Ицик Мангер - Книга Рая. Удивительное жизнеописание Шмуэл-Абы Аберво
У гладильного стола стоял подмастерье ангел Берл. Высокий, худой, с маленькими, но блестящими глазами. Он все время пробовал пальцем, горяч ли утюг, и продолжал гладить.
Раньше подмастерья Сёмка и Берл были не разлей вода, точно одно тело и одна душа. Но с тех пор как оба влюбились в ангелицу Рейзл, дочь райского лавочника Исроэл-Мойше, они были на ножах и все время изводили друг друга. Просто до печенок доставали.
Ангелица Рейзл, юная и прекрасная, очень над ними потешалась. То с одним кокетничала, то с другим. В какой-то момент бывшие друзья даже подрались. Запустили друг в друга утюгами и потом несколько недель ходили на работу с перевязанными головами.
Ангел Сёмка даже пытался покончить с собой. Повесился на собственных подтяжках. Забыл, что ангел в раю не может погибнуть. Проболтавшись в воздухе целые сутки, ангел Сёмка снял подтяжки с шеи и стал проклинать рай, подмастерье Берла и… он хотел проклясть дочь райского лавочника, причину всех своих страданий, но сердце не позволило.
Мне очень понравился дом моего друга Писунчика: передняя комната, спальня и кухня. Это был настоящий дом. В первой комнате работали. Во второй спали, а на кухне целыми днями парилась мама Писунчика, Хана-Двойра. Готовила обед и ужин для всех домочадцев.
Окно было открыто. Из окна был виден райский луг и пасущийся на нем Шорабор. Трое босоногих ангелов следили за тем, чтобы Шорабор не забрел в чужие сады. Один из них, Мойше-пастух, играл на дудочке, а другие пели.
Вечером ангелы-подмастерья воткнули иглы в лацканы и отправились мечтать о своей любимой. Папа Писунчика ушел молиться в портновский клойз. Мы с Писунчиком стояли у открытого окна. На райском лугу начинало темнеть. Мы слушали стрекот серебряных райских кузнечиков. Шорабор жевал траву. Я удивлялся его аппетиту.
Трое пастухов пели, то есть один играл на дудочке, а другие пели. Кто не слышал пения райских пастухов, тот не знает, что такое красота.
Как на райский на лужок
Гнал я Шорабора,
Пастушок-малышок,
А теленок — с гору.
Птичка райская свистит
Весело и звонко!
До чего же хорошо
На лугу теленку!
Крылья ветер-ветреник
Мельнице вскружил,
И кузнечики трещат
В травке: трил-трил-трил.
Дудочка чарующе и сладко затихала. Мы видели уже только силуэты трех пастухов и слышали тяжелую поступь Шорабора.
За деревьями взошла луна. Я толкнул локтем моего друга Писунчика, который стоял задумавшись.
— Писунчик, знаешь что?
— Что, Шмуэл-Аба?
— Давай немного прогуляемся.
— Куда, Шмуэл-Аба?
— Может, по аллее Трех праотцев?
— Согласен!
Мы расправили крылья и полетели. Писунчик глубоко вдыхал райский ветер.
— Твой папа — очень хороший ангел, Писунчик. Он так тяжело работает, а при всем при том так беден.
Писунчик ничего не ответил. Он не любил, когда говорили о бедности его папы.
На аллее Трех праотцев было полно парочек. Многие летали. Некоторые сидели на скамейках и шептались.
Что значил этот шепот, мы не понимали. Но он нам нравился. Мы дали себе слово, что, когда мы вырастем, каждый выберет себе ангелицу и тоже будет с ней шептаться в аллее Трех праотцев.
Мы услышали глубокий, тяжкий вздох. Мы взглянули, кто это вздыхает, и вдруг увидели портновского подмастерья Сёмку, который в одиночестве гулял по аллее.
С другой стороны аллеи послышался еще один вздох. Это вздыхал ангел Берл, который тоже не находил себе места.
— Когда мы вырастем и станем большими, мы тоже будем вздыхать, — сказал Писунчик.
— И еще сильнее, чем портновские подмастерья, — добавил я.
— Конечно, — согласился Писунчик, и мы опустились посреди аллеи.
Мы прогуливались туда-сюда. Прислушивались к шепоту, доносившемуся из-за деревьев. Ангел клялся всеми клятвами, ангелица не верила ему. Ангел грозил, что, если она не поверит, он бросится из рая на землю.
— Что ты здесь делаешь, Писунчик, иди домой!
Мы узнали сестру Писунчика Этл. Она гуляла по аллее со своей подругой.
— Я не хочу идти домой. Я хочу еще немного погулять с моим другом Шмуэл-Абой, — ответил Писунчик.
Этл ушла. Мы с моим другом переглянулись.
— Красивая у тебя сестра, — сказал я, — у нее такие розовые крылья.
— Она уже просватана, — гордо ответил Писунчик, — в субботу после Швуес[49] у нее свадьба.
— Пригласишь меня на свадьбу, Писунчик?
— Конечно, — обещал мой друг, и мы расстались до утра.
Всю ночь мне снилась свадьба. Я был женихом, а Писунчик — моим зятем. Играли музыканты. Невеста плакала. Я проснулся и понял, что это был только сон. Мне было очень тревожно от этого прекрасного сна.
V.
Призраки в раю
Рассказ немного утомил меня. Я передохнул. Посмотрел на моих слушателей: не задремали ли они, пока я рассказывал о своей жизни в раю. Но когда я увидел раввина, который вцепился пальцами в бороду, богача, который сложил руки на животе, и даяна, который остолбенел, будто его сглазили, — я понял, что могу продолжать.
— От этого странного сна я проснулся среди ночи. Во сне, как вы знаете, я был женихом, мой друг Писунчик моим зятем. А сестра Писунчика, Этл с розовыми крыльями, моей невестой.
Я хотел снова заснуть, чтобы досмотреть этот прекрасный сон, но не мог. Я немного полежал с закрытыми глазами, но спать не хотелось, а сон был уже далеко-далеко, за райской мельницей.
Я встал с кровати. Босой, в ночной рубашке, я подошел к окну и выглянул.
Улица была залита лунным светом. Такой яркий лунный свет даже в раю редкость. Я открыл окно, вдохнул нежный полночный воздух и выдохнул вместе с ним «спокойной ночи» моему другу Писунчику и его красивой сестре с розовыми крыльями.
Напротив на тротуаре выросли две тени. Они ахнули и удивились:
— Это ты, Сёмка?
— Это ты, Берл?
— Что ты делаешь так поздно ночью на улице, Сёмка?
— А ты что делаешь, Берл?
Я узнал их, это были двое влюбленных ангелов-подмастерьев, которые работали у папы Писунчика, портняжки Шлойме-Залмена.
Я навострил уши. Мне было жаль пропустить хотя бы словечко из их разговора.
— Не могу уснуть, Сёма. Чуть закрою глаза, вижу ее, дочь лавочника.
Сёмка вздохнул:
— Со мной то же самое, Берл… Не вынесу я этого.
Они немного помолчали. Я видел, как иглы поблескивают в их лацканах.
— Я завидую, — печально произнес Сёмка, — завидую ничтожнейшему из земных подмастерьев. Он, если ему не повезет в любви, может хоть яду принять или в речке утопиться.
— У нас нет другого выбора, — ответил ему ангел Берл, — мы должны вечно терпеть нашу злую долю. До чего паскудное это слово «вечно». Кто его выдумал? И зачем?
Я видел, как слова «кто» и «зачем» сорвались с губ ангела Берла и остались висеть среди рая, залитого сладостным лунным сиянием.
Подмастерья ушли, Сёмка — направо, Берл — налево. Двое несчастных ангелов, которые бродят в райской ночи, — посочувствовал я. Очень-очень посочувствовал.
Я подумал, что дочка райского лавочника, причина их смятения, сейчас, наверное, спит. Ее волосы разметались по подушке. Крылья, которыми она укрылась, соскользнули. Может быть, она улыбается во сне и знать не знает, что несчастный, которому она подала надежду, места себе не находит. Молит о смерти и не может умереть.
— У лунной ночи в раю, — подумал я, — тоже есть свои призраки.
Тогда я даже представить не мог, что этой ночью мне доведется увидеть не только двух несчастных ангелов-подмастерьев.
Я услышал плач. Резкий, отчаянный. Я поднял голову и впервые увидел ангела Шимен-Бера. Он был, как обычно, мертвецки пьян. Шимен-Бер тащил за руки двух нерожденных детей. Они вырывались. Кричали и плакали.
— Заткнитесь, ублюдки, — злился ангел Шимен-Бер, — заткнетесь вы когда-нибудь или нет?
Его рыжая борода растрепалась, глаза мутные, до того он был пьян.
— Мы не хотим рождаться, — плакали двое нерожденных детей, — мы не хотим на землю, сжальтесь, реб Шимен-Бер!
Это были девочка и мальчик. Шимен-Бер получил приказ доставить их сегодня ночью на землю. Они должны были родиться двойней.
— Не хотим рождаться, — передразнивал их Шимен-Бер, — да кто вас спрашивает, ублюдки?
Мальчик, которого Шимен-Бер тащил за правую руку, что-то придумал. Он сказал пьяному ангелу:
— Реб Шимен-Бер, отпустите мою руку на секунду. Мне нужно нос вытереть.
Шимен-Бер ничего не заподозрил. Он отпустил руку паренька. Тот бросился бежать.
Посреди чудесной лунной ночи началась погоня. Шимен-Бер захлопал своими тяжелыми ватными крыльями и полетел за убегающим. Девочку он крепко держал за руку и тащил за собой.
Я все видел своими глазами. Сердце у меня колотилось. Я взмолился Творцу, чтобы он сотворил чудо и Шимен-Бер не поймал сбежавшего ребенка.
