Магда Сабо - Фреска
В школе Янка никогда не была отличницей, из класса в класс она переходила с тройками и четверками. В тот год, когда Мамочку забрали в больницу, Янка впервые пошла в гимназию и жила в постоянном страхе перед множеством разных преподавателей. Она приносила домой табели с отметками все хуже и хуже и поразительным образом ухитрялась плохо ответить, даже выучив уроки назубок. После четвертого класса, к счастью, настал конец ее школьным мучениям; было очевидно, что она не создана для наук, зато вести домашнее хозяйство умеет. Для нее был счастливейший день, когда она узнала, что ей не придется дальше учиться! Аннушка же, в противоположность ей, отвечала без запинки даже в тех случаях, если и вовсе не открывала учебник. Аннушка фантазировала отвечая, она способна была сочинить что угодно, вплоть до математических выводов. Янка всякий раз поражалась, когда пыталась проверить, выучены ли у нее уроки, и Аннушка с загоревшимися глазами добрых четверть часа трещала без умолку, живописуя какой-либо захватывающий эпизод из жизни Яноша Хуняди, хотя в учебнике на этот счет и намека не было. Жужанна растет совсем иной, не похожей ни на одну из них: ее отличают серьезность и основательность. Она не выдумывает лишнего, не дает воли фантазии, но умеет логически развить любую тему и все сказанное облекает в четкую форму. Это свойство Жужанна унаследовала явно от отца, не от нее же: в ее передаче все становится бессвязным, даже связный текст молитвы. В Жужанне, как ни странно говорить такое о восьмилетней девочке, есть что-то от монахини. Впрочем, чему тут удивляться! Разве могла она стать иной в этом доме?
С крашением Янка покончила и осторожно, чтобы не выпачкать руки, деревянной ложкой выудила платье из черной жижи. Ей все косточки перемоют, стоит только людям на похоронах Мамочки заметить по ее рукам, что с утра она еще работала. Янка окунула платье в кадку с холодной водой. Вымыла руки. Платье немного полежит в холодной воде, потом она выполощет его, выгладит и делу конец. Янка вытирала руки, когда вошла Жужанна и попросила есть.
Янка намазала сметаной кусок хлеба. Странная все-таки девочка, точно бы никогда и не бывает голодна, как все дети, а уж если случится, что за столом сидит гость, то и вовсе к еде не притронется, а только внимательно смотрит да слушает. Сегодня утром вот так же пристально она разглядывала прабабку, и насилу удалось ее упросить, чтобы выпила хотя бы чашку кофе. Аннушка, та всегда первой рвалась к съестному и плакала, если гостю перепадал облюбованный ею лакомый кусочек. Сколько раз за это наказывали маленькую Аннушку, сколько раз выгоняли ее из-за стола! Неужели и впрямь в девочке говорила зависть, как это объясняли Папа и Ласло Кун? Однажды она подхватила с тарелки у тети Францишки блинчик и убежала со своей добычей в сад. Папа тогда запер ее в подвал, но Аннушка и не собиралась просить прощения, она вовсю распевала разудалые солдатские песни, да таким дурным голосом, что пришлось ее выпустить на свободу. Тогда, помнится, Анжу попало за то, что учит ребенка охальным песням.
Сусу по характеру совсем другая. Она тотчас попросит прощения у любого, если почувствует, что провинилась. Аннушка, та ни при каких обстоятельствах не желала признавать свою вину, только горазда была реветь и знай себе размазывала по щекам слезы. Жужанна всегда норовит подладиться к каждому. «Сусу», – с нежностью повторила про себя Янка, глядя, как дочка ест, аккуратно, понемногу откусывая. Ужасно, что нельзя приласкать собственного ребенка – только когда они вдвоем. Нельзя говорить друг другу «ты», нельзя называть дочку ласкательным именем. При посторонних она называет Сусу Жужанной, а та ее «матушкой». Аннушка, всегда и ко всем подряд обращалась на «ты», будь перед нею хоть сам епископ, и, здороваясь, с размаху хлопала своей детской пятерней в ладонь. От Папы ей постоянно доставались тумаки, но Аннушка, визжа, закрывала попку и ругалась, пока сил хватало. Аннушка!.. Неужели они сегодня увидятся вновь?
– Мамуся, пропала «История в картинках»! – сказала Жужанна и вытерла рот салфеткой, перехваченной костяным кольцом. – Знаешь, какая? Та, по которой я училась читать.
Янка похолодела. Несколько месяцев назад она впервые обнаружила, что книги из дома куда-то потихоньку исчезают, но не решилась никому сказать о своем открытии. Уж так повелось, что за каждый недосмотр спрашивают с нее либо с тетушки Кати, и пропади там одна книга, или двадцать, или целых сто – ради этого не стоит нарушать то относительное спокойствие, которое поддерживается в доме. Ласло умеет быть таким страшным и отталкивающе чужим… Ну и пусть пропадают книги, не к добру даже задумываться над тем, кто прибирает; их к рукам. Да, пусть пропадают любые книги, но Только не эта – «История в картинках»! И опять воспоминания ее раздвоились, одна линия повела глубже в прошлое, к Аннушке; и опять возникло неотступное сравнение с Жужанной.
Аннушке тогда было годика два; стоило ей увидеть картинку, как малышка принималась восторженно вопить, размахивать ручонками, рвать в клочки и комкать бумагу. Детских книг с картинками в доме не было, и Янка развлекала сестренку, листая Брема или «Историю Венгрии в иллюстрациях», Аннушка с восторженным воплем хлопала кулачком по странице, где красовался строгий, четкий профиль Карла Роберта Анжуйского с диадемой из лилий, венчавшей чело. Папочка был погружен в чтение и раздраженно вскинул голову, когда Аннушка, вертясь и колотя ножонками на коленях у Янки, в двадцатый раз задала излюбленный свой вопрос: «А это чего это?» – «Карой Анью, – также в двадцатый раз покорно пояснила Янка, – правил с 1308 года по 1342-й». «А это чего это?» – снова вырвалось у маленькой Аннушки, как будто она и не слышала ответа. Тут Папа вскочил, резко свернул газету и в сердцах прикрикнул на Аннушку: «Ты что, глухая? Анжу!» Папа произнес это имя не так, как Янка, а правильно, отчетливо выговаривая звонкое «ж», и Аннушка, точно завороженная, умолкла на мгновение, а потом радостно замахала пухлыми ручонками, завидя Михая Йоо, который как раз в этот момент протиснулся в приотворенную Папой дверь и свалил у печки охапку пахучих поленьев акации. «Анжу, – восторженно вопила Аннушка при виде Михая Йоо, – Анжу!»
По этой же книге Сусу училась читать. Когда они оставались наедине, Жужанна с таинственным видом перелистывала страницы «Истории» и тыкала пальцем в корону из лилий на лбу Карла Анжуйского, тогда мать и дочь целовали друг друга и смеялись, раскрасневшиеся и взволнованные, словно два заговорщика, потому как шестилетней Сусу было известно, что ни в коем случае нельзя кого бы то ни было расспрашивать об Аннушке и вообще догадываться о ее существовании. У матери с дочкой было много подобных малых секретов. Так Ласло Кун потребовал закопать в землю новорожденных котят; по его мнению, великодушнее было погубить их, нежели держать впроголодь или отдать в плохие руки. Сусу знала, где укрывает своих малышей внучка старой Ирен, кошка по кличке Пеструшка (с тех пор как Аннушка ушла из дому, никто уже не решался наделять животных христианскими именами), а от дочери, конечно, и Янка узнала о потайном месте, по ни одна из них никому не проговорилась об этом. Иногда по ночам, когда до нее доносилось посапывание дочери, Янка улыбалась: так сладостно было сознавать, что у них есть своя тайна. Через какое-то время, когда Пеструшка спустилась с чердака, а за ней следом – пятеро котят с тонюсенькими хвостиками, Сусу поначалу залилась краской, потом побледнела, и Янке казалось, что она глазом видит, как неистово колотится под платьишком детское сердечко.
Что же до книг… Да хоть бы их все потаскали, но чтобы именно эту… Она отжала платье и закинула его на сушилку. Янке пришлось встать на цыпочки, чтобы расправить его на планке. И она чуть не сдернула платье с перепугу, когда услышала вопрос дочери:
– Как ты думаешь, ее тоже дядя Арпад стащил?
Янка очень медленно обернулась, вытирая руки намокшим передником. Жужанна смотрела на нее без тени волнения; ясно было, что она не придавала своему вопросу никакого значения, просто поинтересовалась, как интересуются, скоро ли будет готов обед. Янка растерянно смотрела на дочь. Что в таких случаях положено отвечать матери? Приемыш как-никак их сводный брат, Сусу он приходится вроде бы дядей, и хотя Янка знает, что Приемыш всегда был не чист на руку, все же о таких вещах вслух говорить не принято… Сусу присела да корточки перед лоханью, помешивая деревянной ложкой красильный раствор. Может, и не придется отвечать Жужанне, во всяком случае не сейчас, а когда-нибудь в другой раз, если она снова вспомнит об этом. А до тех пор можно и отыскать книгу, а то и прямо спросить у Приемыша. При этом Янка прекрасно знала, что она никогда не решится задать Приемышу подобный вопрос, да и искать книгу не станет.
– Тетя Кати говорила, что он сбывает книги на барахолке, – сказала Сусу, глядя на мать поверх лохани. – Тетя Розика выставляет их на продажу каждую среду.
