Михаэль Энде - Бесконечная история
– Алло! – донесся до него вдруг писклявый голосок. – Уж не наш ли это друг Вишвузул? Какое счастье, что вы наконец прибыли.
Ночной Эльф обернулся, и его лунообразные глаза вспыхнули от удивления: на балюстраде, небрежно опершись о цветочный вазон слоновой кости, стоял Мелюзга Укюк и помахивал красным цилиндриком.
– Угу-гу! – вырвалось у Ночного Эльфа, который, признаться, глазам своим не поверил. – Угу-гу! – тупо повторил он, не в силах придумать что-нибудь поостроумнее.
– А тех двоих до сих пор ещё нет, – сказал Мелюзга. – Что до меня, то я тут со вчерашнего утра.
– Как? Угу-гу… Как это вам удалось? – спросил Ночной Эльф.
– Ничего удивительного, – скромно заметил Мелюзга и смущенно улыбнулся. – Ведь я же вам говорил, что у меня гоночная улитка.
Ночной Эльф почесал розоватой лапкой мохнатую шерстку на затылке.
– Я должен немедленно увидеть Девочку Королеву, – сказал он плаксиво.
Мелюзга поглядел на него в задумчивости.
– Гм-гм… – произнес он наконец. – Я уже вчера испросил аудиенцию.
– Испросил аудиенцию? – изумился Ночной Эльф. – А просто так к ней нельзя пройти?
– Боюсь, что не удастся, – пропищал Мелюзга. – Придется очень долго ждать. Здесь собралось… как бы это поточнее выразиться… Невообразимое количество посланцев.
– Угу-гу, – простонал Ночной Эльф. – Но почему?.. Что тут происходит?
– Лучше всего вам самому на это взглянуть, – защебетал Мелюзга. – Пошли, дорогой Вишвузул, пошли!
И они отправились в путь.
По главной улице, которая круто взбегала вверх сужающейся спиралью, сновали толпы весьма странных созданий: гигантские джинны в высоких тюрбанах, малютки домовые, трехголовые тролли, бородатые гномы, светящиеся феи, фавны с козлиными копытцами, лесные нимфы, покрытые золотистой шерсткой, искрящиеся снеговики. То тут, то там возникали группы, в которых о чём-то шептались, а кое-кто молча сидел прямо на земле, печально уставившись в одну точку.
При виде этой картины Вишвузул остановился как вкопанный.
– Угу-гу! Что случилось? Что они тут делают? – вскричал он.
– Все они – посланцы, – пояснил Укюк, понизив голос. – Посланцы из всех областей Фантазии. И все они прибыли с той же вестью, что и мы. Я уже со многими успел поговорить. Похоже, везде происходит одно и то же.
Ночной Эльф не смог подавить жалобный вздох.
– А знает ли кто-нибудь, что это такое? – спросил он. – Отчего это происходит?
– Увы, нет. Никто ничего не может объяснить.
– Даже сама Девочка Королева?
– Девочка Королева больна, – ещё тише прошептал Мелюзга. – Очень-очень больна. Быть может, это и есть главная причина того непостижимого бедствия, которое обрушилось на Фантазию. Однако до сей поры ни один из пяти сотен докторов, собравшихся сейчас в Тронном Зале дворца и в Павильоне Магнолии, не может понять, что это за болезнь и как её вылечить. Никто не знает средства от этой болезни.
– Угу-гу! – глухо загудел Ночной Эльф. – Так это же катастрофа!
– Да, настоящая катастрофа, – подтвердил Мелюзга.
Понятно, что после такого разговора Вишвузул отказался от мысли тут же испросить аудиенцию у Девочки Королевы.
Два дня спустя в столицу прибыл Блуждающий Огонек Блюбб. Он, конечно, помчался не в том направлении и сделал огромный крюк.
И последним – ещё дня через три – явился Скалоед Пьернрахцарк. Он приплёлся пешком – в дороге на него напал такой голод, что он сожрал свой каменный велосипед.
Во время длительного ожидания аудиенции в Башне Слоновой Кости эти четыре столь разных посланца так подружились, что остались друзьями на всю жизнь.
Но это уже другая история, и мы расскажем её как-нибудь в другой раз.
II Избран Атрейо
Совещания, на которых решались вопросы, жизненно важные для всей Фантазии, проходили обычно в Большом Тронном Зале Башни Слоновой Кости, расположенном в самом дворце, несколькими этажами ниже Павильона Магнолии.
Сейчас в этом просторном круглом Зале слышался приглушенный гул. Четыреста девяносто девять лучших врачей Фантазии, собравшихся здесь, переговаривались полушепотом. Каждый из них лично осмотрел Девочку Королеву
– кто уже некоторое время тому назад, а кто совсем недавно, – и каждый пытался помочь ей своим искусством врачевания. Но никому это не удалось, никто не понимал, чем она больна, никто не нашел причины её болезни и не смог её вылечить. А пятисотый врач, самый знаменитый из всех – о нем шла молва, что нету такой лечебной травы и такого волшебного средства, нету такой тайны природы, что была бы ему неведома, – уже много часов находился у постели больной, в Павильоне Магнолии, и теперь все присутствующие с тревогой ждали его заключения.
Конечно, не надо думать, что это сборище врачей походило на обычный медицинский консилиум. Хотя в Фантазии обитало немало созданий, по внешности более или менее напоминающих людей, столько же, если не больше, было похожих на зверей либо вообще ни на что не похожих. Собравшееся здесь общество врачей выглядело так же разнолико, как пестрая толпа посланцев перед дворцом. В Тронном Зале бок о бок сидели врачи-гномы, все как на подбор с седыми бородами и длинными локонами, врачихи-феи в серебристо-голубых сияющих одеждах, со сверкающей звездой в волосах, водяные с толстыми животами и перепонками между пальцами рук и ног (для них вместо кресел были поставлены удобные сидячие ванны). Тут же лежали и мудрые змеи, свернувшись кольцом на столе посредине Зала, жужжали пчеловидные эльфы; слонялись по Залу, гонимые нетерпением, чёрные маги, вампиры и привидения, хотя обычно людская молва и не причисляет их к существам доброжелательным и благотворно действующим на здоровье.
Чтобы понять, почему и они тут оказались, необходимо знать следующее: Девочка Королева, как на то указывает её титул, была королевой всех неисчислимых стран, размещенных на не знающей границ территории Фантазии, но на самом деле она была куда более значительной персоной, нежели просто самодержавная владычица. Она не властвовала в обычном смысле этого слова, никогда не прибегала к насилию и никогда не пользовалась своим могуществом. Она не издавала никаких указов, не вершила суд и расправу, ни на кого не нападала, и ей никогда не приходилось обороняться от нападения, потому что никому не могло прийти в голову восстать против неё или причинить ей зло. Перед нею все были равны.
Она просто существовала, и все. Но для её подданных было важнее всего само её существование: она была сердцевиной всей жизни Фантазии.
И всякая тварь, неважно какая – добрая или злая, красивая или уродливая, веселая или печальная, вздорная или мудрая, – обрела жизнь только благодаря Девочке Королеве. Без неё ничего не могло бы быть, как не может быть человека без сердца.
Никто не умел постичь до конца эту тайну, но все знали, что это правда. И потому все создания Фантазии так её уважали и так за неё тревожились. Ведь её смерть была бы их концом и гибелью всей необъятной бескрайней Фантазии…
Тут Бастиан оторвался от книги.
Ему вдруг вспомнился длинный коридор в клинике, где оперировали его маму. Они с отцом бесконечно долго сидели перед дверью операционной и ждали. Мимо них торопливо пробегали врачи и медсестры. Когда отец спрашивал их, как мама, они отвечали уклончиво. Казалось, никто толком не знает, как она себя чувствует. А потом из операционной вышел лысый человек в белом халате. Вид у него был изнуренный и печальный. Он сказал им, что все усилия ни к чему не привели, что ему очень жаль… Он пожал им обоим руку и пробормотал: «Всем сердцем сочувствую…»
После этого отец стал совершенно иначе относиться к Бастиану.
Правда, Бастиан имел все, что только мог пожелать. У него был велосипед с тройным переключением скоростей, электрическая железная дорога, коробки с витаминами, пятьдесят три книги, хомячок с золотистой шкуркой, аквариум с пресноводными рыбками, маленький фотоаппарат, шесть фирменных перочинных ножей и ещё многое другое. Но всё это, собственно говоря, ему не очень-то было нужно.
Бастиан помнил, что прежде отец часто возился с ним, рассказывал ему всякие истории и читал вслух. Но с того дня всё это кончилось. Бастиан совсем разучился разговаривать с отцом – между ними как бы возникла какая-то невидимая стена. Теперь отец никогда уже не ругал сына, но и никогда его не хвалил. Даже узнав, что Бастиана оставили на второй год, отец ничего не сказал. Он только взглянул на него отсутствующим и удрученным взглядом, и у мальчика возникло странное чувство: ему показалось, что он для отца вообще больше не существует. С того дня это чувство не покидало его. Когда они вечером садились вдвоем у телевизора, отец – Бастиан заметил это – никогда не глядел на экран, его мысли были где-то далеко-далеко, там, где его уже не догонишь. А когда они располагались в столовой, каждый со своей книгой в руках, отец не читал, а часами глядел на одну и ту же страницу, не переворачивая её.
