Кармен Лафорет - Ничто. Остров и демоны
И все же несколько минут они наслаждались покоем и тишиной, словно, ступив в ущелье, вдруг очутились в огромной, великолепной церкви. Потом Марта торопливо заговорила, и так как художник мало что понял в ее планах бегства, она повторила все сначала. Но тут же увидела, что и на этот раз он чего-то не понимает.
Ребятишки лавочника, гурьбой подбежав к ним, прервали объяснения Марты. Они сказали, что у одного рыбака нашлось для сеньориты подходящее место. Пабло; снова рассердился и снова отправился спорить с хозяином. Но из этого ничего не вышло. Супруги категорически отказались оставить Марту на ночь у себя. Наконец жена Антоньито сказала, что сможет одолжить рыбачке, которая приютит сеньориту, две простыни. Вот и все. Больше не просите.
После этих препирательств Пабло вновь укрепился в намерении выбранить Марту, что и сделал, пока они шли к хижинам по жаркой тропинке между большими кардонами и окаменевшими кусками лавы, на которых в лунном свете дремали ящерицы. Он сказал ей, что она разочаровала его и что, по его мнению, невозможно уважать человека, наделенного силой и разумом, но подчиняющегося любому капризу, как это делает какая-нибудь пустая вульгарная бабенка. А теперь в довершение всего она еще собирается сбежать со своим женихом. Он не знал, что Марта слушает его, тая от блаженства, испытывая то невыразимое удовольствие, какое чувствуешь иногда, когда любимый человек в сердцах принимается тебя бранить. Потому что тот, кто нас бранит, пусть и несправедливо, по крайней мере, думает о нас, не остается равнодушным.
— Я не собираюсь бежать ни с каким женихом. У меня нет жениха. Я хочу уехать одна. Я больше не хочу оставаться здесь… Вы же сами, Пабло, говорили много раз, что мне надо учиться, уехать с острова, повидать новые места…
— Я?.. Ну хорошо!.. Значит, с этим мальчиком, с которым ты ходишь, у тебя ничего нет?
— Нет… Вы, Пабло, так отличаетесь от всех… Вы… я уже говорила как-то, вы для меня высшее существо. Мне стыдно признаваться, потому что я знаю, я поступала нехорошо и вы можете осуждать меня… но я целовалась с этим мальчиком, сама не понимая, что делаю… Зато теперь, честное слово, я знаю, что не люблю его. Я хочу только уехать отсюда.
Тут Пабло увидел, что Марте действительно стыдно и что она, как это ни маловероятно, приехала сюда отнюдь не в поисках легких приключений, каких постоянно ищет — чтобы не ходить далеко за примером — ее тетка Онеста, которая, однако, умеет соблюдать приличия и не слишком назойлива. Пабло почему-то рассердился еще больше и несколько минут совершенно не знал, что сказать этой девчонке.
Когда они подошли к домику, в котором Марте предстояло ночевать, она не осмелилась и заикнуться о том, что предпочла бы спать на вольном воздухе. Она уже причинила Пабло столько хлопот! Ей оставалось только улыбаться, говоря, что тут ей будет превосходно.
В маленьком поселке пахло свиньями, экскрементами и тухлой рыбой, хотя шумящее рядом море сметало все запахи и очищало все своим свежим соленым дыханием. Домики были сделаны из камней, уложенных один на другой и ничем не скрепленных. Марту поместили в одну из комнатушек, почти целиком занятую складной кроватью, на которую постелили чистые простыни, взятые у лавочницы. В той же комнате, на одеяле, положенном на пол, собирались спать еще две женщины. Проветривать комнату можно было только через дощатую дверь с занавеской из мешковины. Снаружи дом дополняли две пристройки — открытая, невообразимо убогая кухонька и загон для свиней.
Остальные дома были такими же. Марта с восхищением посмотрела на Пабло. Она думала, какой же силой духа должен он обладать, чтобы жить в подобном месте только ради своей живописи; так живут святые отшельники в пустынях.
Перед тем как пойти спать, они посидели на пустынном берегу, бесконечно, насколько хватает глаз протянувшемся в обе стороны. Сейчас они почти не разговаривали, и для Марты эти минуты казались невероятно, невообразимо счастливыми. Пабло уже сказал, что никоим образом не собирается помогать ей при побеге, но что, если она сможет попасть на пароход, он постарается убедить эту старую клушу Даниэля, чтобы он принял в девочке участие.
— Я думаю, что это будет нетрудно…
— Да?
— Благодаря твоим материальным возможностям, сеньорита. Твои мадридские родственники обожают деньги.
— Но у меня ничего нет, никаких денег.
— Достаточно того, что в один прекрасный день ты сможешь их получить.
Марта подумала, что у нее никогда ничего не будет, ведь она не стремится стать богатой. Она хочет только одного: всегда быть такой, как сейчас, быть одиноким существом в большом мире, иметь друга, избранника души, и не владеть никаким состоянием, потому что оно связывало, стесняло бы ее. Но сказать это вслух Марта не осмелилась.
Немного погодя, под мерный шум волн и жаркие голоса цикад Пабло лениво заметил, что опасается, не повредит ли Марте это ночное приключение. Она не боится неприятностей дома? Но Марта ответила, что думает о плохом, только когда оно на нее свалится. Она очень рада, что Пабло хочет на следующее утро поехать с ней в Лас-Пальмас. А сейчас она предпочитает не думать о будущем, потому что слишком счастлива.
Пабло неожиданно и резко поднялся с песка, на котором сидел рядом с Мартой. Его движение было настолько внезапным, что сердце девочки болезненно сжалось. Всего минуту назад у нее было ощущение, будто он так же, как и она, совершенно спокоен и очарован тишиной и далекими голосами рыбаков.
— Пора спать.
Голос его звучал сухо.
Марта не решилась протестовать. Она была расстроена. Ей казалось, что окончились самые лучшие часы ее жизни.
Поселок еще не спал. Рыбаки отдыхали на пороге своих домиков. Пабло подтолкнул девочку к хижине, где она должна была ночевать, и отправился к себе.
Уже много дней он спал на неудобной складной кровати, без простынь. В этой абсолютной бедности он нашел спасение от мучавших его забот. Он сделал массу набросков и до сегодняшнего вечера был почти счастлив.
В отчаянии он бросился на кровать. Его молодое тело настойчиво требовало того, в чем он не привык себе отказывать, и присутствие наивной, неискушенной девочки обостряло в нем эти желания. Он закурил в темноте. Ему ясно представилось тело жены, ее жесты, естественность, ее изящество и простота, появлявшиеся у нее в минуты близости. Никто никогда не мог сильнее пленить его. Жизнь с ней была для него мучением и одновременно наслаждением, наслаждением, подобным действию наркотиков. Он знал, что встреча с Марией стала теперь возможной — в кармане у него лежало ее письмо из Мексики. В нем она рассказывала с жестокой откровенностью, как она несчастна и как теперь он ей нужен. Мария не была глупой или дурной женщиной, хотя он, чтобы как-то утешиться, убеждал себя в ее испорченности и старался возненавидеть. Она причинила ему немало горя, но ведь она принесла ему столько радости, сколько никогда не мог дать никто другой. Благодаря ей он стал лучше, — если только это имело какое-то значение, — стал более чутким, менее тщеславным, чем был до встречи с ней. И сейчас он в отчаянии спрашивал себя, может ли радость творчества вознаградить его за отречение от дивного ощущения полноты жизни, какое давало ему присутствие жены, и, наконец, может ли он как художник создать что-нибудь настолько значительное, ради чего стоило бы жертвовать своим мучением и своим счастьем; он знал, что как только вернется к прежней жизни, это мучение и счастье поглотят его целиком и не оставят ни времени, ни сил для живописи. Рядом с Марией он был погибшим для искусства человеком.
Рассвет застал его таким, каким он был всегда — слабым, бесконечно печальным, обуреваемым сомнениями, а Марте он казался святым.
Тем временем Марта, растянувшись на тощем соломенном тюфяке, никак не могла приспособиться к неровностям своего жесткого ложа. В комнате стояла удушающая жара и зловоние. Девочка в темноте то и дело чесалась, потому что на нее напали полчища блох. Ей смешно было подумать, какое лицо состроили бы ее подруги, если бы смогли сейчас в щелочку поглядеть на нее.
Она никак не могла заснуть. Не только от всех неудобств, но и от беспокойной радости, которая переполняла ее, несмотря на мучительную жару, на укусы блох, наводнявших постель, и тяжелый запах гниющей рыбы, исходивший, казалось, от всего вокруг. Она не могла больше терпеть и, когда хозяйки вошли в комнату, сказала, что хочет на минутку выйти.
Никто ее не удерживал. Снаружи она попыталась хорошенько запомнить расположение хижины, чтобы потом найти ее, и направилась к берегу, в сторону от поселка.
Теплый ветер и серебристое море звали Марту. Кругом не было ни души. Она быстро разделась на песке, искрящемся в свете луны, и бросилась в воду.
Никогда еще Марта не плавала с таким наслаждением, как сейчас, в теплых, нагретых за день волнах, пронизанных светом. Жизнь казалась ей неправдоподобно прекрасной. Вытянувшись на спине, чувствуя, как шевелятся в воде ее волосы, она тихо засмеялась. Никто не сможет понять всей прелести этого приключения, если пересказать его теми бедными словами, которые даны нам для выражения наших мыслей и чувств. Как об этом расскажешь? «Таким был самый прекрасный день моей жизни: я не ела и отправилась в пыльном автобусе разыскивать своих родных туда, где их не было. Я встретила человека, которого очень люблю и который сердито бранил меня. Я спала в ужасной комнате, полной блох, а когда не смогла больше терпеть, вышла и ночью купалась в море, совсем голая, одна».
