмотреть, Эвридику настигла вторая смерть, и Гермес отвел ее обратно вниз.
Понесший двойную утрату Орфей искал забвения в вине и песнях. Говорят, будто с тех пор он чурался женщин и окружил себя пригожими юношами. Они встречались по ночам в накрепко запертом доме и постигали священные мистерии, знание о которых поэт принес из подземного мира. Фракийские женщины, в ярости оттого, что им закрыт доступ в дом, к мистериям, музыке и поэзии, напали на Орфея из засады и расчленили его. А куски побросали в ту самую реку, в которой погибла Эвридика. Его отрубленную голову подхватило течением; она плыла к морю – и пела…
1 «Акасака Перл»
В отеле «Акасака Перл» все говорят по-английски. Никаких проблем. Сию минуту. Я бегу по плавным извивам коридоров. Да где ж у них этот гребаный льдогенератор? Горничные уступают мне дорогу: ныряют за тележки и кланяются. С губ их срывается ликующее «охайо»* – или что-то в этом роде. «Охайо!» – откликаюсь я, чувствуя себя на подсобной роли в мюзикле Роджерса-Хаммерстайна**. Похоже, для таких, как я, на каждом этаже отведено особое пространство – слева от лифтов. Нет, не обязательно для приезжих с Запада; для тех, кто одевается на западный лад. Насколько я могу судить, в «Акасака Перл» из «западников» – только я, причем все упорно стараются этого не замечать. Что ж, плачу любезностью за любезность. Однако льда все-таки хотелось бы. Я знаю, что сейчас семь утра, да только не по моим часам, черт подери. Мне бы здоровенное пластиковое ведерко со льдом для бутылки коньяка, добытой в дьюти-фри.
* Доброе утро, добрый день (ял.) – приветствие, употребляемое, когда видишь человека первый раз на дню. – Здесь и далее примеч. пер.
** Ричард Роджерс (1902-1979) – американский композитор; Оскар Хаммерстайн (1895-1960) – либреттист, автор текстов песен; в соавторстве ими создан ряд американских классических мюзиклов: «Оклахома!», «Карусель», «Звуки музыки» и т.д.
Предпочитаю коньяк охлажденным.
Бронзовые двери лифта расходятся. Мне навстречу, поправляя плоскую шляпку, выходит посыльный. «Лед, – кричу я ему. – Лед!» Он улыбается, кланяется, удаляется по коридору. Я семеню за ним по пятам: наверняка льдогенератор где-то здесь, в каких-нибудь нескольких ярдах! Дойдя до середины коридора, посыльный стучится в дверь. Лед… Дверь распахивается. Тип в сине-белом халате протягивает пару черных мужских туфель. Дверь захлопывается, посыльный кланяется темному дереву, оборачивается и обнаруживает меня: я вопросительно гляжу на него сверху вниз. «Лед», – заверяет он меня. И, низко поклонившись, улепетывает прочь.
Возвращаюсь к себе, звоню в «обслуживание номеров».
– Охайо, – отвечает женский голос.
– Охайо. Вы говорите по-английски?
– Миньютечку.
Трубку не вешаю. Синтезатор наяривает «Дом на просторе»*.
– Чем могу служить? – На сей раз мужчина: да мы явно прогрессируем!
Излагаю свою нехитрую потребность.
– Только лед?
– Только лед.
– А. – Со странным всхлипом втягивает в себя воздух. – Будьте любезны, подождите.
– «Дом, дом на просторе…»
– Чем могу служить? – На сей раз голос другой. Во всяком случае, мне так кажется. А может, все это – часть замысловатой игры, в которую принято играть с иностранцами.
– Будьте добры, мне бы немного льда.
– И что еще?
* Гимн штата Канзас, воспевает жизнь на американском Западе.
– Ничего. Просто большое ведерко со льдом. У вас ведь есть лед, я надеюсь?
– Сию минуту пришлю.
– Спасибо вам огромное.
Изучаю тоненькую зеленую брошюрку на туалетном столике. «Ваши действия в случае стихийного бедствия». Инструкции касательно землетрясений. Совсем из головы вон, что они тут бывают. Вот, значит, зачем тяжелый хромированный электрический фонарь в ящике столика. А также, возможно, и два одинаковых тома в переплете, на одном – название по-английски: «Учение Будды».
В дверь стучат. Тот же самый коридорный. Наверное. Тащит серебряный поднос, на нем – чаша для омовения пальцев, доверху наполненная кубиками льда, и две бутылки содовой.
Торжественное вручение счета.
Не веря глазам своим, я пялюсь на четыре цифры перед значком иен. Прикидываю в уме, что за две бутылки газировки и жалкую горсточку льда с меня дерут двадцать четыре доллара. , – Содовую никто не заказывал.
Коридорный придвигается ближе, по-прежнему отгораживаясь от меня подносом.
– Лед, – улыбается он.
Тыкаю пальцем в каждую из запотевших бутылок по очереди и яростно мотаю головой.
– Содовая – нет.
– Надо.
Рассветное солнце играет на серебристых пробках.
– Надо?
– Чтобы лед, – тонкий указательный палец указывает на чашу, – надо напиток.
– А. – Беру предложенную ручку, внизу счета небрежно вывожу свои каракули.
Коридорный ставит поднос на туалетный столик и направляется к двери.
– Минуточку. – Вкладываю в его ладонь монету в пятьсот иен.
Он внимательно изучает раскрытую ладонь – и возвращает монету.
– Чаевые нельзя.
Сажусь на постель, на подносе передо мной искрятся прохладные бутылки. Открываю одну, залпом выпиваю. До чего ж приятно! Наконец-то – не дома!
Тип за длинным столом зеленого стекла в бюро по трудоустройству «Мияко» пытается сосредоточиться на лежащей перед ним анкете, но внимание его то и дело отвлекает странной формы пресс-папье рядом с корзиной для входящих бумаг. Приглядываюсь повнимательнее. Для пресс-папье эта штуковина кажется слишком уж легкой. Металл, пластмасса, камень – шут его знает. Темно-серая и мерцает вроде как опал.
Он замечает мой взгляд.
– Курите?
Надо думать, вопрос из анкеты.
– Изредка, – отвечаю я, сверкнув зубами и деснами в похабной улыбочке: даю понять, что за ситуация имеется в виду.
До собеседника не доходит. Или, может, так только кажется. И мистер Окуда, выпрямившийся за столом, и тот, второй, что рябит кверху ногами в зеленом стекле поверхности стола, абсолютно непроницаемы. Хороший английский, только пойди его разбери.
Берет пресс-папье в руки. Оно открывается, как устрица.
– Сигарету?
Смеюсь громче, чем следовало бы.
– А мне подумалось, это пресс-папье.
Собеседник улыбается. Зубы мелкие, расстояние между ними почти незаметно. Интересно, что там застревает.
– Красивая вещица.
Не успеваю выбрать сигарету, как он захлопывает портсигар и перебрасывает его мне через стол.
Портсигар ложится в мою ладонь точно гладкое прохладное яйцо. Все равно не могу понять, из чего он сделан. Возвращаю законную собственность владельцу.
– Мне в жизни ничего подобного не встречалось.
– Подарок от жены. У нее отменный вкус. – Да уж, оно и видно.
И тут происходит нечто странное. Минуту-две мы просто сидим и пристально смотрим на портсигар; никто не говорит ни слова.
Но вот чары развеиваются, он открывает портсигар, я беру сигарету, он – тоже. В его руке появляется блестящий бледно-золотой шар. Он протягивает зажигалку через стол, дает мне прикурить.
– В наши дни в Японию приезжает все больше американцев.
– Я из Канады.
– А, Канада! – Оказалось, «Канада» – волшебное слово. Он разводит руками: – Канада такая огромная, – затем сводит их вместе, точно аплодировать собрался, вот только ладони самую малость не соприкасаются, – а Япония совсем махонькая.
Я одобрительно смеюсь. Так ли нам нужно говорить о Канаде? «Hoy-доз»*, как назло, остались в другом бумажнике.
– А из какой части?
– Э?
– Из какой части Канады?
* «No-Doz», лекарственный препарат из серии стимуляторов, способствует восстановлению работоспособности и избавлению от сонливости.
– Альберта.
Если бы он не сидел за столом, так небось затанцевал бы по комнате.
– Канадские Скалистые – ух, до чего высокие!
Высокие, это точно. Даже из Летбриджа видно. Собственно, ничего другого из Летбриджа и не видно, а он мне про «махонькую» Японию втолковывает!
