Лао Шэ - Сказители
– Не сметь! Верхом? Никто не поедет верхом!
– Ладно, ладно, – сказал Баоцин, которому только того и надо было. Он пошел вперед, прижимая к груди трехструнку. – Мы отправимся на открытых паланкинах. Давайте, садитесь.
Следуя за ним, и остальные сошли по сходням на берег. Тетушка еще продолжала говорить, что возвратится домой, но уже шла со всеми вместе. Ей было совершенно ясно: если она останется одна, ей вовек не вернуться обратно без чьей-либо помощи. К тому же она совершенно не знала, что представляет собой Чунцин.
Вся семья с трехстрункой, барабаном, большими и малыми узлами уселась на паланкинах, и носильщики двинулись вперед. Рикши, несшие носилки, медленно, шаг за шагом, с большим трудом взобрались на холм, через который шла дорога в город. Люди в паланкинах сидели тихо, озираясь по сторонам. Они боялись шелохнуться и лишь изредка потягивались, распрямляя затекшую поясницу. Впереди была опасная горная тропа, даже тетушка со страху затаила дыхание и притихла- Ей казалось, что стоит ‘лишь пошевелиться, как она полетит в пропасть.
Лишь Сюлянь ощущала радость. Она кричала, обращаясь к Дафэн:
– Погляди, мы как будто поднимаемся прямо на небо!
Дафэн вообще предпочитала молчать, но на этот раз раскрыла рот:
–Осторожней, сестричка. Люди говорят, чем выше заберешься, тем больнее будет падать!
Глава 3
Добравшись до вершины, все сошли с паланкинов. Тетушка Фан, хоть ее и донесли сюда, все равно не в состоянии была шагу ступить и чувствовала себя более утомленной, чем кули, которые ее несли. Усевшись на ступеньки, она ворчала, что хочет вернуться домой, что этот город на горах напугал ее до смерти. Как же она будет взбираться по этим ступеням, когда ей захочется выйти из дома?
Сюлянь с любопытством глядела на городские улицы, ее волновали новые впечатления. Высокие здания, автомобили, неоновые рекламы. Кто бы мог подумать, что в далеких горах может быть столько же модных штучек, как в Шанхае и Ханькоу!
Она подбежала к отцу:
– Папа, там наверняка есть хорошие гостиницы. Пойдем выберем.
Тетушка Фан, что ей ни толковали, наотрез отказалась идти дальше. К счастью, поблизости оказалась небольшая гостиница, и вопрос был более или менее утрясен. Она велела носильщикам внести вещи. Сюлянь недовольно скривила рот, но никто не решился перечить.
Гостиница была маленькой, темной, до ужаса грязной. Барцин разыскал баню. Переступив порог, он не переставая кивал всем головой, не упустил даже разносчика чая, будто все были его старыми друзьями. Среди тех, кто пришел мыться, несколько человек знали его по пароходу, и он тепло поздоровался с ними за руку. После этого подошел к кассе и, ни слова не говоря, заплатил за них.
Он обратил на себя внимание. В один миг люди узнали, что вместе с ними в баню пришел мыться необычный человек. Даже ленивые сычуаньские банщики, проявив особое радушие, сбегали и принесли ему чашку горячего чая и мокрое, отжатое в горячей воде полотенце, чтобы обтереть потное лицо. Он постригся, побрился, разделся, не спеша прыгнул в бассейн, поплескал на себя горячую воду, потом уселся на край бассейна и стал тереть себе грудь, напевая какую-то мелодию. Голос его был невысокий, но густой и звучный. Он был в прекрасном состоянии духа. Дел было предостаточно, куда торопиться? Сначала надо спеть что-нибудь, а там видно будет. Он прислушивался к своему голосу, чувствовал его красоту и, конечно, еще больше радовался, когда другие им восхищались.
Смыв с себя липкий пот, он надел, как положено, длинный шелковый халат и матерчатые туфли, сдал грязную одежду, тут же у прилавка, в стирку и почувствовал себя чистым и опрятным. Он вышел из бани в полной готовности заняться делами.
Прежде всего ему нужно было выяснить, с чем выступают на местных театральных подмостках. Потратив часок-другой и обойдя несколько чайных, Баоцин узнал, что в округе, по берегу реки, исполняют местные песенные сказы под названием «сычуаньские мелодии», а также «юйгу» и «янцинь». По столичным стандартам, как ему казалось, местные штуковины ничего особенного собой не представляли. Сказы под барабан, конечно, были интересней и изысканней, но искусный мастер должен быть скромным и всегда иметь в запасе что-нибудь новенькое.
Баоцин радовался тому, что дела в чайных процветали. Если такие актеры зарабатывают деньги, то почему не могут он и Сюлянь. Возможно, жители Чунцина не поймут сказы под аккомпанемент большого барабана. Однако новые номера всегда собирают публику, и сычу- аньцы непременно захотят посмотреть привезенное издалека. Чунцин временно стал столицей Китая. Сюда со всех концов страны валил народ. В крайнем случае, не придут сычуаньцы – придут беженцы. В общем, дела не так уж плохи.
Вот только нужно сколотить труппу. Они сСюлянь не м огут запросто выступать в чайных или под навесами на берегу реки. Ни в коем случае. Он – артист, у него своя профессиональная гордость, он прибыл из Бэйпина. Он выступал в таких крупных городах, как Шанхай, Нанкин, Ханькоу. Он просто обязан организовать собственную театральную труппу, поместить у входа расшитые золотыми иероглифами анонсы, задрапировать стол на сцене специальной скатертью и развесить в зале подаренные его почитателями картины в свитках и декоративные панно. Ему нужны были актеры разных жанров: пара исполнителей сатирических диалогов, фокусник, имитатор-пародист. В любом случае он должен был во всем играть ведущую роль. Если такую труппу не удастся организовать сразу, ему придется подыскать себе на подмогу пару местных актеров. Как бы то ни было, надо, чтобы чунцинцы поглядели и послушали его сказы.
Баоцин ускорил шаг и снова взмок. Впрочем, потение тоже приносило облегчение – становилось прохладнее. Чем влажнее спина, тем легче переносить жару.
Как и в других крупных городах, в Чунцине было много чайных. Баоцин шел от одной чайной к другой и быстро соображал, каких людей ему следовало навестить. Имена некоторых из них он знал еще до своего приезда сюда. Перед тем как нанести им визит, он решил сначала сам посидеть в чайной и присмотреться к обстановке. Здесь можно было встретить кого угодно – торговцев, разбойников, людей ученых и просто нищих. Баоцин, завидев кого-нибудь поинтересней, обычно тут же заводил знакомство.
В одной из чайных он столкнулся со старым приятелем – Тан Сые. Баоцин работал с ним в одной труппе в таких городах, как Цзинань, Шанхай, Чжэньцзян. Его дочь, Циньчжу, тоже исполняла сказы под барабан. Голос у Циньчжу был звонким, однако ему не-хватало мягкости. Баоцину ее репертуар не нравился, да и сама она не вызывала у него симпатии. Для Циньчжу деньги были важнее дружеских чувств. Ее отец, Тан Сые, был того же поля ягодкой. В прошлом обе семьи как-то крупно поссорились и с тех пор много лет не общались.
Однако сегодня Баоцин и Тан Сые встретились, как родные братья, не видевшиеся много лет. Они изо всех сил трясли друг другу руки и от нахлынувших чувств даже прослезились. Чтобы сколотить труппу, Баоцину нужен был исполнитель песенных сказов, а Тан Сые весь был в поисках работы для своей дочери, иначе, как он говорил с мрачным видом, вся семья будет вынуждена скитаться по Чунцину, не зная, что предпринять. Трудности и грозившая нищета заставили их забыть о былой ссоре. Встреча взволновала обоих. Баоцин прекрасно знал, что быть с Тан Сые в одной труппе – значит рано или поздно остаться в дураках. Но сейчас, когда так не хватало людей, он не мог упустить этот шанс. Что же касается Тын Сые, то, увидев Баоцина, он почувствовал, будто огромный жирный кусок мяса упал ему прямо в рот, и он твердо решил крепко держать его в зубах и не выпускать. Он понимал, что поймать Баоцина на крючок не так уж трудно. Как действовал в прошлом, так следует действовать и сейчас. И все-таки, когда он здоровался с Баоцином за руку, слезы в его глазах были неподдельными.
– Мой добрый Сые! – говорил Баоцин тепло. – Как? И вы тоже очутились здесь?
– Баоцин, старый приятель... – По щекам Тан Сые катились слезы. – Баоцин, вы должны мне помочь. В этих диких местах я оказался в тупике.
Тан Сые был небольшого роста, худощав, лет пятидесяти. Несмотря на щуплый вид, голос у него был звонкий. На худом, продолговатом лице выделялась высокая и узкая переносица, похожая на опасную бритву старого образца. Когда он разговаривал, голова его непрестанно раскачивалась. Маленькие глазки сидели глубоко и редко смотрели людям в лицо.
