Илья Штемлер - Архив
Гальперин казался себе кораблем, бросившим наконец якорь в родной гавани.
Сержант Мустафаев снял с доски тяжелый ключ с латунным барашком.
— Что, Илья Борисович, бегут? — он протянул ключ навстречу Гальперину.
— Кто, Полифем? — Гальперин принял ключ в маленькую ладонь.
— Люди. Вы всегда жалуетесь, что люди куда-то на улице бегут.
— А… Бегут, брат. А где кот?
— Пропал кот. Который день не видно.
— Как пропал? — огорчился Гальперин. — То-то, смотрю, чего-то не хватает.
Весть о пропаже Дона Базилио резанула Гальперина дурным предчувствием. Он таращил на сержанта утомленные голубые глаза, ждал пояснений.
— Директор просил вас зайти к нему в кабинет, — проговорил Мустафаев вместо пояснений. — Все уже собрались, ждут вас.
— Кто это все? — Гальперин удивился осведомленности сержанта.
— Приехали какие-то люди.
Предчувствие неприятностей, возникшее с известием о пропаже кота, перекинулось на новую весть — какие там еще люди? Вчера, когда Гальперин уходил с работы, ни о каких утренних визитах речи вроде не было.
— Строители, что ли? Насчет ремонта? — спросил Гальперин.
— Не знаю. Мирошук приказал все начальство направлять к нему, — ответил сержант. — Я и направляю. Из управления вроде приехали.
Гальперин расстегнул пальто. Сознание опасности накатилось беззвучным и тяжелым валом, и в то же время с каким-то мазохистским упоением он думал, что в итоге жизненный опыт его не подвел. Но неужели Мирошук так и не передал куда следует заявление, что он вытребовал назад у Аркадия? Ну и подлец! Придержал заявление у себя, чтобы и дальше разыгрывать свою карту на гальперинских неприятностях? Но не на того напали, Захар Савельевич, эти штуки у вас не пройдут. В конце концов, всегда можно установить, что его письменного разрешения на отъезд сына из страны в соответствующие организации не поступало. Если только сам Мирошук окольным путем не передал туда злосчастное заявление… Мысли, одна нелепей другой, панически теснились в голове Гальперина, пока он поднимался по лестнице на второй этаж, в кабинет директора. Так туда и ворвется — в пальто и шапке, пусть видят, что он настроен решительно и спуску не даст.
Справляясь с непослушным дыханием, Гальперин вступил на площадку и увидел Тимофееву. Непослушные черты ее круглого лица, казалось, и вовсе отказались подчиняться — глаза, маленький пухлый носик и брови с непостижимым своеволием растеряли свою симметрию, выражая крайнее возбуждение и растерянность. Она шагнула к Гальперину и поздоровалась за руку, официально и как-то безотчетно.
— Кто там, у Мирошука? — спросил Гальперин.
— Бердников… Эта гусыня-кадровичка Лысцова. И тот тип.
Какой тип?
— Ну тот, из Управления внутренних дел, — ответила Тимофеева, — что предупреждал меня насчет Шуры Портновой. Чтобы я не очень суетилась, не спугнула жуликов из «Старой книги». Ну, следователь.
— Понятно, — озадаченно произнес Гальперин. — А он-то с чего?
— Понятия не имею, — Тимофеева кривила душой, она уже прослышала, что столь представительный приезд в архив чем-то связан с Гальпериным. Но чем — никто не знал. Кажется, даже и сам Мирошук…
— Следователь… А я-то думал, нагрянули прижимать меня к ковру, — обронил Гальперин.
— За что? — быстро спросила Тимофеева.
— Все за то же. Из-за Аркадия. Можно ли мне доверять, если воспитал такого сына-отщепенца…
Собравшиеся в кабинете директора не без удивления оглядели одетого в пальто Гальперина. И еще эта странная шапка, кудлатая, с развязанными штрипками, точно у школьника.
— Вы бы разделись, Илья Борисович, — хмуро произнес Мирошук.
Гальперин поискал глазами директора. Тот сидел в стороне, у стены, рядом с Брусницыным. А за его столом расположился Бердников, начальник управления.
Гальперин хмыкнул и прошел к привычному своему месту.
— Извините, буду в пальто, — буркнул он. — Знобит меня что-то.
— Еще бы, — проворчала Лысцова и осеклась под строгим взглядом Бердникова.
Но ее реплика резанула собравшихся, и все почему-то уставились на Гальперина.
Тишина уплотнилась.
Гальперин оглядел собравшихся. Знакомые лица, кроме, пожалуй, одного. Блеклый мужчина с постным выражением болезненного широкоскулого лица сидел подле Бердникова, у торца стола. Отечные складки под круглыми глазами и крючковатый нос делали его похожим на филина. Да еще хохолок заломленных на затылке бесцветных волос.
— Все, Македон Аристархович. Руководители отделов собрались, — подсказал Мирошук.
Гладколицый, упитанный Бердников хмуро кивнул, тряхнув мальчиковым чубом. Тронул нежными пальцами розовый галстук на неизменной клетчатой сорочке, кашлянул.
— Даже не знаю, с чего и начать, — вздохнул он, боком глянув на соседа. — Что и говорить, повод малоприятный. Но не отреагировать мы не можем. Надо выяснить обстоятельства… Да, извините, я не представил… Андрей Кузьмич Мостовой, старший следователь Управления внутренних дел.
Сосед Бердникова согласно сожмурил и распахнул глаза, поджал ровные губы и еще больше стал похож на филина.
— Когда ехал сюда, знал, с чего начну, — улыбнулся Бердников, — а вот приехал…
— Конечно, столько лет работаем вместе, — участливо подхватила Лысцова. — Иди знай, как говорится.
— Да, — Бердников решительно обернулся к соседу. — Может, вы и выступите, Андрей Кузьмич, чего тянуть вола?
Следователь подался плечами вперед, завис над столом и раскрыл тоненькую папку.
— Для начала два слова, товарищи, — у него оказался неожиданно низкий голос. — Мы не располагаем убедительными доказательствами. Пока! Иначе бы разговор шел не здесь… Но поступил сигнал. И мы должны его проверить. Начальство посоветовало мне собрать актив вашего учреждения, руководителей. Дабы избежать кривотолков. А возможно, и вы сами подскажете что-нибудь. Еще раз поясняю, я пришел не допрашивать, а беседовать.
— Да начинайте, бога ради, — не удержалась Шереметьева.
Мостовой скользнул отвлеченным взглядом по пышногрудому торсу начальника отдела использования. Сонные его глаза оживились, но тотчас погасли, сказывалась тренировка.
«Ах ты, пострел, тоже туда», — лениво подумал Гальперин и хмыкнул. Настороженность сменилась благодушием, он сидел расслабленно, как после парной. Так чувствует себя человек, не отягощенный угрызениями совести, наблюдая со стороны интересные события.
Следователь Мостовой поймал его взгляд, на мгновение сконфузился и рассердился. Казалось, между ним и Гальпериным вдруг протянулся невидимый обоюдоострый стержень, что колол одного при движении второго. Разница была лишь в том, что Мостовой знал, с чем он пришел, а Гальперин не знал и даже представить не мог. «Посмотрим, как ты сейчас покрутишься», — думал Мостовой, испытывая нарастающую неприязнь к Гальперину, чувствуя чуть ли не сладострастное удовлетворение от пауз и затяжек.
— Извините, товарищи, за некомпетентность… я хотел бы вначале уточнить — имеют ли право сотрудники архива держать у себя дома архивные документы? — Мостовой обвел всех взглядом, умудряясь при этом пропустить Гальперина.
В ответ раздался глухой ропот. Непонятно было, куда клонит следователь.
— Ни в коем случае! — отрубила Тимофеева. — Это серьезное нарушение правил. Кто, интересно, из нас позволяет себе такое? Я лично не знаю.
— Тогда второй вопрос. Есть ли в фондах архива документы помещика Сухорукова? — спросил Мостовой, продолжая смотреть на всех кроме Гальперина. Ему вполне было достаточно и того, как скрипнуло кресло под тяжестью заместителя директора по науке.
— Что за вопрос?! — раздались голоса. — В архиве тьма всяких документов… Сразу и не ответишь…
— Позвольте, позвольте, — вплелся в общий гомон голос Гальперина.
Но Мостовому опыта было не занимать. Эффект в его профессии штука далеко не последняя. Тут главное — не просрочить время, не выпустить инициативу…
— Я хочу спросить Илью Борисовича Гальперина, — актерски перекрыл гул Мостовой. — Известно ли ему что-либо о документах помещика Сухорукова?
— Я и хочу сказать, — расстроенно произнес Гальперин. — Да, эти документы у меня дома.
В кабинете стало тихо. Услышанное обескуражило присутствующих.
— Но документы эти пока не оприходованы. Их обнаружил Евгений Федорович Колесников в россыпи, переданной архиву Краеведческим музеем, — продолжал Гальперин.
— Вы хотите сказать, что эти документы ничьи? — уточнил Мостовой.
— Что значит «ничьи»? Просто они еще не обработаны, не вошли в план, — рассердился Гальперин. — Но это не значит, что я их… стащил.
— А как это значит? — вставила Лысцова. — Если документы у вас дома? И тем более не учтенные архивом?
