Уилл Айткен - Наглядные пособия (Realia)
Обзор книги Уилл Айткен - Наглядные пособия (Realia)
Уилл Айткен
Наглядные пособия (Realia)
ЭВРИДИКА
Красавица Эвридика, лесная нимфа, была женой Орфея, прославленного песнопевца, чей голос звучал так сладостно, что дикие звери ложились на землю и внимали его песням, а цветы и деревья колыхались в лад его мелодиям. Жили супруги во Фракии, на склоне горы Олимп. Однажды Эвридика купалась в реке со своими подругами, речными нимфами; ее ужалила гадюка, и она умерла. Орфей горевал о ней до тех пор, пока поток слез не принес его в подземный мир, где, заиграв на волшебной лире, он умолил темных владык позволить Эвридике возвратиться вместе с ним к дневному свету. Темные согласились исполнить его просьбу, но с одним условием: выводя жену из царства теней, он не должен оборачиваться и глядеть на нее до тех пор, пока они не переступят порога мира живых. Сопровождать Эвридику приставили крылатого Гермеса, вестника богов. Обратный путь оказался долог; охваченный неодолимой страстью, Орфей обернулся посмотреть, Эвридику настигла вторая смерть, и Гермес отвел ее обратно вниз.
Понесший двойную утрату Орфей искал забвения в вине и песнях. Говорят, будто с тех пор он чурался женщин и окружил себя пригожими юношами. Они встречались по ночам в накрепко запертом доме и постигали священные мистерии, знание о которых поэт принес из подземного мира. Фракийские женщины, в ярости оттого, что им закрыт доступ в дом, к мистериям, музыке и поэзии, напали на Орфея из засады и расчленили его. А куски побросали в ту самую реку, в которой погибла Эвридика. Его отрубленную голову подхватило течением; она плыла к морю – и пела…
1 «Акасака Перл»
В отеле «Акасака Перл» все говорят по-английски. Никаких проблем. Сию минуту. Я бегу по плавным извивам коридоров. Да где ж у них этот гребаный льдогенератор? Горничные уступают мне дорогу: ныряют за тележки и кланяются. С губ их срывается ликующее «охайо»* – или что-то в этом роде. «Охайо!» – откликаюсь я, чувствуя себя на подсобной роли в мюзикле Роджерса-Хаммерстайна**. Похоже, для таких, как я, на каждом этаже отведено особое пространство – слева от лифтов. Нет, не обязательно для приезжих с Запада; для тех, кто одевается на западный лад. Насколько я могу судить, в «Акасака Перл» из «западников» – только я, причем все упорно стараются этого не замечать. Что ж, плачу любезностью за любезность. Однако льда все-таки хотелось бы. Я знаю, что сейчас семь утра, да только не по моим часам, черт подери. Мне бы здоровенное пластиковое ведерко со льдом для бутылки коньяка, добытой в дьюти-фри.
* Доброе утро, добрый день (ял.) – приветствие, употребляемое, когда видишь человека первый раз на дню. – Здесь и далее примеч. пер.
** Ричард Роджерс (1902-1979) – американский композитор; Оскар Хаммерстайн (1895-1960) – либреттист, автор текстов песен; в соавторстве ими создан ряд американских классических мюзиклов: «Оклахома!», «Карусель», «Звуки музыки» и т.д.
Предпочитаю коньяк охлажденным.
Бронзовые двери лифта расходятся. Мне навстречу, поправляя плоскую шляпку, выходит посыльный. «Лед, – кричу я ему. – Лед!» Он улыбается, кланяется, удаляется по коридору. Я семеню за ним по пятам: наверняка льдогенератор где-то здесь, в каких-нибудь нескольких ярдах! Дойдя до середины коридора, посыльный стучится в дверь. Лед… Дверь распахивается. Тип в сине-белом халате протягивает пару черных мужских туфель. Дверь захлопывается, посыльный кланяется темному дереву, оборачивается и обнаруживает меня: я вопросительно гляжу на него сверху вниз. «Лед», – заверяет он меня. И, низко поклонившись, улепетывает прочь.
Возвращаюсь к себе, звоню в «обслуживание номеров».
– Охайо, – отвечает женский голос.
– Охайо. Вы говорите по-английски?
– Миньютечку.
Трубку не вешаю. Синтезатор наяривает «Дом на просторе»*.
– Чем могу служить? – На сей раз мужчина: да мы явно прогрессируем!
Излагаю свою нехитрую потребность.
– Только лед?
– Только лед.
– А. – Со странным всхлипом втягивает в себя воздух. – Будьте любезны, подождите.
– «Дом, дом на просторе…»
– Чем могу служить? – На сей раз голос другой. Во всяком случае, мне так кажется. А может, все это – часть замысловатой игры, в которую принято играть с иностранцами.
– Будьте добры, мне бы немного льда.
– И что еще?
* Гимн штата Канзас, воспевает жизнь на американском Западе.
– Ничего. Просто большое ведерко со льдом. У вас ведь есть лед, я надеюсь?
– Сию минуту пришлю.
– Спасибо вам огромное.
Изучаю тоненькую зеленую брошюрку на туалетном столике. «Ваши действия в случае стихийного бедствия». Инструкции касательно землетрясений. Совсем из головы вон, что они тут бывают. Вот, значит, зачем тяжелый хромированный электрический фонарь в ящике столика. А также, возможно, и два одинаковых тома в переплете, на одном – название по-английски: «Учение Будды».
В дверь стучат. Тот же самый коридорный. Наверное. Тащит серебряный поднос, на нем – чаша для омовения пальцев, доверху наполненная кубиками льда, и две бутылки содовой.
Торжественное вручение счета.
Не веря глазам своим, я пялюсь на четыре цифры перед значком иен. Прикидываю в уме, что за две бутылки газировки и жалкую горсточку льда с меня дерут двадцать четыре доллара. , – Содовую никто не заказывал.
Коридорный придвигается ближе, по-прежнему отгораживаясь от меня подносом.
– Лед, – улыбается он.
Тыкаю пальцем в каждую из запотевших бутылок по очереди и яростно мотаю головой.
– Содовая – нет.
– Надо.
Рассветное солнце играет на серебристых пробках.
– Надо?
– Чтобы лед, – тонкий указательный палец указывает на чашу, – надо напиток.
– А. – Беру предложенную ручку, внизу счета небрежно вывожу свои каракули.
Коридорный ставит поднос на туалетный столик и направляется к двери.
– Минуточку. – Вкладываю в его ладонь монету в пятьсот иен.
Он внимательно изучает раскрытую ладонь – и возвращает монету.
– Чаевые нельзя.
Сажусь на постель, на подносе передо мной искрятся прохладные бутылки. Открываю одну, залпом выпиваю. До чего ж приятно! Наконец-то – не дома!
Тип за длинным столом зеленого стекла в бюро по трудоустройству «Мияко» пытается сосредоточиться на лежащей перед ним анкете, но внимание его то и дело отвлекает странной формы пресс-папье рядом с корзиной для входящих бумаг. Приглядываюсь повнимательнее. Для пресс-папье эта штуковина кажется слишком уж легкой. Металл, пластмасса, камень – шут его знает. Темно-серая и мерцает вроде как опал.
Он замечает мой взгляд.
– Курите?
Надо думать, вопрос из анкеты.
– Изредка, – отвечаю я, сверкнув зубами и деснами в похабной улыбочке: даю понять, что за ситуация имеется в виду.
До собеседника не доходит. Или, может, так только кажется. И мистер Окуда, выпрямившийся за столом, и тот, второй, что рябит кверху ногами в зеленом стекле поверхности стола, абсолютно непроницаемы. Хороший английский, только пойди его разбери.
Берет пресс-папье в руки. Оно открывается, как устрица.
– Сигарету?
Смеюсь громче, чем следовало бы.
– А мне подумалось, это пресс-папье.
Собеседник улыбается. Зубы мелкие, расстояние между ними почти незаметно. Интересно, что там застревает.
– Красивая вещица.
Не успеваю выбрать сигарету, как он захлопывает портсигар и перебрасывает его мне через стол.
Портсигар ложится в мою ладонь точно гладкое прохладное яйцо. Все равно не могу понять, из чего он сделан. Возвращаю законную собственность владельцу.
– Мне в жизни ничего подобного не встречалось.
– Подарок от жены. У нее отменный вкус. – Да уж, оно и видно.
И тут происходит нечто странное. Минуту-две мы просто сидим и пристально смотрим на портсигар; никто не говорит ни слова.
Но вот чары развеиваются, он открывает портсигар, я беру сигарету, он – тоже. В его руке появляется блестящий бледно-золотой шар. Он протягивает зажигалку через стол, дает мне прикурить.
– В наши дни в Японию приезжает все больше американцев.
– Я из Канады.
– А, Канада! – Оказалось, «Канада» – волшебное слово. Он разводит руками: – Канада такая огромная, – затем сводит их вместе, точно аплодировать собрался, вот только ладони самую малость не соприкасаются, – а Япония совсем махонькая.
Я одобрительно смеюсь. Так ли нам нужно говорить о Канаде? «Hoy-доз»*, как назло, остались в другом бумажнике.
– А из какой части?
– Э?
– Из какой части Канады?
* «No-Doz», лекарственный препарат из серии стимуляторов, способствует восстановлению работоспособности и избавлению от сонливости.
– Альберта.
Если бы он не сидел за столом, так небось затанцевал бы по комнате.
– Канадские Скалистые – ух, до чего высокие!
Высокие, это точно. Даже из Летбриджа видно. Собственно, ничего другого из Летбриджа и не видно, а он мне про «махонькую» Японию втолковывает!
