Йоханнес Зиммель - Любовь - только слово
Живот у нее совсем плоский. Я не Казанова и не спал с тысячью женщинами. Но у красивых, с которыми я спал, — всегда был плоский живот.
Читаю то, что только что написал, и нахожу это смешным. Вычеркну.
Нет, оставлю.
Может быть, это и вызовет смех. Но это правда.
У всех по-настоящему красивых женщин на лице есть родинка. Многие, кто таковой не имеют, рисуют эту родинку. Верена больше не пользуется косметикой. Черная родинка на ее левой скуле — настоящая…
— Иди, — шепчет она.
Сейчас я обнажен так же, как и она.
Я сажусь на край постели и ласкаю ее бедра, грудь, руки.
— Ты должен быть со мной очень нежным, любимый, — шепчет она. — Ты можешь быть нежным с женщиной?
— Да.
— Действительно нежным?
— Действительно нежным.
— Иди, любимый, будь со мной нежным. Я так жаждала этого… Мы оба так долго ждали этого…
Я прижимаюсь лицом к ее бедру. Думаю, что никогда в жизни я не был столь осторожным, столь нежным. Так влюблен я тоже никогда не был. Так сильно. Никогда в жизни.
В доме тихо, полная тишина. Где-то лает собака. И в тот момент, когда раскрылись ее бедра и руки опустились на мои волосы, ко мне вновь пришло чувство, которое уже посещало меня однажды: это предчувствие предстоящей смерти.
Оно стремительно исчезло.
Теперь лишь Верена, Верена, только Верена.
Глава 20
Я забуду своих родителей. Забуду Геральдину. Забуду все. Но одно не забуду никогда: эту ночь. Я рассказывал, что испытал с Геральдиной. С Вереной в эту ночь я впервые узнал нечто другое, нечто совсем иное. Когда мужчина и женщина могут составить единое целое, как будто являют собой одного человека, с одной душой и мыслями.
С Вереной в эту ночь я пережил все, что делает счастливыми влюбленных, когда руки, ноги и губы двигаются сами по себе, будто бы они сами с собой договорились, а не мы.
То, что я почувствовал с Геральдиной, было как спутанный кошмарный сон. То, что я познал в эту ночь с Вереной, — это огромное парящее чувство, возвышающее и возвышающееся, которое не идет на убыль, не прекращается, становясь с каждым разом все сильнее и сильнее. На вечеринке мы были под хмельком. Сейчас мы абсолютно трезвы. И трезво, с нежностью, доставляем друг другу удовольствие, она — мне, я — ей.
Проходят часы. Два часа. Три часа. Иногда я встаю на колени и целую ее тело, или мы смотрим друг на друга, и я вижу, как из ее черных глаз сегодня ночью исчезли печаль, разочарованность и отвращение: я вижу в них только надежду, веру и убежденность. Да, иногда я сижу на ковре и только разглядываю ее. Или мы держим друг друга за руки. Или она гладит мои волосы.
Вдруг, после того как она долго смотрела на меня, она отворачивает голову.
— Что с тобой?
— Почему я такая старая?
— Ты не старая… Ты молодая… Ты великолепная.
— Я на двенадцать лет старше тебя.
— Ты не старше меня ни на один день!
Она поворачивает ко мне голову и устало улыбается.
— Иди, — тихо говорит она, — иди ко мне снова, Оливер. Это так прекрасно. Я люблю твое тело: волосы, твой рот и твои руки. Я люблю в тебе все.
— Я люблю тебя.
Мы погружаемся друг в друга. Иногда она стонет, но совсем тихо, чтобы никого не разбудить. Я думаю, что это самая чудная ночь в моей жизни.
В этот момент она говорит:
— Это самая чудная ночь в моей жизни!
— Правда?
— Я клянусь Эвелин.
— Для меня тоже, Верена, для меня тоже.
— Если бы можно было начать жизнь сначала… с самого начала… Вторая жизнь. Я бы еще раз охотно стала молодой… Мне бы так хотелось… Такой молодой, как ты…
— Ты такая и есть, и навсегда останешься такой. Ты никогда не станешь старой…
— Ах, любимый! Давай будем счастливыми ровно столько, сколько нам отпущено. Кто знает, сколько еще будет у нас таких ночей…
Огромная, мощная волна чувств охватывает нас, подобно тому как волна накатывает на берег, медленно и мощно, в последний раз вздымается высоко, высоко и мягко уходит в песок. Так нежно… так нежно.
Верена открыла рот, и я очень испугался, что она может закричать.
Но она молчит.
В момент наивысшего наслаждения она кусает меня в плечо.
Выступает немного крови, и можно увидеть отпечатки ее зубов.
— Извини… Я сошла с ума… Я же сказала… Очень больно?
— Совсем нет.
— Я схожу за пластырем.
— Кровь больше не идет.
— Оливер.
— Да?
— Я… Я должна была сейчас… сейчас кое о чем подумать, о чем-то… о чем-то страшном…
Она выглядит настолько уставшей, что глаза ее закрываются.
Она говорит почти в полусне.
Четыре часа тридцать минут утра.
— О чем?
— Что… что должно произойти, если я все-таки влюблюсь в тебя.
Она вздыхает. Глубоко задерживает дыхание, растягивается на кровати.
Потом опять произносит бессвязные слова. Разрозненные предложения. Я не все могу понять.
— Портоферрайо…
— Что это?
— Море… с тобой… волны…
— Верена!
— Парус… Солнце садится… Парус цвета крови…
— О чем ты говоришь?
— Эльба. У него там дом… Однажды… одни… нас только двое… зеленые волны…
Я ласкаю ее.
Она вздыхает.
— Оливер…
— Да?
— Как называется… как называется место?..
— Какое место?
— Из… из «Бури»…
Я не знаю почему, но, несмотря на страшную усталость, меня не покидало чувство высокого и дальнего полета.
Я еще помню, что, закрывая глаза, отвечаю:
— Мы созданы из такой материи, что и сны и… и… наша маленькая жизнь наполнены снами.
Мы лежим повернувшись друг к другу лицом. Я натягиваю на нас одеяло. Она прижимает руку к моей спине, а я — к ее. Мы так и засыпаем: щека к щеке, грудь к груди, бедро к бедру, так тесно прижавшись друг к другу, насколько это возможно.
— Сошла с ума… — бормочет она во сне. — Совсем… совсем сошла с ума… — И немного позже: — Новая… новая жизнь… совсем новая… вторая… существует она?
Глава 21
Я обладаю свойством, которому завидуют многие. Если я знаю, что мне необходимо проснуться в определенное время, то просыпаюсь с точностью до минуты — если даже не выспался. Я сплю обнаженным, не снимаю лишь наручные часы. Уже во время вечеринки я все посчитал: что прислуга приступает к работе в шесть, самое позднее в шесть тридцать утра. Так что до шести утра я должен уйти.
Хотя я и заснул в объятиях Верены как мертвый, но проснулся ровно в половине шестого. На улице брезжит рассвет. Я вижу еще бессильный свет нового дня, проникающего сквозь щели ставен.
Верена дышит спокойно и глубоко. Я думаю, стоит ли будить ее, чтобы я смог уйти, и только потом опять вспоминаю, что ее спальня расположена на уровне земли.
Осторожно высвобождаюсь из ее объятий. Она глубоко вздыхает во сне, и я слышу:
— Вновь молодая…
Потом она поворачивается на другой бок, поджимает ноги, как маленький ребенок, кладет руку на лицо. Я иду на цыпочках в ванную комнату и умываюсь холодной водой. Как можно быстрее одеваюсь. Связываю вместе шнурки ботинок и перебрасываю их через шею.
На минуту все же задерживаюсь перед кроватью Верены. Я бы с удовольствием поцеловал ее, нежно-нежно, но рука закрывает лицо, и я не хочу будить ее.
Осторожно иду к окну. Тихонько открываю одну из ставен.
На улице уже почти совсем светло. Пара птиц чирикает на голых ветках деревьев. С подоконника я прыгаю на осенний желтоватый газон.
Жду.
Ничто не шелохнется.
Ближе всего с левой стороны находится решетка парка. Наклонившись, я соскакиваю на траву. По верху решетки проходит поперечная планка. Подтягиваюсь на ней вверх и тут же намокаю, так как железные прутья влажные от росы. На них острые наконечники. Об один из них я царапаю правую руку.
На секунду я опасно теряю равновесие и боюсь упасть вниз. Наконец-то соскальзываю на землю со стороны улицы. Метров сто пробегаю в носках, потом останавливаюсь. Надо надеть ботинки.
Только бы не попасть на глаза проходящему полицейскому!
Мимо не проходит никто.
Иду вниз по аллее к гаражу.
Бензозаправщик после ночного дежурства выглядит крайне бледным. Когда я смотрю в зеркало заднего вида своей машины, то понимаю, что выгляжу так же.
У меня много времени, поэтому я еду медленно даже на шоссе.
Как быстро я ехал здесь в тот день, когда познакомился с Вереной.
Прошла лишь пара недель — а изменилась вся моя жизнь.
Благодаря Верене.
Я хотел вылететь из интерната доктора Флориана, чтобы доставить неприятности отцу. Теперь я больше не хочу этого.
Я хотел быть плохим, ленивым, дерзким учеником, как раньше.
Теперь я больше не хочу этого.
Теперь я хочу сдать в следующем году экзамены на аттестат зрелости и устроиться на работу на предприятие отца. Потом заработать денег. Хочу ходить на вечерние курсы. Мой отец позаботится о том, чтобы я получал более высокое, чем принято, жалованье.
