Михаил Булгаков - Том 8. Театральный роман
Эйрик. Не будут? Да это смешно! А как же ты здесь оказалась?
Рашель. Я?.. Я?.. Ты ошибаешься, мой кирасир, я не женщина, нет, я проститутка. Мое дело — за деньги любить, меня всякий на улице может купить. Но тебя хорошо я узнала теперь: бесплатно никто тебя не полюбит! Так пусть хоть продажная девка тебя приголубит, тупой, омерзительный зверь!
Эйрик. Что ты сказала? Ах, дрянь! (Ударяет Рашель по лицу.)
Памела, Блондина, Аманда, Ева. Граф, заступитесь! Он женщину бьет! За что же нас обижать, ведь мы беззащитны.
Фарльсберг. Маркиз!
Гросслинг, Шейнаубург. Она оскорбила его!
Рашель. Я вижу теперь, ты действительно храбр, непобедимый германец! Ну, что же, ударь еще раз… Ну, ударь!
Эйрик (замахиваясь). Вот тебе, тварь!
Рашель (ударяет Эйрика в горло десертным ножом). От женщин французских тебе мой привет!
Эйрик. А… (Ловит воздух руками, падает и затихает.)
И кирасиры и женщины застывают в оцепенении. Рашель бросается к окну, выбивает стекло и выскакивает в завесу дождя.
Памела, Блондина. О боже! О, боже!
Кельвейнгштейн (стреляет из револьвера в окно). Часовой! По беглянке огонь! (За сценой ружейный выстрел.) В ружье, караул! Трубите тревогу! (Выбегает.)
Фарльсберг. Будь она проклята, эта затея! (Наклоняется к Эйрику.) Неужели?..
Гросслинг, Шейнаубург. Он мертв, он мертв…
Убить! Убить потаскушек поганых! Убить!
Смерь им, смерть! (Хватаются за палаши.)
Аманда, Ева. Милосердие к нам! Милосердие! О, пощадите нас, бедных девчонок! За что же нас убивать?
Блондина. Пощадите!
Памела. У меня есть ребенок!
Фарльсберг. Эй, лейтенанты, назад!.. Черти бы, черти бы взяли!..
Вбегает Кельвейнгштейн, с ним Ледевуар.
Схватили? Скажите, схватили?
Кельвейнгштейн. Нет, ускользнула во тьму!
Фарльсберг. Будите в казарме второй эскадрон! Облаву немедля, облаву! Взвод один на дорогу в Руан!.. Ведь видел же я, что он пьян!.. Награду тому, кто убийцу найдет! (Наклоняясь к Эйрику.) О, идиот!..
Кельвейнгштейн, Гросслинг, Шейнаубург, Ледевуар. Она не уйдет! Она не уйдет!
За сценой тревожно запели трубы.
Занавес
Москва, 26 января 1939 года.
Картина четвертая
Ночь в домике Шантавуана. Шантавуан в одиночестве, сидит за письменным столом и пишет. Зашумел ливень.
Шантавуан. Опять разверзлись небеса! Благословенна ночь ненастья! Лей, ливень, лей и смой всю кровь с лица земли моей несчастной! Благословенна ночь уединенья, здесь в тишине меня покинула тоска, и мысль моя значительна и голова моя легка. Ко мне нисходит вдохновенье… К рассвету проповедь закончу. (Пишет.) Гром и град и огонь на земле, и погибло, что было в полях, и вселились в сердца унынье и страх… (Два дальних ружейных выстрела.) Что это значит? В селеньи было все спокойно. Тревога? Нет, это случайно стрелял какой-нибудь солдат. (Пишет.) О, верьте, свет придет в обитель, сердца покинет вечный страх. Не бойтесь, дети, ваш хранитель стоит незримый на часах… (Стук в дверь.) Кто там? Кто там?
Рашель (за сценой). Откройте, или я погибла!
Шантавуан (открывает дверь. Вбегает Рашель, и Шантавуан отшатывается. Платье Рашели изорвано, с него бежит вода.). Что с вами, дочь моя?
Рашель. Закройте дверь!! Закройте дверь… Скорее!
Шантавуан. У вас в глазах безумие и страх. Кто гонится за вами?
Рашель. Смерть!.. Смерть!.. И если вы не скроете меня, она меня настигнет!
Шантавуан. Кто вы такая?
Рашель. Я убийца. Меня зовут Рашель, я проститутка из Руана и полчаса тому назад во время пира в замке убила немца-лейтенанта… маркиза Эйрика… За мною гонится облава… Во имя неба, спрячьте, спрячьте!
Шантавуан. О, боже праведный! О, боже! О, дочь греха, о, дочь разврата! Теперь погибнет тихий край. Я знаю немцев! Они жестоки и свирепы, теперь они нам станут мстить. О, горе бедным прихожанам!
Рашель. О, сжальтесь надо мной! Спасите! Вы — служитель бога!
Шантавуан. Да, верно, я служитель бога, вы ж покорились сатане! Зачем проклятая дорога вас ночью привела ко мне? Вы совершили преступленье, я не могу вас прятать, нет! Здесь вас они легко найдут, вас схватят, а меня убьют! Меня за что? Зачем покину прихожан? Кто их от немцев оградит? О, злая ночь! О, роковая ночь! Бегите! Я не могу ничем помочь!
Рашель. Я ухожу навстречу смерти. Они меня повесят! И я качнуся, как язык на колокольне, ударю в медь и прокричу о том, что я одна — ничтожное, порочное созданье, одна вступилась за поруганную честь моей страны! Потом затихну, и вы увидите висящий неподвижно груз, но знайте же, служитель бога, что вы, вы — не француз! (Бросается к дверям.)
Шантавуан. Остановитесь! И повторите все, что вы сказали! За что убили вы его?
Рашель. Он мне сказал, что мы теперь — рабы пруссаков, что женщины французские теперь продажные рабыни, что все французы — трусы! Когда ж я крикнула ему, что он — палач, что он клевещет, он грязною рукой меня ударил по лицу! И я ему вонзила в горло нож! Теперь он плавает в крови!
Шантавуан. И это правда?
Рашель. Правда. Прощайте.
Шантавуан. Нет, о, нет! Я вас не отпущу! (Подбегает к шкафу, отодвигает его от стены, вскрывает потайную дверь.) Вот тайный ход на колокольню, о нем никто не знает. Бегите вверх и скройтесь там! Забейтесь в угол, сидите там беззвучно, неподвижно, замрите, словно мышь!
Рашель. Нет, я за вас боюсь, они убьют вас!
Шантавуан. Бегите же, бегите скорее вверх!
Рашель скрывается. Шантавуан закрывает за нею дверь и придвигает шкаф к стене.
Ах, все это бесцельно, бесполезно, здесь все равно найдут ее. О чуде я молю тебя, о чуде, боже! Да, следы! Следы… (Затирает тряпкой следы у порога, выбрасывает тряпку. Садится к столу. Послышался стук в окно и в дверь.)
Ледевуар (за сценой). Немедленно откройте дверь!
Шантавуан открывает дверь, появляются Кельвейнгштейн, Ледевуар и взвод солдат.
Шантавуан. Что значит это, господин барон? Ужель я заслужил такое обращенье? Я поражен, я поражен.
Кельвейнгштейн. Оставим церемонии, кюре! Скажите, где она?
Шантавуан. Я вас не понимаю.
Кельвейнгштейн. Смотрите, вы играете с огнем!
Шантавуан. Я вас не понимаю.
Кельвейнгштейн. Сейчас свершилось преступленье: публичная девчонка убила маркиза Эйрика и убежала!
Шантавуан. Несчастный лейтенант!
Кельвейнгштейн. Ее следы ведут сюда! Она должна быть здесь, в дворе церковном!
Шантавуан. Сюда никто не прибегал.
Кельвейнгштейн. Кюре, вы правду говорите?
Шантавуан. Я никогда еще не лгал.
Кельвейнгштейн (солдатам). Ну, что же, ищите!
Ледевуар. За мною, на чердак!
Солдаты рассыпаются повсюду, открывают шкафы.
Шантавуан. Я знаю, мой протест бессилен, и все же протестую я! (Садится к столу.)
Ледевуар (входит). Все помещенья обыскали. Ее нигде нет, господин барон.
Кельвейнгштейн. Так, черт возьми, куда же она девалась?
Ледевуар. Эй, осмотреть конюшни во дворе! (Уходит с солдатами.)
Кельвейнгштейн ходит взад и вперед по комнате, нервничает. Вдруг замечает шов на обоях — кюре неплотно прикрыл дверь тайника, вздрагивает, но овладевает собою и не подает виду, что заметил.
Ледевуар (входит). В конюшне и в сараях пусто. На колокольню ход забит.
Кельвейнгштейн. Да, это чудеса! Напрасно вас мы потревожили, кюре, но, сами понимаете, долг службы. Вы можете поклясться мне, что не было ее у вас?
Шантавуан. Клянуся богом всемогущим — пусть он накажет, если лжив ответ! — клянуся богом вездесущим, — ее здесь не было и нет!
