Эрнест Хемингуэй - Последние хорошие места
— Знаю.
— Ну, а потом, наверное, Ивенс нашел мясо под старым навесом у ручья. Во всяком случае, мясо кто-то забрал.
— Кто мог сказать Ивенсу?
— По-моему, это его мальчишка выследил. Он постоянно шпионит за Ником, его и не заметишь. Он даже мог видеть, как Ники лося убил. От этого мальчика добра не жди, мистер Джон, он может кого угодно выследить. Он запросто может прямо сейчас оказаться здесь вот, в комнате.
— Это вряд ли, — сказал мистер Джон,— хотя снаружи, может быть, и подслушивает.
— Боюсь, что он сейчас выслеживает Ника,— сказала Сузи.
— Ты не слышала, они что-нибудь говорили про мальчишку?
— Нет, ничего, — ответила Сузи.
— Скорей всего, Ивенс велел ему заняться по дому. Пока они не добрались домой к Ивенсу, можно не волноваться.
— Я могу вечером взять лодку, переплыть озеро и выяснить у ребят. Может, Ивенс кого-нибудь из них нанял помочь по дому. Если да, значит, мальчишку он отпустил.
— Они оба не в тех годах, чтобы выслеживать.
— Но этот мальчик, мистер Джон, это кошмар. Он столько знает про Ники, и куда он мог уйти, тоже знает. Он может найти Ники и вывести их к нему.
— Пройдем через почту,— сказал мистер Джон.
Пройдя с обратной стороны почтовых окошек мимо ящиков, мимо регистрационных журналов и полок с чистыми марками, гашеными марками и штемпелями так, чтобы Сузи вновь вспомнила, чего она лишила себя, бросив работу в магазине, мистер Джон сказал:
— Куда они могли пойти, Сузи?
— Да честно же, я не знаю, мистер Джон. Недалеко, иначе бы он не взял Махоню, и в очень хорошие места, иначе бы он не взял ее. И про форель для обедов они знают, мистер Джон.
— Опять мальчишка?
— Ну да.
— Может быть, пора с ним что-нибудь сделать?
— Я бы убила его. Махоня наверняка пошла с ним из-за этого. Чтобы Ники не смог его убить.
— Следи, чтобы мы не потеряли их из виду.
— Хорошо, но вы должны придумать что-нибудь, мистер Джон. Миссис Адамс совсем разбита. Опять у нее мигрень, как всегда. Вот, кстати, письмо, возьмите его лучше сами.
— Брось в ящик,— велел мистер Джон,— Это почта Соединенных Штатов Америки.
— Я их вчера хотела убить, когда они спали.
— Нет,— сказал мистер Джон.— Не надо так говорить и даже думать.
— Мистер Джон, разве вам никогда не хотелось кого-нибудь убить?
— Хотелось. Но это неправильно и ничего не дает.
— Мой отец убил человека.
— И ничего хорошего ему это не принесло.
— Он не стерпел.
— Учись терпеть, Сузи,— сказал мистер Джон,— А сейчас иди.
— Я вечером или утром к вам приду,— сказала Сузи,— Мне жаль, что я больше у вас не работаю, мистер Джон.
— Мне тоже жаль, Сузи. Но миссис Паккард думает об этом иначе.
— Я знаю,— сказала Сузи,— Вот так всегда.
Лежа на подстилке из веток в шалаше, сооруженном ими на краю леса, Ник с сестрой глядели вниз на болото с кедровником и голубые холмы вдали.
— Если неудобно, Махоня, можно взять больше коры с того хемлока. Мы с тобой сегодня устали, сойдет и так, а завтра сделаем по-настоящему.
— Здесь очень здорово,— сказала сестра,— Ляг, Ники, свободно, чтобы почувствовать.
— Вполне нормальный лагерь,— сказал Ник. — Совсем не виден. Нельзя только большой костер разжигать.
— Разве огонь виден из-за холмов?
— Бывает,— сказал Ник.— Ночью огонь виден издалека. Но я его завешу одеялом, тогда не заметят.
— Ники, а правда, было бы здорово, если бы за нами никто не гнался и мы пришли сюда просто так?
— Ты слишком рано начала об этом думать,— сказал Ник,— Мы еще только вышли. И между прочим, мы просто так бы сюда не пришли.
— Ой, я случайно, Ники.
— Ничего,— сказал Ник,— Слушай, Махоня, я пойду, наловлю рыбы на ужин.
— А можно мне с тобой?
— Нет. Побудь здесь, отдохни. У тебя был трудный день. Можешь сейчас немножко почитать или просто посиди тихо.
— Трудно было на болотах, правда? По-моему, очень трудно. Я справилась?
— Ты справилась молодцом и здорово помогла мне делать лагерь. А теперь отдохни.
— Мы этот лагерь как-нибудь назовем?
— Мы назовем его лагерь номер один,— сказал Ник.
Он спустился с холма к ручью и, подойдя почти к самому берегу, вырезал ивовый прут, длиной фута четыре, и, не очищая коры, срезал сучки. Ручей был чистый, узкий, глубокий, с сильным течением. Недалеко от того места ручей впадал в болото, и берега поросли мхом. Прозрачная темная вода неслась быстро, вздувая на поверхности гладкие бугры. Ник не стал подходить вплотную, чтобы, шагая по берегу, не распугать рыбу — течение заходило под берега.
Рыба сейчас в открытое течение не выходит, подумал он. Лето на исходе.
Достав из нагрудного кармана кисет, он вынул из него моток шелковой лески, отрезал кусок, длиной чуть меньше удилища, и прикрепил его на расщепленном конце. Потом взял из кисета крючок, привязал и, аккуратно держа за стержень, проверил натяг лески и гибкость прута. Он положил удочку и отошел к стволу небольшой березы, которая засохла несколько лет назад и лежала на земле возле живых берез, отгораживавших кедровник от ручья. Откатив бревно, он обнаружил под ним земляных червей, небольших, но красных и вертких, и положил несколько штук в круглую жестяную банку с пробитыми в крышке отверстиями. Когда-то в ней был голландский нюхательный табак. Ник прикрыл червей мокрыми комками земли и перекатил ствол на место. Он уже третий год брал наживку в одном и том же месте и каждый раз клал бревно так, как оно лежало, когда он впервые пришел сюда.
Никто и не знает, какой тут большой ручей, думал он, а ведь он уносит страшное количество воды из гнилого болота наверху. Ник посмотрел вверх и вниз по ручью, оглянулся в сторону лагеря и, подойдя, взял с земли прут с лесой и крючком. Аккуратно насадив двух червяков, Ник поплевал на них — на счастье. Держа правой рукой удочку, лесу и крючок с наживкой, он очень легко, осторожно подошел к берегу узкого ручья с сильным, быстрым течением.
Ручей был здесь так узок, что ивовое удилище могло перекрыть его. У берега напор воды стал слышнее. Он встал так, чтобы его нельзя было увидать из воды, вытащил из кисета две раздвоенные с одного боку дробинки, насадил их на леску приблизительно футом выше крючка и закрепил, сплющив свинец зубами.
Потом он взмахнул удочкой и аккуратно опустил крючок с двумя извивавшимися на нем червями. Крючок, поворачиваясь в быстром течении, ушел под воду. Ник опустил конец удочки ниже, чтобы наживку затянуло под берег. Внезапно леска натянулась и выпрямилась. Ник потянул удилище вверх. Оно согнулось чуть ли не вдвое, и Ник ощутил рукой сильное, упругое натяжение, которое не ослабевало, пока он тянул. Леса поднялась к поверхности, натяг сделался меньше. Открытая часть глубокого узкого ручья яростно забурлила, и вырванная из воды форель, сгибаясь в воздухе, пролетела у Ника над плечом. Он видел, как она сверкнула на солнце, и вскоре нашел ее там, где она билась в папоротнике. Ник взял ее в руки. Форель была сильная и тяжелая, с хорошим, приятным запахом. У нее была очень темная спинка, очень яркие пятна и очень четкий рисунок на плавниках: белый край с черной полоской и золотисто-закатный нежный цвет живота. Взяв ее в правую руку, Ник едва смог сомкнуть вокруг нее пальцы.
Для сковородки великовата, подумал он. Но я ее поранил, придется убить.
Резко ударив рыбу головой о ручку охотничьего ножа, он оглушил ее и положил на ствол упавшей березы.
Черт, подумал он, она в самый раз подошла бы для миссис Паккард с ее форелевыми обедами, но нам с Махоней чересчур велика. Лучше пойду вверх по течению, найду отмель и там попробую вытащить пару небольших. Черт побери, неужели она ничего не чувствовала, когда я ее тащил? Пусть говорят что угодно про игру, но те, кто их не вытаскивал, не знают, как иногда себя потом чувствуешь. Может, это вообще столько и длится? Приходит время, когда легче уже не становится, а они берут и делают с тобой что-то, и остаются только небо и воздух.
Странный ручей, думал он. Смешно, что надо специально искать рыбу помельче.
Он нашел удилище там, где бросил. Крючок погнулся, и Ник его выпрямил, потом подобрал тяжелую рыбину и двинулся вверх по ручью.
Сразу по выходе с верхнего болота есть каменистая отмель, думал он. Там я поймаю две небольших. Махоне эта большая может и не понравиться. Если Махоня заскучает, придется пойти домой. Интересно, что делают сейчас наши приятели? Вряд ли чертов мальчишка знает про эти места. Сукин сын. Все-таки, кроме индейцев, здесь никто не удил. Быть бы тебе индейцем, подумал он. Куда бы легче жилось.
Он шел вверх вдоль ручья, держась поодаль от берегов, и только раз ступил на край берега, под который заходило течение. Из-под него яростно, с шумным всплеском, вылетела большая форель. Такая большая, что непонятно было, как она может повернуться в ручье.
