Василе Войкулеску - Монастырские утехи
— Не так... Ниже, спустите их ниже, до пяток! — кричал неумолимый Евтихий.
Только тут они поняли: штаны стягивали лодыжки, как кандалы... Теперь не убежишь.
Разбойники едва передвигали ноги; и то только вбок, как закованные в цепи.
— Теперь вынимайте мушкеты, ножи, пистолеты, бросайте их сюда, в кучу... Ты,
Думитру, береги кошель, как зеницу ока... Куда ты его спрятал?
И мою мелочь тоже, Георге! — приказал блаженный.
Разбойник вытаращил глаза, удивляясь, откуда монах знает его имя...
— Связывай Думитру руки за спиной да хорошенько стяни,— приказывал он,
наблюдая за работой,— не жалей: он всё равно не дал бы тебе ни
гроша из украденных денег.
Атаман был связан по рукам и ногам.
— Ой, батюшка, мы тебе поклонимся в ноги, мы деньги тебе назад отдадим, всё отдадим,
что есть — мушкеты, пистолеты, одежду, — только отпусти нас, хотя голыми.
— А, черномазый, скулишь теперь?!— бранил его монах.
— Ой, не веди ты нас в аджию, в Бухарест - нас повесят,— плакался Георге.
— Зачем мне аджия? — спокойно сказал монах.— Я поведу вас в монастырь: вы будете
монастырскими рабами. Пошли, пошевеливайтесь! И не пытайтесь свернуть с
тропинки, не то уложу вас на месте.
И он повёл их к Чернику, приставив пистолеты им к спинам. Шли медленно. Воры еле
двигались, кандалы штанов не давали им шагать шире. Они тащились по тропинке,
едва переступая ногами, как стреноженные животные, и не могли не только убежать, но
даже сойти с тропинки.
К вечеру процессия, которую возглавлял Георге и заключал Евтихий, вошла в ворота
монастыря.
Привратник ударил в сполошный колокол. Рой монахов окружил их. Пришёл и игумен.
Блаженный рассказал о своем подвиге, развязал руки Думитру и приказал вручить отцу
игумену кошель, взял назад свои деньги и передал разбойников под надзор настоятеля,
уговорившись, что на другой день кто-нибудь доставит оружие, брошенное в лесу.
IV
Разбойники были заперты в погреб, куда обычно заключали цыган, осуждённых за
побег или неповиновение. Три дня и три ночи без воды и без пищи они просидели тихо,
отыскивая дыру, через которую можно было бы убежать. Потом, подстрекаемые
голодом, начали волноваться, выть, кричать.
— Так укрощают диких зверей,— объяснил игумен.— Льва и тигра ничто другое не
сломит и не подчинит, только голод и жажда. Теперь ступай к ним, отец Евтихий,—
тебя они почитают за хозяина, ибо ты их схватил.
Евтихий, сопровождаемый другими братьями, спустился в подвал, открыл ставень
зарешёченного окошечка погреба, где находились воры, и громким голосом кликнул их
по именам:
— Думитру, Георге, покажите свои грешные лица..! Негодяи высунули в окошечко
свои всклокоченные головы.
— Вот, нате вам воды и хлеба.
И блаженный опустил на крючки их протянутых рук по ломтю пресного хлеба и по
кувшину с водой.
— Покайтесь... Оставлю вам этот подслеповатый свет, чтобы вы мимо
рта не пронесли.
И он не закрыл ставень.
На другой день было то же, на третий он беседовал с разбойниками подольше, и они
смиренно слушали, сгрудившись у трещины в стене, откуда доносился голос их
укротителя. Две недели подряд блаженный, движимый состраданием, с новым пылом и
всё более пламенным усердием исповедовал их сквозь решётку, читал им молитвы,
рассказывал о догматах христианской веры, разъяснял им ужас их деяний, жестокие
наказания, их ожидающие на этом и на том свете,— геенна огненная и адская смола и
сера. После чего утешал благами покаяния и венцом добродетели.
Разбойники совсем смягчились. Они исповедовались сквозь прутья решетки,
признавались в преступлениях, слово за словом повторяли за отцом Евтихием молитвы
попроще.
— Помните их,— наказывал блаженный,— и повторяйте всё время. А когда достигнет
и ваших грешных ушей колокольный звон, становитесь на колени и молитесь.
Теперь они ожидали благочестивого с жестоким нетерпением, они ждали его прихода,
который означал для них еду и питье. Они слушали спасительные молитвы и акафисты,
принимали сквозь решетку темницы миро, смешивая его с хлебом и водою.
Духовник верил, что тьма их душ рассеивается, и он видел в исправлении этих
грешников свой высокий долг; движимый провидением, он обрёк их на это телесное
рабство, дабы иметь возможность самому освободить от рабство духовного.
— Вы не жалуйтесь на этот тёмный погреб, где пребываете теперь... Господь был к вам
милостив и позаботился ещё на земле показать вам, каков ад — он в тысячу раз более
жесток, чем это. А потому возблагодарите господа за страдания, которые
претерпеваете, ибо, покаявшись и ведомые мною, грешным, вы заслужите светлый рай.
Наверху, у игумена, долгое время спорили об их судьбе. Игумен стоял на том, что надо
отправить разбойников великому aгe[28], в Бухарест, дабы тот сделал с ними что
пожелает, то есть согласно закону повесил.
Некоторые из братьев предлагали оставить их как рабов, заковать в кандалы и днем
посылать на работы. Ночью же снова заключать в темницу. Другие, более человечные,
считали, что, поскольку они не причинили ущерба ни монастырю, ни Евтихию, следует
отпустить их на милость бога, единственного, кто волен судить и осуждать.
— Чтобы они вернулись к нам, когда им вздумается, — напомнил им игумен.
— Отец игумен, братья,— сказал в заключение блаженный Евтихий, смиренно
скрестив на груди руки.— Правильно, что эти негодяи должны принадлежать
монастырю, силу которому дал сам господь бог. Но и у монастыря есть долг по
отношению к любой человеческой душе, как бы низко она ни пала. Так попытаемся же
исполнить его. Посему, если вы доверяете мне, недостойному, я не только буду
наблюдать за ними, чтобы не сбежали, но сделаю всё возможное, дабы словом,
примером и молитвой их, воров и разбойников, превратить в людей добродетельных,
угодных господу.
— Ты берешь на себя это опасное бремя? — предостерёг его игумен.— Имей в виду,
блаженный, очень мне боязно, что и сюда вмешались хвосты всё тех же твоих
искусителей.
— Искушения от века пребывают в нас и для нас, вы это всё знаете, хотя и скрываете.
При их помощи всемогущий бог испытывает нас и просветляет.
И помните, отец игумен: когда они не будут уже нам ниспосланы, это будет знак
того, что мы пали в глазах всевышнего.
— Так, мы тебя выслушали. Не знаю, читал ли ты православном «Добротолюбии» —
если у тебя нет его, я дам,— что пишет блаженный Нил: «Говорю вам это не для
того, чтоб заказать иным дороги к спасению и воспрепятствовать им наставить
некоторых юношей на путь благочестия. Но да не примутся они за сии подвиги
необдуманно, памятуя лишь о приятной стороне их, о служении во имя учеников своих,
о мирской славе, и да помыслят о сопряжённых с ними опасностях».
— От опасностей защитит нас лишь господь бог. Что до славы и служения, то это вы
сами увидите,— возразил Евтихий, обращаясь к братьям.
— Хорошо. Что касается меня, то я скажу: возьми их, они твои, ты добыл их там,
в лесу, хитростью и храбростью... Только если будет на то воля братии.
Таким образом, отец Евтихий стал хозяином этих негодяев. Тогда же, едва лишь
разошлось собрание, он спустился к ним и сообщил решение братии.
— Согласны вы со мной или не согласны? — спросил он их.— Или предпочтёте,
чтобы мы отправили вас в Бухарест на суд главного начальника полиции? Вы вольны
выбирать...
И голос его дрожал.
Разбойники на коленях умоляли оставить их в монастыре послушными рабами на всю
жизнь... Тут Евтихий пролил обильную слезу и, вместо того чтобы выбранить, обнял их
и с любовью расцеловал.
— Бог вразумил вас, услышав мою молитву! — радовался он.
И принялся вместе с ними чистить погреб от зловонных нечистот, которые скопились
там, и помог им вытащить всё наружу. Это послужило ему поводом для поучения.
— Вот видите, так и тело ваше подобно этому подземелью, в нём томится душа
ваша, испачканная нечистотами. Но коли вы будете внимать моим советам, я
постараюсь очистить ваши сердца от мерзостей, дабы вы вышли к свету небесному, как
теперь я вывожу вас на дневной свет.
Негодяи молча кинулись целовать ему ноги, что исполнило монаха жалости,
смешанной с удовлетворением.
Он вывел их из погреба и, не снимая с них кандалов, повёл к озеру, где раздел, помыл и
счистил с них коросту, подвергнув своего рода новому крещению.
— У нас все рыбы передохнут от этой мерзкой грязи,— вслух говорили монахи,
