Альваро Кункейро - Человек, который был похож на Ореста
— Да, я кое-что слышала и даже видела этого человека, — сказала Теодора. — Тадео приводил его в мою лавку купить инжир и лимоны.
— Ну и как? Он хорош собой? — спросила лузитанка Флоринда, которая была романтической особой, носила нежно-голубые наряды и гордилась своими длинными ресницами, что порхали на ее лице подобно бабочкам-траурницам.
— Он смугл и высок, талия тонкая, волосы кудрявые, а таких рук, как у него, я в жизни своей не видывала: пальцы длинные, изящные, ногти отполированны; лет тридцать, не больше, а глаза — грустные. На нем синий камзол и башмаки горчичного цвета с серебряными пряжками. Тадео носит за ним накидку и трость. В лавке чужестранец пробовал инжир, выбирая самый лучший, и из их разговора я поняла, что они отправлялись в сторону брода встречать слугу, который должен привезти ему коня и вещи, а то господину надоело носить одну и ту же рубашку.
Лино, без конца пристававший ко всем с просьбами посмотреть, не растет ли что-нибудь у него на подбородке, поинтересовался бородой незнакомца; а некая Амелия — его зубами, ибо ее покойный папаша-бельгиец выпускал мятную зубную пасту.
Теодора пояснила, что борода чужестранца подстрижена ровным полукругом, а зубы — безукоризненно белые и ровные: она хорошо разглядела, когда тот надкусил инжир.
— Тадео зовет его «дон Леон», — прибавила Теодора.
— В высшем свете говорят, он похож на пропавшего брата Ифигении. — Лино попросил всех никому не проболтаться, ведь он узнал об этом от одного сенатора, который в свободное время забегал в дом Малены погладить девицам ножки.
— Они только о нем и думают! — заметила Теодора. — Мне в свое время тоже довелось иметь дело с инквизиторами из-за одного человека, за которым они шли по пятам.
Хозяйка фруктовой лавки попросила еще стакан лимонада, выпила его маленькими глотками и, видя, что Лино и девицы сгорают от любопытства, рассказала свою историю.
— Однажды вечером, когда госпожа Малена уже зажигала у дверей красный фонарь, в наш дом зашел белокурый юноша. Сразу было видно — человек он робкий: войдя в зал, густо покраснел — и выбрал меня немедленно, как только я появилась, а вам не хуже моего известно, что так ведут себя люди застенчивые. Потом ему захотелось потанцевать, и он бросил монету Хустиньяно, нашему аккордеонисту, царствие ему небесное. По выговору мне сразу стало ясно — юноша не из наших краев. Когда мы кружились по залу, он все заглядывал мне в глаза, может, по наивности хотел увлечь меня, да уж куда мне! В постели я заметила у него красное пятно в форме льва на левом плече, и юноша объяснил, что его мать напугал в зоопарке грозный зверь, поэтому он таким и родился. Потом чужеземец приходил не раз, и я его даже полюбила. Он носил мне пряники и сладкое вино, и мы всегда танцевали прежде, чем отправиться в постель. Но однажды случилось вот что: спала я себе как-то утром, потому что накануне развлекала допоздна одного капрала и тот просто допек меня своими рассказами, всякие там сражения да крики «В штыки!», «В атаку!» — слушать невозможно, и как звали жену полковника… Не хуже моего знаете, как это бывает — такие типы потом всегда начинают показывать карточки детишек, которых успели наделать прежде, чем отправиться на войну; старший мальчишка непременно снят в отцовском шлеме с перьями. А еще хуже те вояки, у кого дома одни дочки. И что за охота нюни распускать!
— Почти все мы такие, — заметил Лино.
— Ну так вот, я и говорю — сплю я себе спокойно, и тут хозяйка Малена будит меня. Оказывается, пришел сеньор Эусебио из Иностранного ведомства и дожидается в зале, но нужна я ему вовсе не для постели — он принес протоколы допроса. Сеньор Эусебио стал очень вежливо расспрашивать меня о юноше, и я ему все выложила: и про то, что он меня всегда выбирал, и про танцы, и про угощение, а еще рассказала, как он платил мне — никогда не сунет деньги в руку, а положит тайком под подушку. Офицер хотел знать, каким именем он называл себя, а я ответила — не знаю, и это была чистая правда. Мы все называли его просто блондинчиком, и я его так звала в минуты любви. Потом его милость сказал: они ожидают страшного преступника, и внешность моего блондина сходится с его приметами. Их интересовали детали — родинки, шрамы или золотые зубы… Мне припомнилось родимое пятно на левом плече, и я про это рассказала; тогда сеньор Эусебио нарисовал угольком в точности такое же, как у юноши, на клочке бумаги. Услышав, что все сходится, сеньор взял с меня слово держать наш разговор в тайне и заставил поклясться в присутствии Малены прахом моего отца: на самом деле никакого отца у меня сроду не было, а потому я не знала, жив он или мертв; но так посоветовал дон Эусебио — по его мнению, такая клятва звучала весьма достойно. А еще он попросил меня собственноручно написать донос на юношу с родимым пятном, чтобы не быть привлеченной за соучастие: потом, если он окажется невиновен, его выпустят, он вернется сюда, и я смогу по-прежнему ублажать своего красавчика; а если это преступник, то за помощь правосудию мне бесплатно выдадут пожизненный желтый билет, и у меня не будет недостатка в выгодных клиентах. Ну, я и согласилась; моего блондинчика схватили; неделя проходила за неделей, я ждала его, а он все не шел. Вы же знаете, очень он мне нравился — ласковый был да веселый; говорил всегда о дальних странах, а не о своих неприятностях. И вот однажды пришел к нам один солдат-наемник, мулат с серьгой в ухе, и спросил меня. Денег на постель у него не было, и мы просто сели выпить вина. За столом он рассказал мне шепотом, что мой блондин отдал концы — ему подставили подножку, бедняга споткнулся на ступеньках второго лестничного пролета и полетел вниз головой прямо об большую пушку. Я спросила, вправду ли он оказался знаменитым разбойником, и тогда солдат прошептал мне на ухо, что никакие разбойники тут ни при чем; один приятель мулата слышал, как юношу пытали, твердя без конца одно и то же: признайся, где меч, где твои сообщники; а несчастный все отрицал, говоря, будто он вовсе не принц и слыхом не слыхал о человеке, чье имя я и произносить не хочу, о том мстителе, который когда-нибудь явится в город. Его упорство оказалось напрасным. За такую весть мне пришлось отвести мулата в свою комнату — он заслужил эту награду; в постели его нисколько не волновало, что я плакала о моем русом красавчике, пока он делал свое дело. Уходя, солдат сказал мне по секрету:
— Держи ухо востро, красотка. Они ищут человека с пятном в виде льва на спине, родинкой с двумя волосками на груди и шрамом от удара копьем на левом бедре.
— Все три приметы должны сходиться? — спросила я.
— Необязательно, но хотя бы одна должна быть непременно.
Девицы обсуждали эту историю, гладя белье, и все клялись ни в коем случае не выдавать человека с такими приметами (будь их одна, две или три), если когда-нибудь он у них появится. Они соберут ему денег и спрячут в кладовой: какое им дело до того, что юноша должен стать убийцей родителей — куда же ему деваться, если преступление предначертано заранее.
Не ведая даже, существует ли прекрасный принц на самом деле, все девицы уже влюбились в него, и за этими разговорами застал их Тадео, который постучал в дверь. За нищим, одетым в новое платье, вошел дон Леон, произнес лишь «Добрый вечер», осмотрел всех девиц, медленно поворачивая свою гордо поднятую голову, и указал рукояткой трости на португалку Флоринду. Девушка, увидев возле своей груди серебряную фигурку лежащей борзой, упала без чувств, не выпуская из рук утюга, который открылся от удара и красные угольки брызнули в разные стороны. Хозяин Лино пискнул своим тоненьким голоском, Теодора выпустила из рук стакан, а Полька хлопнулась посреди комнаты на пол, задрав юбки, как делают деревенские девушки в ее стране, когда объявляют о нашествии рыцарей — насильников из Тевтонского ордена.
VI
Городского драматурга звали Филоном, а на афишах обычно писали «Филон Младший», дабы отличить его от другого Филона, который раньше занимался в городе тем же делом и написал несколько фарсов и одну комедию, которую до сих пор ставили в театре, хотя ничего хорошего в ней не было — просто переделанный «Рыцарь из Ольмедо».[16] По пьесе история выглядела так: сначала дон Алонсо сидел с доньей Эльвирой Пачеко на балконе во время ярмарки в Медина-дель-Кампо, потом рыцарь распрощался с дамой, и тут вдруг она стала сходить с ума от ревности. Ей взбрело в голову, что стоит Алонсо добраться до дому и лечь, дрожа от холода, в постель — на дворе-то уже осень, — как ему захочется прижаться к законной супруге и обогреться. И вот Эльвира, не долго думая, переоделась в мужское платье, подстерегла рыцаря на перекрестке и свалила его с лошади одним выстрелом. Публике больше всего нравился последний акт — здесь всегда раздавались свистки: донья Эльвира наблюдала за казнью двух слуг некоего дона Мигеля, который скрылся из города, переодевшись священником, потому что его заподозрили в убийстве. Дама попивала лимонад, обмахивалась веером и кокетничала с новыми поклонниками. Скорняки, имевшие в театре собственную ложу, украшенную бумажным фонариком, кричали:
