Айн Рэнд - Атлант расправил плечи. Часть II. Или — или
На столе зажужжал аппарат внутренней связи, и голос мисс Ивз сообщил:
— Мистер Риарден, доктор Флойд Феррис хочет вас видеть, без предварительной записи. — Несмотря на официальную твердость, голос звучал вопросом: «Должна ли я его впустить?»
Риарден немного удивился: он не ожидал, что пришлют именно Ферриса. И спокойно ответил:
— Пригласите его в кабинет.
Подойдя к столу, доктор Феррис не улыбался: выражение его лица явственно показывало, что он имеет самые веские причины для улыбки и посему воздерживается от очевидного. Не дожидаясь приглашения, он уселся напротив Риардена, положив на колени портфель. Он держался так, словно сам факт его присутствия в кабинете делает слова излишними.
Риарден молча смотрел на него с терпеливым ожиданием.
— Поскольку срок подписания национальных Сертификатов дарения истекает сегодня в полночь, — провозгласил доктор Феррис тоном продавца, оказывающего клиенту необычайную любезность, — я пришел, чтобы получить вашу подпись, мистер Риарден.
Он сделал паузу, давая понять, что ответ необходим.
— Продолжайте, — сказал Риарден. — Я слушаю.
— Да, полагаю, я должен объяснить, — продолжил доктор Феррис, — что мы хотели бы получить вашу подпись сегодня в начале дня, дабы сообщить об этом факте по национальному радио. Несмотря на то, что программа подписания Сертификатов дарения проходит в целом довольно гладко, все же остались несколько индивидуалистов, которые ответили нам отказом. Мелкая сошка, конечно, их патенты не имеют решающего значения, но мы никого не можем освободить от обязательств, вы же понимаете, это дело принципа. Они, насколько мы понимаем, выжидают, как поступите вы. У вас много почитателей, мистер Риарден, намного больше, чем вы могли бы ожидать. Таким образом, подписанный вами сертификат уничтожит последние островки сопротивления и к полуночи принесет нам оставшиеся подписи, завершив тем самым программу.
Риарден понимал, что ничего подобного доктор Феррис никогда не высказал бы вслух, если бы у него оставалось хоть малейшее сомнение в том, что его ожидает победа.
— Продолжайте, — так же ровно ответил Риарден. — Вы не закончили.
— Вам известно — и вы сказали об этом на судебном процессе — что для нас очень важно получить всю собственность при добровольном согласии жертв, — доктор Феррис открыл портфель. — Вот ваш Сертификат дарения, мистер Риарден. Мы заполнили его, вам осталось только поставить внизу вашу подпись.
Лист бумаги, который он положил на стол перед Риарденом, напоминал своего рода диплом об окончании колледжа: с текстом, напечатанным старинным шрифтом, и отдельными фразами, впечатанными на машинке. В документе говорилось, что он, Генри Риарден, настоящим передает нации все права на металлический сплав, известный как «сплав Риардена, или, в просторечии, риарден-металл», который, таким образом, может производиться любым, кто того пожелает, и станет называться «Чудесным сплавом», каковое название избрано представителями народа.
Глядя на бумагу, Риарден недоумевал, что это: грубая пародия на приличие или заведомо заниженная оценка интеллекта жертв, позволившая создателям документа напечатать сей текст поверх светлого силуэта Статуи Свободы?
Он медленно поднял глаза на доктора Ферриса.
— Вы не пришли бы сюда, — констатировал Риарден, — если бы не заготовили против меня козырной карты. Что за козырь?
— Разумеется, — признал доктор Феррис. — Я ожидал, что вы догадаетесь. Поэтому в долгих объяснениях нет необходимости. — Он снова открыл портфель. — Хотите взглянуть на мой козырь? Я принес несколько штук.
Подобно карточному шулеру, он одним взмахом руки раскинул перед Риарденом веер глянцевых снимков. Это были фотокопии квитанций из отелей и мотелей, подписанных именами мистера и миссис Смит.
— Вы, конечно, знаете, — промурлыкал доктор Феррис, — хоть и можете поинтересоваться, откуда нам известно, что под именем миссис Джей Смит скрывается мисс Дагни Таггерт.
Он ничего не смог прочитать на лице Риардена. Тот не наклонился к снимкам, не стал их придирчиво рассматривать, словно уже заметил в них нечто для себя неизвестное.
— У нас есть достаточно других свидетельств, — и доктор Феррис швырнул на стол фотокопию счета от ювелира на рубиновую подвеску. — Вам нет нужды знакомиться с показаниями привратника и прислуги мисс Таггерт, для вас там нет ничего нового, если не считать количества тех свидетелей, которые знали о том, где вы проводили ночи в Нью-Йорке в течение последних двух лет. Вы не должны слишком уж упрекать их. Отличительная черта нашего века — люди боятся сказать то, что они хотят сказать, но, когда их спрашивают, боятся промолчать о том, чего предпочли бы не произносить вслух. Это так понятно. Но вы бы немало удивились, узнав, кто дал нам главный козырь.
— Я знаю, — голос Риардена не дрогнул. Путешествие во Флориду перестало казаться необъяснимым.
— Среди моих козырей нет ничего, что причинило бы вред лично вам, — с особой интонацией уточнил доктор Феррис. — Мы знали, что никакие обвинения не заставят вас сдаться. Поэтому я откровенно сообщаю, что лично вас это никак не коснется. Это повредит только мисс Таггерт.
Теперь Риарден смотрел на него в упор, но доктор Феррис недоумевал, почему ему стало казаться, что это спокойное, замкнутое лицо стало медленно удаляться от него все дальше и дальше.
— Если о вашей интрижке станет известно всей стране, — продолжил доктор Феррис, — а этим займутся такие специалисты по копанию в грязном белье, как Бертрам Скаддер, ваша репутация не пострадает. Если не считать нескольких косых взглядов и нескольких пар поднятых бровей в кабинетах каких-то там ханжей, вы никак не пострадаете. Приключения такого рода свойственны мужчинам. На самом деле ваша репутация только выиграет. Она приобретет ауру романтического гламура в глазах женщин, а среди мужчин вы заработаете нечто вроде престижа, с оттенком зависти к вашей неординарной добыче. Но что она принесет мисс Таггерт, с ее незапятнанным именем и безупречной репутацией, ее особому положению женщины, ведущей бизнес строго по-мужски, что она с ней сделает, что увидит ваша любовница во взглядах всех встречных, что услышит от любого мужчины, с которым станет работать? Я предоставляю вам самому вообразить это. И поразмыслить.
Риарден не чувствовал ничего, кроме огромной пустоты и ясности. Как будто некий голос жестоко твердил ему: «Время пришло. Включить прожекторы! Смотрите». И он оказался нагим посреди сцены, облитый беспощадным светом, под пристальными взглядами, не чувствуя ни страха, ни боли, ни надежды — ничего, кроме желания понять.
Доктора Ферриса удивила его медленная, невыразительная речь, словно Риарден ни к кому не обращался.
— Так все ваши расчеты основаны на том, что мисс Таггерт — добродетельная женщина, а не потаскушка, какой вы желаете ее представить.
— Да, именно так, — признал Феррис.
— И на том, что для меня это больше, чем обычная интрижка.
— Разумеется.
— Если бы она и я были подонками, какими вы хотите нас выставить, ваш шантаж не сработал бы.
— Вот именно.
— Если бы наши отношения носили непристойный характер, как вы хотите их представить, вы не смогли бы нанести нам вреда.
— Верно.
— Тогда мы остались бы недосягаемыми для вас.
— Разумеется.
Риарден обращался вовсе не к доктору Феррису. Он видел перед собой длинную вереницу людей, протянувшуюся со времен Платона до наших дней, чьим наследником и конечным продуктом явился некомпетентный маленький профессор с внешностью жигало и душой головореза.
— Однажды я уже предлагал вам возможность присоединиться к нам, — напомнил доктор Феррис. — Вы отказались. Теперь вы пожинаете плоды. Как может человек вашего ума думать, что можно победить, ведя честную игру, вот чего я не могу понять.
— Но если бы я к вам присоединился, — с прежним безразличием, словно беседуя с самим собой, продолжил Риарден, — что я мог бы украсть у Оррена Бойла?
— Черт возьми, в мире всегда хватало простаков, которых грабят!
— Таких, как мисс Таггерт? Как Кен Данаггер? Как Элисс Уайэтт? Как я?
— Таких, как тот, который поступает непрактично.
— Вы хотите сказать, что жить на Земле непрактично, не так ли?
Риарден не слышал, ответил ли ему доктор Феррис. Он больше вообще его не слушал. Он видел Оррена Бойла, его вытянутое лицо с поросячьими глазками, рыхлую физиономию мистера Моуэна, чей взгляд избегал всякого говорящего и лукаво уходил от любого решения. Он видел, как они, с неловкостью обезьяны, бездумно выполняющей заученные движения, пытаются произвести риарден-металл, не имея ни понятия, ни способностей для того, чтобы уяснить, что в экспериментальной лаборатории «Риарден Стил» на это ушло десять лет самоотверженного труда и преданного служения. Новое название — «Чудесный металл» — вполне подходит; это единственное имя, годящееся для того чуда, из которого родился сплав Риардена. Чудом в их глазах было все, чем мог стать он, продукт, который нельзя познать, но можно захватить, как камень или палку: «Можем ли мы оставить большинство в нужде, когда меньшинство утаивает от нас лучшие продукты и методы?»
