Габриэле д'Аннунцио - Собрание сочинений в 6 томах. Том 2. Невинный. Сон весеннего утра. Сон осеннего вечера. Мертвый город. Джоконда. Новеллы
Молчание. Потом она касается рукой своих волос, щек, подбородка.
Или красота моего лица умерла для тебя, как умирает лепесток цветка в один день? А, на моей груди я еще чувствую твое горячее дыхание…
В волнении проводит рукой по своей шее, как бы ища на ней морщины.
Или ты нашел на моей шее следы годов?
Поднимает с ковра зеркало, смотрится в него. Ее лицо проникнуто тоской и бледностью. Она опускает зеркало и несколько минут остается неподвижная, окаменевшая в отчаянии.
Пентэлла (на верху спиральной лестницы). Я вижу двух всадников.
Градэнига (встрепенувшись). Парис, Альморо? Одни?
Пентэлла. Вместе с ними на муле женщина… Она связана…
Градэнига (в порыве радости). Это колдунья! Наконец! Наконец!
Она глубоко вздыхает, обратив глаза к светлым облакам, которые нависли над садом. Издали доносятся звуки музыки с лодок на реке. Страстное желание жизни и наслаждения волнует Догарессу.
Ах, Пантэа, Пантэа! Все мое богатство за один локон твоих волос, за клочок твоей одежды, за частицу твоего существа, даже твоих вещей, за одну нить. Все мое золото, мои земли, дворцы тому, кто принесет мне твой платок!
Приближает лицо к решетке, смотрит через листву дерев, зовет к себе.
Нерисса! Катарина! Орсэола! Якобелла! О, кто из вас принесет мне смерть? Кто из вас возвратит мне жизнь?
Она вдыхает в себя запах сада.
Жизнь, жизнь!.. Как тяжел и глубок аромат перезрелых плодов. Деревья утомлены их тяжестью, никто не срывает их теперь для меня. Земля покрыта перезрелыми плодами, она ими питается и тучнеет. Земля поглотит их своим молчаливым ртом, все. Они не для меня теперь…
Протягивает через решетку руки к гранатам на дереве.
О, плоды! Пусть ваше благоухание оденет меня своей нежностью… Когда я была Догарессой, то по старому закону для меня стоимость плодов на всех островах обращалась в золото для моих одежд; на троне я была прекрасна, и он меня любил, он меня любил… Пантэа, Пантэа!
Она оборачивается, полная ненависти и воспоминаний о любви, почти шатаясь.
Жить, жить еще! Чтобы обнять его всей моей жизнью как огнем, наполнить его дни новыми, неведомыми страстями, еще неслыханными измышлениями страсти. Я хочу создать себе новую красоту из моих слез, моих страданий и моей отравы.
Резким движением поднимает зеркало и снова смотрится в него.
Никогда мои глаза не были так громадны, никогда их не окружала такая темная тень. Он не узнает моего лица: пламя моих глаз скроет от него мои черты. Губы стали бледны и бесцветны… Когда я торжественно сходила к берегу Святого Марка, все моряки на галерах любовались моей улыбкой. А когда я говорила с ним в полутьме, он смотрел на жемчужный блеск моих зубов и не слушал меня.
Пентэлла (на лестнице). Двенадцать лодок спускаются от Физаорэ, все покрыты малиновым шелком; серебряные сирены на носу. Лодки идут в два ряда, связанные цветочными цепями. Вся река покрылась зеленью и цветами. Полны все лодки. Река становится зеленой. А только что в ней отражались розовые облака… Большое облако, к стороне Миры, совсем красное! Точно огненный гигант!
Градэнига (ослепленная, почти испуганная ярким светом, который озарил статуи вокруг нее). А, всадники! А мул, мул? Ты их видишь на дороге? Они близко?
Пентэлла. Они скрылись за лесом! Вот, вот они!.. Выехали из леса… Все ближе!.. Они скачут иноходью… В сад входит женщина… Это Лукреция… Другая с нею… Еще одна… Катарина, Орсэола…
Градэнига. О, наконец!
Она бросается к решетке и судорожно открывает ее. Входит Лукреция, запыхавшись, тонкая и гибкая; на ней темное платье, голова обернута шарфом, который развевается по ветру. Догаресса схватывает ее за руку и влечет за собою.
Наконец! Я терзала свое сердце; а ты не шла, не шла!.. Говори же, что ты знаешь? Что видела? Что ты слышала? Говори же!
Срывает с нее шарф, закрывающий губы. Лукреция падает на колени.
Ты видела его? Говори! Где он? С куртизанкой?
Лукреция (в испуге). О, светлейшая!..
Входят Орсэола, Катарина, тяжело дыша; быстротой движений они напоминают Лукрецию; на них темные одежды.
Градэнига. А, ты, Катарина? Ты, Орсэола? Идите же! Идите сюда! Говорите!.. Я прикажу вас всех стащить в реку с веревкою на шее, если вы не скажете, где он?.. Он с Пантэей?
Лукреция (бормочет). Нет, светлейшая, я его видела в Джиллиане…
Градэнига (схватывает ее за волосы и сильно ее толкает). Не лги! Зачем ты лжешь?! Говори, Орсэола! Где он?
Орсэола. Да, светлейшая! Я его видела на галере куртизанки, на ее Буцентавре.
Градэнига (отталкивает Лукрецию и привлекает к себе Орсэолу, которая становится на колени). Ко мне, Орсэола! Говори, скажи мне, что ты видела? Вот, возьми!..
Дает ей кольцо.
И ты еще получишь, — сто золотых дукатов!
Орсэола (становится словоохотливой). Да, светлейшая! Я его видела на Буцентавре куртизанки. Он сидел под балдахином перед накрытым столом. Пантэа плясала на столе среди хрустальных кубков и не разбила ни одного. Все чаши были полны до краев; и ее ноги были обнажены, и к ним были привязаны крылышки из жемчугов и гранат, и она плясала танец под названием «Алис», придуманный ею. А он сидел. И он смотрел, смотрел так горячо, склоняясь лицом к столу; и Пантэа своими обнаженными ногами и крылышками касалась полных кубков и волос молодого человека. И напоследок она поставила пятку ему на висок и оставалась так; и тогда он закрыл глаза и побледнел, как полотняная скатерть.
Градэнига (слушает, сидя в кресле, мучительно содрогаясь и волнуясь). Он побледнел… и тогда… Говори, говори!.. Возьми!
Срывает с руки еще одно кольцо и отдает Орсэоле. Лукреция и Катарина делают невольное движение алчности.
Орсэола. Тогда она нагнулась к нему и поцеловала его в губы; и ее пояс разорвался с таким звуком, как струна лютни; и она осталась без пояса.
Градэнига (резким и грозным голосом). И тогда? тогда?
Орсэола. Тогда он вскочил и выпрямился. Его колена дрожали, и весь он дрожал. А она сказала ему, смеясь: «Как холодны твои губы! Где твоя кровь?»
Градэнига (содрогаясь, в непреодолимой тоске). А! она сказала: «Как холодны твои губы!..» Я знаю это, знаю!..
Орсэола. Она говорила это ему в шутку. Он, словно в ярости, протянул руки, чтоб схватить ее, но она быстро отстранилась и соскочила со стола и в миг была далеко от него. И, ради шутки, она пела песенку синьора Александра Страцелла, того, который похитил прекрасную Гортензию у прокурора Контарини:
Se amor m’annoda il piede,
Come dunque fuggiro?[2]
Словно в ярости, он преследовал ее; она ускользала от него и так легко и ловко, точно продолжала танцевать. И так они бегали по всей галере от кормы до носа; она смеялась, а он скрежетал зубами, словно хотел разорвать ее на части. Ему удалось схватить край ее платья…
Градэнига (сдавленным голосам). И тогда?..
Орсэола. Кусок материи остался у него в руках. Платье разорвалось от шеи до колен. А она смеялась, смеялась. И, пробегая мимо стола, она схватила кубок и плеснула на него вино, крича: «Пей! Твое горло разгорячено!» Вокруг теснились на реке лодки Нобилей, которые всегда сопровождают Буцентавр куртизанки в большом числе; другие усердно гребли веслами, чтобы догнать; и вся река была покрыта лодками. И все люди бросались вперед, чтобы рассмотреть; лодки склонялись на один бок; ключицы касались воды. У всех лица бледнели, глаза загорались и у гребцов и у патрициев. Все протягивали руки, словно чтобы схватить куртизанку и, как в бреду, кричали: «Пантэа! Пантэа!» И такое волнение было в лодках на реке, что Пантэа изумилась и испугалась. И она остановилась…
Градэнига. Тогда?..
Орсэола. Тогда он одним прыжком бросился к ней, словно чтоб пожрать ее. Еще раз она ускользнула от него, но оставила в его руках свою разорванную одежду; и так, без стыда, бросилась на позолоченный нос галеры, отдавая себя горячим взглядам всех. И на теле у нее были только два жемчужных крылышка. А все в жадном бреду кричали: «Пантэа! Пантэа!» Точно то была какая-нибудь богиня. И каждый из этих людей был так опьянен, будто в его объятия упала эта женщина. И гребцы нагибались над бортами лодок, как дикие звери, готовые броситься…
