Айн Рэнд - Атлант расправил плечи. Часть I. Непротивление
— Да…
— Не нравится мне это.
— Мне тоже. — Дагни усмехнулась. — Но вспомни, как часто мы слышали жалобы на то, что рекламные щиты портят пейзаж. Здесь эти нытики могли бы насладиться девственным пейзажем. — И добавила: — Терпеть их не могу.
Дагни не хотела тяжести, тонкой змейкой вторгавшейся в радость дня. За последние три недели она не раз ощущала смутную тревогу при виде пейзажей, скользивших перед клинообразным капотом автомобиля. Дагни улыбнулась: именно капот служил неподвижной точкой отсчета, в то время как земля пролетала мимо; капот оставался центром, фокусом, мерилом безопасности в расплывающемся, растворяющемся за окном мире… капот впереди и руки Риардена на руле… Она снова улыбнулась: им довелось видеть окружающий мир в суженном формате, и это ей нравилось.
После первой недели скитаний, пока они ехали наугад, следуя воле неведомых перекрестков, он как-то сказал ей:
— Дагни, а отдых обязательно должен быть бесцельным?
Она со смехом ответила:
— Нет. Какую же фабрику ты хочешь посетить?
Риарден улыбнулся — своей вине, которую не хотел признавать, объяснениям, которых не обязан был давать — и ответил:
— Заброшенный рудник около залива Сагино, о котором я слышал. Говорят, он истощен.
Они отправились через весь Мичиган к руднику. А потом ходили по окружавшим яму ярусам, останки крана рукой скелета нависали над их головами, и чья-то ржавая коробка от завтрака попалась ей под ноги. Она ощутила укол тревоги, более острой, чем печаль, но Риарден бодрым тоном проговорил:
— Какое там, истощен! Я покажу им, сколько тонн руды и долларов еще можно извлечь из этого места!
Когда они возвращались к машине, он сказал:
— Если бы я мог найти подходящего человека, то уже завтра купил бы этот рудник и приставил его к работе.
На следующий день, когда путь их пролегал на запад и юг, к равнинам Иллинойса, он после долгого молчания вдруг произнес:
— Нет, придется подождать, пока отменят билль. Человек, способный заставить работать этот рудник, не будет нуждаться в моих наставлениях. А тот, кому буду нужен я, не стоит и гроша.
Как и всегда, они могли болтать о своей работе, не опасаясь непонимания. Но они никогда не говаривали друг о друге. Риарден вел себя так, словно их страстная близость была единожды состоявшимся, безымянным физическим фактом, не основанном на общении двух разумов. Каждую ночь ей казалось, что она лежит в объятиях незнакомца, позволяющего ей видеть каждое чувственное содрогание его тела, но никогда не позволявшего заметить ответного трепета души. Она лежала возле него нагая, но на руке ее оставался браслет из риарден-металла.
Дагни видела, как ненавистно ему расписываться под именами «мистер и миссис Смит» в неряшливых придорожных гостиницах. Иногда вечером, когда Риарден оставлял фальшивую подпись под заведомо лживыми именами, довершая обман, Дагни замечала гневную складку его губ. Ей было плевать на многозначительное лукавство гостиничных клерков, как бы предполагавшее соучастие в постыдном грехе — поиске запретного удовольствия. Однако она видела, что и ему все это безразлично, когда они оставались вдвоем, когда он на мгновение прижимал ее к себе и она смотрела в его живые, не знающие вины глаза.
Они ехали через маленькие города, по забытым сельским дорогам, по местам, подобных которым не видели уже давно. Вид городов вселял в душу Дагни смятение. Прошел не один день, прежде чем она поняла, чего ей так не хватает в первую очередь: вида свежей краски. Дома напоминали мужчин в мятых костюмах, утративших даже желание стоять прямо: карнизы были похожи на поникшие плечи, покосившиеся ступени крылечек напоминали обтрепавшиеся обшлага, разбитые, заколоченные досками окна производили впечатление заплат. Прохожие на улицах смотрели на новый автомобиль не как на редкое зрелище, но так, как если бы этот сверкающий аппарат явился из иного, уже невозможного мира. На улицах машин попадалось немного, чаще всего они встречали телеги. Дагни успела уже забыть облик и назначение конных повозок и совершенно об этом не жалела.
Она даже не улыбнулась на железнодорожном переезде в тот день, когда Риарден, криво усмехнувшись, показал ей в сторону появившегося из-за холма местного поезда, впереди которого, пыхтя черным дымом из высокой трубы, тащился древний паровозик.
— Боже мой, Хэнк, это совсем не смешно!
— Я знаю, — ответил он.
Где-то через час пути, когда они отъехали миль на семьдесят, она сказала:
— Хэнк, ты когда-нибудь видел, чтобы «Комету Таггерта» тащил через континент такой вот угольный монстр?
— Чего это ты? Не стоит расстраиваться.
— Прости… Только я подумала, что и моя колея, и все твои новые печи окажутся бесполезными, если мы не найдем человека, способного производить новые дизельные тепловозы. Причем если мы не найдем его достаточно быстро…
— На тебя работает Тед Нильсен из Колорадо.
— Да, если он сумеет открыть новый завод. Он вложил в акции «Линии Джона Голта» куда больше денег, чем следовало бы.
— Однако вложение оказалось весьма выгодным, не правда ли?
— Да, но оно его затормозило. Теперь он готов идти дальше, но не может найти станки и инструменты. Сейчас их не достать нигде, не купить ни за какую цену. Ему отвечают только обещаниями и отговорками. Он прочесывает всю страну, разыскивает всякое старье на закрытых заводах. И если он не начнет производство в ближайшее время…
— Начнет. Кто теперь сможет его остановить?
— Хэнк, — вдруг проговорила Дагни, — а не могли бы мы съездить в одно место, которое мне хотелось бы увидеть?
— Конечно, куда захочешь. Итак?
— В Висконсин. Во времена моего отца там работал большой моторостроительный завод. У нас была ветка к нему, но мы закрыли ее — лет семь назад, когда завод обанкротился. Думаю, теперь это один из самых бесперспективных районов. Может, там найдутся какие-нибудь станки для Теда Нильсена. Завод могли и не заметить — место там Богом забытое, и нет никакого транспорта.
— Я найду его. А как он назывался?
— Двигателестроительная компания «Двадцатый век».
— Ну, конечно! Когда я был молодым, эта фирма считалась одной из лучших, если не самой лучшей. Помню даже, что закрылась она как-то странно… только не знаю, в чем эта странность заключалась.
На расспросы у них ушло три дня, но, наконец, они отыскали эту выбеленную, заброшенную дорогу — и катили теперь под желтой листвой, казавшейся морем золотых монет, к бывшей компании «Двадцатый век».
— Хэнк, а что если с Тедом Нильсеном что-то случится? — нарушила вдруг молчание Дагни.
— Почему это с ним должно что-то случиться?
— Не знаю, но… но вот был же Дуайт Сандерс. Был и исчез. А с ним и «Юнайтед Локомотивз». Состояние прочих заводов не позволяет им заняться выпуском дизелей. Я уже перестала верить обещаниям. Потом… потом какой может быть толк от железной дороги, на которой нет движущей силы?
— И от всего прочего, кстати…
Листья трепетали на раскачивавшихся ветром ветвях. Мили сменялись милями, и кругом были только кусты, деревья, травы всех оттенков рыже-красного и живые, словно огонь: казалось, что они что-то праздновали и полыхали всем своим буйным, нетронутым изобилием.
Риарден улыбнулся:
— Что ж, а в глуши все-таки что-то есть. Она начинает мне нравиться. Это какая-то новая, еще никем не открытая страна.
Дагни радостно кивнула:
— Здесь хорошая почва — посмотри, какая буйная растительность. Я бы вырубила весь этот кустарник и построила…
Улыбки разом исчезли с их лиц. Труп, замеченный обоими в траве возле обочины, оказался ржавым цилиндром бензонасоса, на котором еще сохранились остатки стеклянного циферблата.
Кроме него было заметно немногое. Несколько обугленных столбов, бетонный блок и искорки стеклянной пыли на месте бензозаправочной станции — все утопало в кустах и открывалось лишь внимательному взгляду, а по прошествии года-другого вообще должно было исчезнуть под покровом растительности.
Они дружно отвернулись и поехали дальше, не желая интересоваться тем, что еще могли скрывать многомильные заросли. В машине повисло тягостное молчание: можно было лишь гадать о том, сколько всего уже сгинуло под покровом кустов и трав.
Дорога оборвалась за поворотом на склоне холма. Перед ними возник изрытый пустырь, над которым из земли и клочьев асфальта торчало несколько каркасов бетонных блоков. Кто-то потрудился над ними, разбив стены и увезя обломки; никакая трава не могла уже расти на ставшей бесплодной земле. На гребне далекого холма, на фоне неба, подобный кресту над огромной могилой стоял покосившийся телеграфный столб.
Потратив три часа и проколов шину, они проползли на самой малой скорости по мягкому бездорожью — через канавы, по колеям, оставленным колесами телег — до селения, лежавшего позади холма с телеграфным столбом на вершине.
