Генри Бестон - Домик на краю земли
«Полубак» расположен настолько близко от кромки прибоя, что в тихую погоду до меня доносится не только обычный шум волн. Я отчетливо воспринимаю ритмичный шелест прибытия волн, отдельные всплески и грохот разрушения крупных валов. Сквозь темный, математически правильный прямоугольник окна, завешанного ставнями, я вслушиваюсь в шорохи, взрывы, шлепки и долгие, перемежающиеся между собой громовые раскаты, никогда не уставая наслаждаться этим полнозвучным гласом природы.
Вдали от пляжа всевозможные созвучия прибоя образуют сплошной, монолитный рев, подобный громовой симфонии. Осенние ночи в деревушке Истем полны таким вот звучанием океана. Когда разъезжаются дачники, деревня отдыхает и готовится к зиме — в кухонных окнах мерцают лампы, а над зарослями вереска, топями и песчаными бастионами разносится неумолкающий глас зимнего моря. Прислушайтесь на мгновение — сначала он покажется вам каким-то приглушенным воем, леденящим сердце.
Вслушайтесь глубже — и вы узнаете в нем громовую симфонию волн — бесконечную и далекую стихийную канонаду. У нее своя, особая красота, в которой ощущается ужас первоздания. Я слышал ее в последний раз звездной октябрьской ночью, когда проходил по поселку. Наступило безветрие, безлистные деревья стояли неподвижно, и весь опечаленный мир испытывал трепет, внимая этому могучему звуку.
2Морские волны — кровь пульсирующего сердца Земли. Приливы и отливы, вызываемые к жизни и формируемые Солнцем и Луной, — систолы и диастолы[6] земных вен. Ритм волн, населяющих морские просторы, напоминает биение пульса трепетной плоти. В нем зиждется неподдельная сила, навечно воплощенная в чередовании волновых форм, исчезающих по мере своего прохождения Я стою на вершине дюны, наблюдая за крупной волной, приближающейся к берегу со стороны открытого моря.
Я сознаю, что вижу только призрак, потому что те отдаленные воды вовсе не покинули своего места в океане и не приблизились ко мне; они, эти волны, всего лишь энергия, воплотившаяся в массу воды, бестелесное биение пульса, вибрация.
Вдумайтесь в это чудо Где-то далеко в океане, за тысячу миль отсюда, а может и далее, биение пульса Земли родило колебание — океанскую волну. Хотелось бы знать, имеет ли эта созидательная сила круговое воздействие? Расходится ли волна от центра пульсации так же кольцеобразно, как это наблюдается на водной глади, потревоженной брошенным камнем? Может быть, подобные окружности в океане настолько велики, что их трудно заметить? Появившись на свет, волна, вернее, ее кривая начинает свое путешествие. Этой волне предшествовали бесчисленные пульсации, точно такие же идут за ней по пятам. Не отклоняясь от курса, волна направляется к континенту; она размеренно движется к побережью, подкатывает к самому берегу, закручивается в бурун, разрушается и исчезает Последние воды, составлявшие ее, откатываются назад в виде пены, похожей на мрамор, для того чтобы стать телом другого биения, а затем рассыпаться вновь. Так будет денно и нощно и будет продолжаться до тех пор, пока потаенное сердце Земли не дрогнет в последний раз и последняя волна не разобьется о последний, покинутый берег.
Стоя на вершине моей дюны, я забываю об иллюзии и о пульсе Земли, так как воспринимаю волны скорее с помощью своего внешнего, чем внутреннего, зрения. В конце концов это впечатление — плод невероятного чудесного превращения — воплощения волновой энергии в зримую форму.
Мы обнаруживаем волну с помощью зрения на расстоянии примерно четверти мили от берега, затем видим, как она приближается, подходит вплотную, и кажется, будто мы проследили за движением нераздельной массы воды, так как не замечаем видимых изменений в ее количестве и форме. Тем не менее в течение каждого последующего мгновения первоначальное биение завладевает новыми сериями свободных частичек воды, частиц настолько подобных и единообразных, что наше зрение не в состоянии различить их, а способно лишь следовать за ними; отсюда мы говорим, к примеру, что за крупным валом идет вторая волна, третья и так далее. Удивительно, каким образом это колебание Земли, это таинственное возмущение моря способно проложить себе путь, преодолевая противодействие других сил, воздействующих на водную поверхность вблизи материков; как ему удается сохранить постоянство массы и формы в чудесном сочетании реальности и иллюзии? В конце концов наше внешнее видение только выигрывает от этого.
Северо-западный ветер, который дул вчера, смел с неба клочья взлохмаченных облаков. В этот полдень оно заполнено сплошной синевой, как и прибой, окаймленной снежной голубоватой белизной. На северо-востоке, ближе к горизонту, далеко в океане проглядывает лужица, наполненная самой глубокой лазурью, какую мне доводилось когда-либо видеть, — невесомой, присущей цветочным лепесткам или одеянию императора из волшебной китайской сказки.
Если вы хотите насладиться созерцанием волн, выберите для этого такой день, когда безоблачное небо полностью отражается в океане, а легкий ветерок нежно ласкает сушу. Приходите ровно в полдень, когда солнце смотрит бурунам прямо в лицо; можно заглянуть сюда и пораньше, когда блики, играющие на поверхности моря, смотрятся с наибольшим эффектом под косым солнечным освещением. Запомните, что самая яркая картина разворачивается с началом прилива.
Прибой достиг большой высоты, и на его дальнем крыле, под необъятной сверкающей синью неба расправляет плечи вал, превосходящий размерами своих собратьев.
Я слышал рассказы о том, что в тропических водах есть пляжи, где валы, протянувшиеся на целые мили, расшибаются о песок с грохотом канонады в едином, согласном мгновении. Можно себе представить, насколько восхитительно подобное зрелище, но едва ли вас хватит надолго для его созерцания. Мне кажется, что однообразие этой картины быстро утомляет. Местный прибой разобщен, он набегает в виде длинных, перемежающихся параллелей. Отдельные валы достигают по фронту нескольких сот футов, другие — одной восьмой мили, а третьи, самые длинные, — даже четверти мили и более. Таким образом, в любое время и мгновение суток вдоль пятимильного отрезка пляжа, просматриваемого с «Полубака», можно наблюдать все фазы прибойной волны одновременно: валы, подходящие к берегу, валы, завихряющиеся в буруны, лижущие песок пеной и наконец откатывающиеся назад.
Давайте все же вернемся к тому синему валу, который начал движение по необозримой лазури моря. На дальнем конце Земли, напротив Кейп-Кода, лежит древняя испанская провинция Галисия с городами Понтеведра и Сан-Хуан Компостелла, знаменитыми своими пилигримами. Где-то посредине, между побережьем Испании и Кейп-Кодом, пульс Земли породил нашу волну и направил ее на запад через водные просторы. В открытом океане, на пути к побережью, эта волна взметнула вверх свои брызги, расступившиеся перед ржавым форштевнем торгового судна, оросив радужными каплями плиты его обшивки; прохождение этой волны, должно быть, ощутили под своими килями и крупные лайнеры.
На западе лежит континент, и вот уже биение пульса приближается к бастионам Кейп-Кода. В двух третях мили от берега волна все еще существует в виде вибрации моря, то есть морского вала. Если рассечь этот вал поперек, то можно увидеть, что его очертания близки к слегка сплюснутой полуокружности: пульс имеет форму пологого холма, движущегося вперед.
Я наблюдаю за его перемещением. Он надвигается все ближе и ближе, приподнимаясь по мере возвышения дна и обмеления прибрежных вод; еще ближе — и вал превращается из округлого холма в пирамиду, которая быстро видоизменяется: сторона, обращенная к морю, удлиняется, а та, что смотрит на берег, плавно прогибается вовнутрь — волна обретает форму буруна. Вдоль синей вершины образуется прозрачный игривый гребень, над которым порхают легкие водяные брызги. Пляж, покрытый мятущейся пеной, взмученной в результате разрушения предшествующих бурунов, встречает очередной морской холм, одушевленный пульсом, — мелководье как бы подставляет буруну ножку, и великан мгновенно спотыкается, рушится вниз и проталкивается вперед силой, действующей на него по наклонной линии сзади. Таким образом, падение буруна не является результатом работы одной лишь силы земного тяготения.
Стоит ли удивляться тому, что очертания волн, которые те принимают накануне падения, повсеместно завладели людским художественным воображением: длинный, пологий скат, обращенный к открытому морю, завихряющийся гребень, вогнутая волюта[7] фронтальной части.
Опрокинутый и поверженный вал с грохотом рассыпается, масса сверкающей синевы рушится вниз в сопровождении великолепной, беснующейся пены; кувыркающаяся вода отражается от песчаного ложа, взмывает вверх, превосходя высоту погибшего гребня. Из глубины этого дикого, быстро затухающего беспорядка, порожденного распадом силы и формы, вылетают пенистые фонтаны и космы водяной пыли. Масса возмущенной воды и кипящей пены спешит теперь к кромке песка, словно готовясь к падению с высокого водопада. Примерно в тридцати пяти футах от берега море мелеет до глубины двух футов, а затем плавно сходит на нет. Пласт шипящей воды становится тоньше, не более одного дюйма, и последний движущий импульс, который еще живет в кристалликах пены, затихает и исчезает в песке, отражая небо в последнем мгновении, полном энергии и красоты.
