Пэлем Вудхауз - Том 12. Лорд Дройтвич и другие
— А ты, конечно…
— Ничего подобного! Да, более слабый человек мог бы воспользоваться ситуацией, более слабый — но не я. Представившись, я погоревал о том, что я из чистого каприза продал мою яхту, поскольку мы, Мофриньезы, жить не можем без моря. Он немедленно меня пригласил. Отплываем через три дня. Успеешь съездить в Париж, все там устроить.
— При чем тут я?
— Он и тебя пригласил.
— Да я работаю! Какие яхты!
— Что за чушь! — нетерпеливо фыркнул маркиз. — Вот на яхте и работай. Хотя зачем тебе писать, в толк не возьму. Я их навидался, писателей. Очень противные. Наверное, это у тебя от матери. Искусство! Я ее и не видел без зеленой краски. Ладно, пиши, дело твое. Ну как, согласен?
Джефферсон представил себе душную комнатку на Рю Жакоб, потом — яхту в море, и кивнул.
— Молодец. Плывем в Ровиль, прелестнейшее местечко. Там поселимся в отеле «Сплендид». Все свои — миссис Пеглер, это одна американка, и ее племянница Мэвис. Племянник с женой еще побудут здесь. Такой, знаешь, Честер Тодд…
— Да, знаю. Брал у его жены интервью. Эти, как ты говоришь, племянники владеют какой-то столовой водой.
— Как мой Карпентер? Этих владельцев столовых вод просто тянет друг к другу. Смотри, до чего же все хорошо складывается. Мяч даст мне денег на зонтичный клуб. Конечно, я ничего не говорил, еще рано. Ладно, мой дорогой, не буду тебя задерживать. Спокойной ночи, приятных снов.
6Когда Фредди Карпентер курил свою последнюю трубку на яхте «Белинда», к нему присоединился его друг и гость Честер Тодд.
— Пип-пип, — сказал Честер.
— Привет, — сказал Фредди.
— На празднике был? Фредди затрясся.
— О, да! Они у меня стащили брюки.
— Не может быть!
— Еще как может! Стащили и унесли.
— Неприятно. А ты что сделал?
— Спрятался в дюнах. Так бы там и сидел, если бы одна девица не привела старичка, а тот не отвез меня на яхту. Красота, а не старичок! Я пригласил его в Ровиль.
— Вечно ты всех приглашаешь! Он ложки украдет.
— Что ты! Он маркиз…
— Французский?
— Ага.
— Точно украдет.
— Чего ты взъелся на маркизов?
— Уж мне есть с чего. Тетя Гермиона была за одним замужем. Ты бы ее послушал! Нет, искренне советую, отмени-ка ты это.
— Не могу. Я обижу Никола.
— Кого-кого?
— Никола. Он просил его так называть. Честер покашлял.
— А как насчет Жюля, Сэн-Ксавье и Огюста, не говоря о де Мофриньезе-э-Валери-Моберан?
— Да, это все он. Вот карточка. Откуда ты его знаешь?
— От тети Гермионы. Он — тот бывший муж, которого она извергла во тьму внешнюю. Ничего будет прогулочка. Представим себе, что Ной в пару к тигру прихватил бегемотиху. Что ж, спокойной ночи. Пойду, лягу.
Глава V
Ровиль-сюр-Мэр лежит на берегу Ламанша. В Париже и в других городах можно увидеть плакаты, призывающие там отдохнуть, все как один — восторженные. Как и многие морские курорты, Ровиль был когда-то рыбачьей деревушкой, где дети моря в синих фуражках ловили рыбу или играли в шары. Потом его настиг прогресс. На Promenade des Anglais,[102] длиной с милю, стоят два казино, а отелей просто не счесть — и тебе «Карлтон», и «Принц Уэльский», и «Бристоль», и «Мирамар», и самый роскошный — «Сплендид». Ровиль гордится «Сплендидом», и не зря — там есть бармен Филипп, служивший в Париже, Chez Jimmy,[103] и блестящий оркестр, и несравненная кухня, и сад, где можно покончить с собой после казино, и очень дорогие номера, большей частью — с балконами, выходящими на море.
Терри как раз стояла и смотрела на берег. Золотой песок в крапинках зонтиков был очень красив (см. плакаты), но она хмурилась, а там и сказала сестре:
— Знаешь, мне скучно.
— Еще бы! — поддержала Кейт.
— Я думаю, здесь не лучше, чем в Сэн-Роке.
— Хуже.
— Да, — Терри вошла в комнату. — Мы ни с кем не знакомы. Я думала, на курортах все общаются, но нет, ничего подобного. Наверное., нужны рекомендации. Прямо бойкот какой-то! Почему бы Дейлу Карнеги[104] не написать что-нибудь вроде: «Как не чувствовать себя изгоем на морском курорте» или «Как познакомиться с молодым человеком, у которого карие глаза и шрам на щеке»?
Кейт настороженно выпрямилась.
— С кем — с кем? Кто это?
— Не понимаю.
— Кто этот субъект со шрамом?
— Да так, один… Живет в отеле. Занятный такой, похож на Грегори Пека.[105]
— Он с тобой заговаривал?
— Что ты! Это же Ровиль. Тут никто ни с кем не заговаривает, пока вас не представят друг другу два епископа и кавалерственная дама. Жаль, что Джо уехала!
— Если бы ты была умнее, ты бы тоже уехала.
— Не люблю сдаваться.
— Ну, знаешь!
— А вообще-то ты права. Уедем?
— Хоть сейчас.
— Хорошо. Едем домой.
— Когда?
— Когда скажешь. А я пойду поплаваю, все же занятие.
2Маркиз в ослепительной панаме беседовал с сыном на террасе отеля. Последние дни он был немного простужен и вышел в первый раз.
— Поразительно! — развивал он занимавшую его тему. — Я на минуту растерялся. Главное, откуда ни возьмись… Мяч говорил: «Миссис Пеглер…» Я же не знал, что она разошлась с Квокенбушем! Вообще, мог бы знать, она все время разводится. До меня был Роке, раньше — еще какие-то…
Джеф предположил, что к разводу привыкают, как к наркотикам.
— Думаешь — ну, один-то раз! Но нет. Приходится повторить, а то замучает ломка. Так и втягиваешься. Какая печальная судьба!
— Ты считаешь, ее надо жалеть?
— Если ты такой добрый, да.
— Оно конечно, но все-таки, посуди сам, какая-то тут есть неточность, какая-то несобранность. То она миссис Квокенбуш, то миссис Пеглер… Что ж, придется терпеть. Хотя вообще терпеть ее трудно. Ты ведь сам говорил, что она женщина жесткая.
— Куда уж жестче! И как ты на ней женился?
— Сам не пойму, — отвечал маркиз. — Правда, паукам еще хуже.
— Прости, не понял.
— У них очень трудная жизнь. Наш Супэ их собирает. Так вот, после свадьбы она его ест.
— Кто кого?
— Паучиха, своего мужа.
— Вот это да!
— Супэ сам видел.
— Вообше-то с голоду…
— Что ты говоришь! А так врать не буду, Гермиона меня не съела или не доела.
— Я часто думал…
— Что?
— Нет, ничего. Маркиз оживился.
— Ты хочешь спросить, что я в ней нашел. Ни-че-го, мой мальчик. Я пошел на это ради тебя. А ты — сбежал из дома. Зачем я принес жертву, а? Бежал. В Америку.
— Она меня просто выжила. Значит, ты пожертвовал собой, без вздоха, без стона?
— Да. Теперь твоя очередь.
— Ну, пап!
— При чем тут «ну, пап»?
— Если ты хочешь женить меня на Мэвис…
— Я сказал о ней хоть слово?
— Нет, но у тебя глазки блестели, когда ты нас знакомил.
— И зря. Она выходит за Карпентера.
— Они помолвлены?
— Еще нет, но Гермиона не отступит. Хотя, если ты приналяжешь…
— Спасибо, обойдусь.
— Ладно, она какая-то странная. Знает только два слова: «Да, тетечка».
— Я слышал и «Нет, тетечка».
— Неужели? Все равно, о-ней не поболтаешь.
— Равно как и с Мячом. Они очень подходят друг другу.
— Духовное родство?
— Оно самое.
— Ты прав. Странный, однако, этот Мяч. Казалось бы, очень щедрый, но есть в нем и прижимистость. Заговорили мы про зонтичный клуб, он обещал любую сумму, сколько я захочу. Так, да? А назавтра вылез мрачный, молчит… — Тут маркиз заметил, что сын куда-то смотрит. — Ты меня слушаешь? Сам вижу, нет. В чем дело?
— Прости, пап. Там девушка прошла. Наверное, к морю.
— Какая такая девушка?
— Американская. Портье мне сказал, ее фамилия Трент. Живет тут, в «Сплендиде».
Маркиз встрепенулся. Живет в «Сплендиде»! Да что там, американки вообще богаты. Прав этот Ирвинг Берлин, «Благослови Бог Америку».[106]
— Хорошо бы с ней познакомиться, — отрешенно заметил Джеф.
— Положись на меня.
— А что ты сделаешь?
— Да тысячу вещей.
— Назови хоть три.
— Хватит одной. Возьму лодку и сообщу ей, что будет шторм. Беру к себе, подплываем к берегу — et voila![107]
— Однако, мозги у тебя!
— А ты что думал?
— Наверное, сработает.
— Еще бы!
— Она не осадит человека твоих лет.
— Каких лет? Нет, каких это лет? Я себя чувствую на двадцать. А как я ее узнаю?
— Это легко. Ангел Боттичелли[108] в алой купальной шапочке. Видны и волосы, солнечные лучи. Глаза — как небо. Руки, губы, зубы, да все вообще — лучше некуда. На носу — две веснушки. Как тут не узнать!
3Примерно через 45 минут миссис Пеглер вышла на террасу с Фредериком Карпентером и своей племянницей Мэвис. Она была красива, сурова, а искусная прическа и тонкие темно-серые брови придавали ей сходство с барышней самого начала века, которая о чем-то задумалась. Так оно и было; миссис Пеглер думала о своем бывшем муже и его сыне.
