Эльза Триоле - Анна-Мария
— Пойду погуляю вокруг гаража… — сказала Анна-Мария.
— Зачем?
— Не знаю еще, — ответила Анна-Мария и улыбнулась своей детской улыбкой. — Надо ж вытащить из тюрьмы Робера.
«Ничего не понимаю», — подумал Клавель и встал.
— Не забудьте о Жаке Дерье, — сказала Анна-Мария, пожимая ему руку. — Он в тюрьме за кражу, совершенную в тысяча девятьсот сорок третьем году: увел у боша велосипед; велосипед был нужен ему для нашей работы.
«Ничего не понимаю», — повторил про себя Клавель, спускаясь по лестнице отеля.
XXVIГараж находился на отлете, он стоял совсем одиноко на шоссейной дороге, огибающей селение. Если вы, оставив позади городок П. и миновав несколько селений, делали затем километров десять вверх по крутой дороге, то вдали перед вами возникал квадратный фасад гаража, хотя поселок еще прятался за холмом. Казалось, все кругом было пустынно, и впечатление это усиливалось еще несколькими одиноко стоявшими деревьями, ветви которых росли в одном направлении, словно откинутые ветром длинные косы. Гараж казался заброшенным: большие, всегда на замке ворота, когда-то выкрашенные в зеленый цвет, и стоявшие по бокам, точно часовые, две пустые проржавевшие бензиновые колонки, похожие на роботов, еще больше усиливали впечатление заброшенности. Если в надежде кого-нибудь встретить вы обогнете квадратное здание с закрытыми ставнями, то окажетесь на обнесенном колючей проволокой пустыре — нечто вроде братской могилы самых разнообразных машин: грузовики, тягачи и даже танк, рыжие от ржавчины, лишенные плоти и внутренностей остовы, падаль, растерзанная, выпотрошенная, продырявленная, раздавленная… Такие машины еще попадаются по обочинам дорог Франции, там, где шли бои, их никто не убирает, они валяются, как пустая скорлупа лангустов, и понемножку разрушаются.
— Нет, вы на меня не рассчитывайте, — говорил мужчина в синем комбинезоне, сидевший на подножке одной из этих бывших машин, на пустыре за гаражом. — Не рассчитывайте… Это плохо кончится. Вам что, вы приедете и уедете, а за мной в деревне следят. Вы думаете, раз вы их не видите, то и они вас не видят… Они все видят! Нет, майор, тут и думать нечего… Нет… Сейчас либо еще рано, либо уже поздно…
— Неправильно ты рассуждаешь, — возразил майор — человек не очень высокого роста, в штатском, — брюки, правда, цвета хаки, но пиджак светлый, почти белый, удобный, просторный, и небесно-голубой галстук. — Неправильно ты рассуждаешь. Стоящее дело сделать никогда не бывает ни слишком поздно, ни слишком рано. У тебя здесь замечательная позиция, со всех точек зрения. Машины останавливаются у гаража, это вполне естественно, и никто не станет проверять, какой ремонт ты произвел!
— Последний раз, когда грузовик приезжал сюда, мы смогли его разгрузить, только когда уехал доктор Самуэль; а машина его, как назло, ни с места! Можете не сомневаться, уж я ее починил быстрее быстрого! Он сказал, что никогда не видел такой работы! Вот и приобрел клиента… — Человек в синем комбинезоне ухмыльнулся. — Но это бы еще полбеды… Худо то, что с ним был молодой Болье.
— Вот как? — Майор, шагавший взад и вперед, остановился.
— Что он видел, не знаю… А он сплетник первостатейный и повсюду сует свой нос… Он все выспрашивал вашего шофера и даже в машину заглянул. Не знаю, что он видел.
— Да, не повезло. Вы с Полем оба — шляпы… — И без того слишком розовое лицо майора порозовело еще больше, отчего нос и подбородок его, и так прозрачно-белые, стали точно из парафина. Нервным движением он снял очки — взгляд его привыкших к очкам глаз казался затуманенным. Черные волосы, причесанные на прямой пробор, подчеркивали белизну квадратного прямого лба с прекрасными, тонко вычерченными бровями. — У нас будут из-за вас неприятности.
— А катитесь вы, майор, — огрызнулся хозяин гаража, — сами-то вы разве в лучшем положении! Ввязались в предвыборную кампанию, а вашего кандидата, мягко выражаясь, ни в грош не ставят. Да вот только вчера я слышал, что вы у него на поводу ходите, из-за каких-то ваших старых грешков… Что-то не похож он на кандидата Сопротивления. Говорят, вы себя разоблачили. Мне-то лично плевать, но картина, в общем, получается неважная…
— Ты мне обязан всем, — сказал майор и остановился перед хозяином гаража, продолжавшим сидеть на подножке.
— Предположим, что я действительно вам всем обязан, но и сейчас, как и два года тому назад, мне не улыбается попасть в тюрьму. Я вышел сухим из воды и теперь больше никуда не лезу… А там видно будет.
— У тебя нет идеалов…
Майор поддал ногой камень, и тот отлетел далеко в сторону. Хозяин гаража расхохотался:
— Хотелось бы мне знать, у вас-то какие идеалы, майор! Но как бы то ни было — чердак мой все равно полон доверху.
Он кивнул в сторону дома: к слуховому окну была приставлена высокая лестница.
— Ты мог бы убрать лестницу. — Майор снова надел очки и взглянул на слуховое окно. Даже в очках он походил на куклу, которую только что размалевали яркими красками. — Я оставлю машину здесь, — сказал он, — и схожу в деревню. Все равно меня уже видели… Загляну к Джекки, а машину заберу на обратном пути.
Хозяин гаража встал; это был высокий, здоровенный мужчина.
— Остерегайтесь Джекки, майор. Он, доложу я вам, загадочный субъект.
Сразу же за холмом открывался вид на деревню. Полуразвалившиеся домишки сбились в кучу, громоздясь друг на друга, но камень и время придавали им своеобразную прелесть. Бакалейная лавка, часовня, фонтан… Один этот фонтан должен был бы привлекать в деревню туристов, однако туристы сюда не ездили, и фонтан скромно снабжал водой деревенских жителей и ценился ими лишь за четыре тоненькие струйки, падавшие в круглый бассейн. По каменным, стертым до выбоин ступенькам майор Лебо поднялся к домику, сложенному из непомерно больших камней с глубоко нахлобученной черепичной крышей. Посреди резной двери висел молоток; майор постучал, и из окна верхнего этажа высунулась чья-то голова:
— А, это ты, Лебо! — произнесла голова. — Входи…
Майор толкнул дверь и вошел в маленькую комнату: стены были увешаны географическими картами, и всю обстановку составлял стол, несколько плетеных стульев и что-то смутно напоминавшее буфет. За единственным окном, пробитым в толстой стене, лежала живая географическая карта, пейзаж, какой, должно быть, открывается с высоты птичьего полета. Отсюда видно было, что деревушка расположена на горе.
Обладатель головы, показавшейся в окошке, уже спускался по лестнице: он был такой длинный и худой, что гнулся, как цветок на чересчур длинном стебле. Впрочем, на том его сходство с цветком и кончалось. Определить возраст этого человека было так же невозможно, как определить возраст китайца; лицо его, лишенное растительности, по-видимому, никогда и не нуждалось в бритве.
— Ну что, Лебо, — спросил он, — зачем приехал, что еще затеваешь? Присаживайся…
— Затеваю! О каких затеях может идти речь! Прошли те времена, капитан…
— А я-то думал, что они только начинаются! — Капитан, — это действительно был капитан, — разливал густо-красное вино. Его длинные ноги, выглядывавшие из шортов защитного цвета, обвивали одна другую, как змея жезл Меркурия. — Хорошенькое Освобождение, нечего сказать! Не знаю, где хуже, в Париже или в деревне. По-моему, чистка проводится либо чересчур сурово, либо недостаточно сурово. Во время оккупации я привык к этим местам, а то бы ни за что сюда не вернулся: коммунистов здесь развелось видимо-невидимо. Заметь, они меня не трогают, хотя я тут единственный в своем роде, но не доверяют мне, и это меня раздражает…
— У них есть основания тебе не доверять? — спросил Лебо.
— Фактически, никаких… Не доверяют потому, что я состоял в ИС. По их мнению, сотрудники ИС, как правило — антикоммунисты; утверждение нелепое, и поэтому-то оно действует мне на нервы, тем более что в отношении меня оно справедливо!.. Ты не сказал мне, зачем приехал, не ради же удовольствия повидаться со мной?
— А вот и ошибаешься. Я ездил в Кремай, а на обратном пути, проезжая, вспомнил о тебе…
— Ты остановился у Феликса, а потом поднялся ко мне? Только не говори, что у тебя сломалась машина…
— Ну и жара, — сказал Лебо… — Ты давно здесь? Кого видел в Париже? Говорят, Пети занимает важный пост?
— Не знаю, не ведаю. Я в Париже ни с кем не встречаюсь. В Париже сижу у себя и работаю… Однажды столкнулся случайно с полковником Вуароном…
— А… Он полковник?
— Точно. Вуарон был на Рейне… И, как всегда, дразнил меня, смеялся над моей алхимией и философским камнем… Хороший он человек.
— Лично я против него ничего не имею. — Майор Лебо протер очки кусочком замши, который он вынул из футляра для очков. — А они продвигаются, твои изобретения?
— Да ничего, понемножку… Взял два патента. Но никак не могу получить от этих неверующих денег на серьезное дело. Мои ребята в маки мне больше доверяли, стоило мне только пообещать им, скажем, приспособление для улавливания любых звуков — заяц ли пробежит или кто появится в окрестностях лагеря, — и они немедленно приносили мне все, что надо.
