Джон Стейнбек - Неведомому Богу. Луна зашла
— О чем вы?
А Молли говорила так, словно все это проходило у нее перед глазами.
— Я не знаю, почему они позволили ему придти домой. Он был такой растерянный. Сам не понимал, что происходит. Даже не поцеловал меня перед уходом. Он был такой испуганный и такой храбрый, совсем как маленький мальчик, который первый раз идет в школу.
Тондер встал:
— Это был ваш муж?
Молли сказала:
— Да, мой муж. Я пошла к мэру, но мэр ничем не мог помочь. А потом он ушел, и шаги у него были не очень ровные, не очень твердые, и вы повели его на площадь и расстреляли… Для меня во всем этом было что-то странное, ужаса я тогда не чувствовала. Мне как-то не верилось…
Тондер сказал:
— Ваш муж!
— Да. А теперь, в затихшем доме, я верю. Теперь, когда на крыше намело столько снегу, я верю. И перед рассветом, когда бывает так одиноко и лежишь в постели, согретой только твоим теплом, тогда я тоже знаю, что это было.
Тондер остановился перед ней. Выражение лица у него стало жалкое.
— Прощайте, — сказал он. — Да хранит вас бог! Можно мне вернуться к вам?
А Молли смотрела на стену и на призрак, всплывший у нее в памяти.
— Я не знаю, — сказала она.
— Я вернусь.
— Не знаю.
Он снова взглянул на нее и тихо вышел, а Молли продолжала сидеть, не сводя глаз со стены.
— Да хранит меня бог! — дверь бесшумно открылась, и в комнату вошла Энни. Молли даже не заметила ее.
Энни сказала недовольным тоном:
— Дверь была открыта.
Молли медленно перевела на нее свои широко открытые глаза.
— Да… Ах, Энни!
— Дверь была открыта. А от вас вышел какой-то человек. Я его видела. По-моему, он военный.
И Молли сказала:
— Да, Энни.
— К вам приходил военный?
— Да, это был военный.
И Энни подозрительно спросила:
— А что он здесь делал?
— Пришел поухаживать за мной.
Энни сказала:
— Что же вы делаете, мисс? Неужели вы перешли к ним? Неужели вы заодно с ними, как этот Корелл?
— Нет, я не с ними, Энни.
Энни сказала:
— Если он вернется, когда сюда придет мэр, вы во всем будете виноваты — одна вы!
— Он не вернется. Я не пущу его.
Но Энни не могла отделаться от своих подозрений. Она сказала:
— Что ж, позвать их? По-вашему, это не опасно?
— Не опасно, Энни. А где они?
— Тут, за изгородью, — сказала Энни.
— Так позовите их.
И пока Энни не было, Молли встала, пригладила волосы и тряхнула головой, стараясь привести себя в чувство. За дверью послышались тихие шаги. В комнату вошли двое высоких светловолосых юношей. На них были бушлаты и темные, с глухим воротом свитеры, на голове — вязаные шапочки. Смуглолицые, обветренные рыбаки Уилл Андерс и Том Андерс были очень похожи друг на друга — совсем как близнецы.
— Добрый вечер, Молли. Вы уже знаете?
— Мне Энни сказала. Очень уж темная ночь.
Том сказал:
— В светлую хуже. В светлую ночь могут заметить с самолетов. А что нужно мэру, вы не знаете, Молли?
— Нет, не знаю. Я слышала о вашем брате. Мне очень жаль его.
Уилл и Том ничего не ответили ей и смущенно опустили головы. Наконец Том сказал:
— Вам-то лучше всех известно, каково это.
— Да, да. Мне это известно.
Энни снова появилась в комнате и сказала хриплым шепотом:
— Идут! — и следом за ней в дверь вошли мэр Оурден и доктор Уинтер. Они сняли пальто, шляпы и сложили все это на кушетку. Оурден подошел к Молли и поцеловал ее в лоб.
— Добрый вечер, милая!
Он повернулся к Энни.
— Вы, Энни, покараульте в коридоре. Условные знаки будут такие: патруль приближается — стучите один раз, патруль проходит — тоже один, опасность — два раза. Приоткройте чуть-чуть наружную дверь. Если кто пойдет, сразу будет видно.
Энни сказала:
— Слушаю, сэр, — она вышла в коридор, прикрыв за собой дверь.
Доктор Уинтер стоял у печки и грел руки.
— Говорят, что вы, друзья, уезжаете сегодня ночью?
— Приходится уезжать, — сказал Том.
Оурден кивнул:
— Да, я знаю. Мы слышали, что вы собираетесь прихватить с собой мистера Корелла?
Том злобно усмехнулся.
— По-нашему, так будет справедливее. Ведь мы берем его лодку. А его нельзя здесь оставить. Не годится ему ходить по нашим улицам.
Оурден печально сказал:
— Я бы предпочел, чтобы его здесь уже не было. С ним вам будет еще опаснее.
— Не годится ему ходить по нашим улицам, — подхватил Уилл Андерс слова брата. — Не годится, чтобы люди видели его здесь.
Уинтер спросил:
— Как же вы его возьмете? Разве он совсем не остерегается?
— Нет, немножко все-таки остерегается. Но каждый вечер часов в двенадцать он идет к себе домой. Мы спрячемся за стену. А потом притащим его садом прямо к воде. Там и лодка привязана. Мы сегодня ее осмотрели, все подготовлено.
Оурден повторил:
— Я бы предпочел, чтобы обошлось без этого. Так еще опаснее. Если он закричит, на крик придет патруль.
Том сказал:
— Не закричит, а уж если ему пропадать, пусть пропадает в море. Еще доберутся здесь до него, тогда многие поплатятся за это жизнью. Нет, пусть уж в море.
Молли взялась за свое вязанье. Она спросила:
— Вы бросите его за борт?
Уилл покраснел:
— Он уйдет в море на лодке, мэм, — и повернулся к мэру:
— Вы хотели нас видеть, сэр?
— Да, мне нужно поговорить с вами. Мы с доктором Уинтером много думали… Вот люди толкуют о справедливости, несправедливости, о покоренных народах. Наш народ завоеван, но вряд ли он покорен.
Послышался резкий стук в дверь, и в комнате все смолкло. Спицы в руках Молли замерли, протянутая рука мэра так и застыла в воздухе. Том перестал почесывать за ухом, но пальцев от головы не отнял. Они сидели, не двигаясь. Из взгляды были прикованы к двери. И вот — сначала чуть различимо, потом все ближе и ближе — шаги патрульных, поскрипывание сапог по снегу и голоса.
Патрульные прошли мимо дома, и их шаги постепенно стихли. В дверь стукнули еще раз. И в комнате все ожило.
Оурден сказал:
— Энни, наверное, холодно там, — он взял с кушетки свое пальто и, приоткрыв дверь, сунул его в коридор. — Энни, накиньте на плечи, — сказал он и закрыл дверь.
— Что бы я стал без нее делать, просто не знаю, — сказал Оурден. — Всюду она пробирается, все видит, все слышит.
Том сказал:
— Нам надо уходить, сэр.
И Уинтер сказал:
— Все-таки перестаньте вы думать о мистере Корелле..
— Нет, нельзя. Не годится ему ходить по нашим улицам, — и Том вопросительно посмотрел на мэра Оурдена.
Оурден медленно начал:
— Я буду говорить просто. Наш городок маленький. Справедливость и несправедливость мерятся у нас малой мерой. Ваш брат расстрелян, Алекс Морден тоже расстрелян. Месть предателю? Люди озлоблены, а бороться им нечем. Но все это меряется малой мерой. Это люди против людей, а не идея против идеи.
Уинтер сказал:
— Доктору не полагается предаваться мыслям о разрушении, но я думаю, что все завоеванные народы стремятся дать отпор захватчикам. Мы разоружены; одной силы духа и тела нам недостаточно. К тому же разоруженный человек падает духом.
Уилл Андерс, спросил:
— К чему вы все это ведете, сэр? Что вы от нас хотите?
— Мы хотим бороться с ними, а бороться не можем, — сказал Оурден. — Они решили взять людей измором. Голод несет с собой слабость. Вы, друзья, уезжаете в Англию. Может быть, там не захотят вас слушать, но все-таки передайте им от нас… от маленького города… пусть дадут нам оружие.
Том спросил:
— Вы хотите винтовки?
Снова послышался короткий стук в дверь, и все, кто был в комнате, застыли на своих местах, а с улицы донеслись шаги, но на этот раз быстрые, — патрульные не шли, а бежали. Уилл мгновенно очутился у двери. Солдаты поравнялись с домом. Приглушенные слова команды, патруль пробежал дальше, и в дверь стукнули вторично.
Молли сказала:
— За кем-то гонятся. Кто бы это мог быть?
— Нам надо идти, — хмуро сказал Том. — Значит, вы просите винтовки, сэр? Так и говорить о винтовках?
— Нет, вы там расскажите, как у нас обстоят дела. За нами следят. Малейший наш шаг наказуется. Если б мы могли иметь несложное тайное оружие, которым действуют исподтишка, — взрывчатые вещества, динамит для разрушения путей, если можно, гранаты и даже яд, — он говорил гневно. — Эта война ведется не честными способами. В этой войне дело решается предательством и убийствами. Так давайте и мы пустим в ход те же средства, которые двинуты против нас! Пусть английские бомбардировщики сбрасывают на промышленные предприятия тяжелые бомбы, а нам дадут маленькие, которые можно припрятать и потом пустить в дело, подсунуть под рельсы, под танки. Тогда мы будем вооружены, тайно вооружены. Тогда захватчик никогда не догадается, у кого из нас есть оружие. Пусть бомбардировщики доставляют нам оружие попроще. Мы сумеем воспользоваться им!
