Чарльз Паллисер - Квинканкс. Том 1
На середине переулка я услышал топот бегущих ног. Я повернулся, но, не успев даже разглядеть нападавших, попал в чьи-то цепкие руки. Закричал, но чья-то ладонь зажала мне рот. Я услышал крик матушки, тут же заглохший, и разглядел, что ее схватил второй наш преследователь (рост его составлял не меньше шести с половиной футов).
— Ты знаешь, что нам нужно, — рявкнул верзила. — Повторять не буду. Я не шучу. — До меня долетел громкий звук пощечины. — Сейчас я уберу руку, и ты скажешь мне, где он спрятан. Если закричишь, мой товарищ открутит мальчишке руку.
Матушка выдохнула:
— Не делайте ему больно! Я все найду.
Я хотел крикнуть, чтобы она не слушалась, но не мог даже приоткрыть рот. Было еще достаточно светло, и я кое-как различал фигуру человека, напавшего на матушку. Кроме гигантского роста, он отличался еще и худобой мумии, и у меня возникло странное чувство, будто я его знаю. И тут я вспомнил: это был тот самый человек, который впрыгнул в карету, когда молодая дама пыталась увезти меня из Мелторпа! Что же произошло? Как мог он, спустя такое долгое время, найти нас?
— Сразу не получится, — воскликнула матушка, — он спрятан во внутреннем кармане на нижней юбке.
— Покажи-ка ей, что ждать весь день мы не собираемся, — сказал высокий, и его товарищ, послушавшись, приложил меня головой о стену.
Меня затошнило, показалось, будто я падаю в глубокую яму. Словно бы с далекого расстояния до меня долетел матушкин крик:
— Пожалуйста, не трогайте его. Я уже ищу.
— Тогда поторапливайся, — прокричал высокий.
Тут послышись голоса и смех, и я решил сначала, что это от удара по голове. Но голоса были настоящие! Из того же конца переулка, откуда пришли мы, к нам приближалась группа людей.
— Проклятье, Джек, слышишь? — выругался тот, что держал меня. — Говорил я тебе, нужно было увезти их в карете и сделать дело без помех.
— Хватит об этом. Держи мальчишку! И помалкивай, как я тебе велел.
С нами почти уже поравнялась группа из шести или семя человек, мужчин и женщин. Негодяй, державший меня, отвлекся, и мне удалось разжать зубы, а потом сомкнуть их на мясистой части ладони, которая зажимала мне рот.
Незнакомец, выругавшись, ослабил хватку, и я сумел закричать:
— Бога ради, спасите! Нас грабят!
— Это моя жена! — завопил Джек.
— Неправда! Это грабители!
— Не будьте обалдуями, не слушайте, что она вещает.
— Ты кого назвал обалдуем? — едва выговаривая слова, возмутился голос с ирландским акцентом.
— Не суй нос в чужие дела, картошка, — огрызнулся Джек.
Пьяный ирландец в ответ треснул его так, что он выпустил матушку, и она ринулась к человеку, напавшему на меня. Джек дернулся было за ней, но ирландцы схватили его; сообщник, видя это, отпустил меня и поспешил ему на выручку. Перед тем как убежать, я скользнул взглядом по лицу своего мучителя: плоскому, красноватому, с бровями щеткой.
— Беги, мама, — крикнул я, и мы со всех ног припустили по переулку.
Вскоре мы пересекли Тотхилл-стрит и нырнули в другой переулок, по нему достигли древней, но ныне бесславной Алмонри и, по задним дворам, Орчард-стрит. Уверившись, что погони нет, мы замедлили шаг.
— У тебя что-нибудь болит? — выдавила из себя матушка, тяжело дыша.
— Нет.
— Кто они и откуда узнали про кодицилл? — со слезами в голосе спросила матушка.
— Они шли за нами от лавки ростовщика, — выдохнул я.
— У тебя кровь идет!
Мы добрались до уличного фонаря, и матушка разглядела мое лицо.
— Ничего страшного. Идем поскорее домой.
— Матушка вдруг встала как вкопанная.
А там не опасно?
— Нет. Они не знают, где мы живем. Потому и поджидали нас у ростовщика.
И все же, спрашивал я себя, каким образом они разыскали нас в конторе? Задать матушке этот вопрос я не решился.
Через минуту-другую мы ввалились к мисс Квиллиам, и ее встревоженное лицо не хуже зеркала рассказало нам, как ужасно мы выглядим. На щеке у матушки красовался синяк, рассеченная губа вспухла, у меня с макушки текла кровь, заливая щеки и шею, отчего мои раны казались куда более страшными, чем были на самом деле. В свете свечи, которую зажгла мисс Квиллиам, вы оглядели друг друга, и матушка, обняв меня, зарыдала.
Не сразу бедная мисс Квиллиам смогла добиться от нас сколько-нибудь внятного объяснения, но наконец, промывая раны, мы изложили ей суть происшедшего. К нашему огорчению, обнаружилось, что из денег миссис Первиенс уцелело всего несколько шиллингов, — прочее, видимо, выпало, когда матушка пыталась достать кодицилл, — но сам документ остался в целости и сохранности. Мисс Квиллиам, которой, конечно, ничего не было известно о кодицилле, слушала с любопытством и, наверное, была немало удивлена, узнав, что на него посягали грабители.
— Теперь я никогда не верну себе медальон, — не успокаивалась матушка.
Видя, как она взволнована и обессилена, мисс Квиллиам уложила ее в кровать, напоив предварительно (что мне не совсем понравилось) сильным снотворным.
Когда матушка заснула, мы с мисс Квиллиам отошли к окну и стали шепотом переговариваться. Время от времени мы бросали взгляды на кровать, где, в бледном лунном свете, лицо матушки казалось совсем юным, так что мы оба походили на встревоженные родителей, которые совещаются у постели ребенка.
— Это ведь был не просто грабеж? — начала мисс Квиллиам.
Я покачал головой.
— Им нужен был документ, который хранит твоя матушка?
Я кивнул, не видя беды в том, чтобы это подтвердить.
— Можно спросить, что это за документ?
Помня предательство Биссетт, я заколебался. Но ведь мисс Квиллиам заслуживала доверия?
— Мне об этом мало известно, — ответил я, — только то, что это кодицилл — дополнение к завещанию.
Она проговорила серьезно:
— Ты слишком молод, чтобы возлагать на тебя такую ношу, но должна сказать, что, по-моему, сил у твоей матушки хватит ненадолго — я подразумеваю силы и телесные, и душевные.
Я кивнул.
— Не знаешь ли ты какого-нибудь способа добыть денег? — Увидев, что я колеблюсь, она подсказала: — Если этот кодицилл кому-то так нужен, нельзя ли его продать?
Мне вспомнилось, с каким подозрением я отнесся к такому же вопросу от мистера Сансью, но ведь мисс Квиллиам не знала ничего сверх своих догадок?
— Когда-то нам предлагали за него деньги, — отвечал я. — Но матушка отказалась его продать, хотя сумма была очень большая.
— Понимаю, ты не хочешь упоминать имена. Но скажи, не они ли стоят за нападением?
Поскольку мисс Квиллиам знала Момпессонов, я считал излишним скрывать, что речь идет о них, однако это была не моя тайна.
— Не думаю, что это их работа. Как бы то ни было, моя матушка вскользь упоминала, что существует, похоже, другая сторона: человек, который очень заинтересован в этом документе и, чтобы завладеть им, не погнушается никакими средствами.
Я поведал ей о попытке похитить меня из деревни и о чудовищно высоком человеке, замешанном как будто в обоих покушениях.
Матушка говорит, если наш враг завладеет документом, нам будет грозить опасность, потому что воспользоваться им он сможет только в том случае, если нас обоих не будет на свете.
— Очень странно. Я мало знаю юриспруденцию и даже не представляю себе, как такое возможно. Как жаль, что нет больше под рукой наших друзей-законников.
Тут я покраснел: неловко было скрывать от нее знания, полученные от двух джентльменов.
— Но каковы будут последствия, — продолжала мисс Квиллиам, — если документ достанется стороне, которая предлагала его купить?
— Матушка говорила, что они уничтожат документ, поскольку — не знаю уж, как — он угрожает их интересам.
— Странность на странности. Если, согласившись на их предложение, вы поправили бы свои дела и одновременно избавились от опасности, почему же матушка его отвергла?
— Не знаю, — сказал я, краснея. Не признаваться же было: я сам отговорил матушку от этого, поскольку смыслил уже кое-что в законе о наследовании недвижимости.
— Тогда как ты думаешь, не должны ли мы уговорить ее, чтобы она продала документ?
«Что ей известно?» — думал я, глядя в ее серые глаза, такие ясные, что невозможно было заподозрить ее в каких-то скрытых соображениях. По многим причинам (не во всех я даже отдавал себе отчет) я предпочитал не рассказывать о возможностях, на которые мне открыли глаза мистер Пентекост и мистер Силверлайт. И она, конечно, была права в том, что в нашем тяжелом и опасном положении самым разумным выходом было продать кодицилл Момпессонам.
— Наверное, — признал я.
Было уже очень поздно, и мы отправились на покой. Но мне не спалось, и я лежал, раздумывая, доверять ли мисс Квиллиам, и перебирая некоторые загадочные обстоятельства из ее истории. Как получила она работу у Момпессонов? Как могла, в свой первый приезд в Лондон, снять дорогостоящее жилье у миссис Малатратт? И потом, что касается сундуков: когда мы впервые к ней явились, она говорила, что в них не было ничего ценного, а по рассказу выходило совсем наоборот.
