Жорис-Карл Гюисманс - Без дна
Почти тут же ясновидящая воскликнула: «Вот духи, вызванные для колдовства, духи, которые принесли яд по приказу каноника Докра, нечестивого ересиарха чернокнижников».
Я сидел возле алтаря. Доктор Иоганнес возложил левую руку мне на голову и, воздев правую к небесам, стал молить архангела Михаила о помощи, заклиная славные легионы Меченосцев и Непобедимых сил обуздать, заковав в цепи, духов Зла.
Я почувствовал облегчение — тупая боль, мучившая меня в Париже, отступила.
Доктор Иоганнес продолжал читать молитвы, потом настал черед ектеньи, он взял мою руку, положил на алтарь и трижды воззвал:
«Да расточатся колдовские ковы и пагубные помышления служителя Зла, наславшего на вас порчу, да будет попрано стопой правой все обретенное сатанинским путем! Да не принесет плода и будет отражено всякое злокозненное посягательство на вашу жизнь! Да превратятся все проклятия вашего недруга в благословения, нисшедшие с небес! Да обернутся смертельные яды животворящей манной небесной… и да решат архангелы возмездия судьбу презренного священника, предавшего себя служению Мраку и Злу».
«Вот вы и избавлены от порчи, — сказал мне доктор. — Пусть же сердце ваше вознесет через заступницу нашу Пречистую Деву Марию горячие благодарственные молитвы Богу Живому и Иисусу Христу».
Он дал мне опресноков и вина. Я и впрямь был спасен. Вы врач, месье Дез Эрми, и можете засвидетельствовать, что человеческая наука была бессильна меня исцелить, а теперь взгляните сами!
— Да, — в некотором замешательстве пробормотал Дез Эрми. — Не знаю, к каким средствам прибегал доктор Иоганнес, но то, что он вас излечил, охотно подтверждаю, да и трудно было бы отрицать очевидное. Признаться, я и раньше слышал о подобных чудесных исцелениях. Нет, спасибо, — ответил он жене звонаря, которая предложила ему сосиски с хреном и гороховым пюре.
— Но позвольте задать вам несколько вопросов, — обратился к астрологу Дюрталь. — Меня интересуют кое-какие подробности. Как выглядело облачение Иоганнеса?
— На нем была длинная ряса из алого кашемира, подпоясанная витым бело-красным шнуром. Поверх рясы — белая мантия из той же материи с вырезом на груди, имевшим форму перевернутого креста.
— Перевернутого! — в ужасе воскликнул Каре.
— Да, перевернутый крест, как и фигура повешенного в Таро, означает, что священник Мельхиседек должен умереть в ветхом человеке и воскреснуть в Христе, дабы восприять сокровенное могущество от предвечного Логоса, воплотившегося и принявшего за нас смерть.
Каре, казалось, был озадачен — ревностный католик, он отказывался признать не предписанные Церковью обряды. Звонарь умолк и в разговор больше не вступал, лишь наполнял стаканы, приправлял салат, передавал кушанья.
— А каким был перстень, о котором вы говорили? — спросил Дез Эрми.
— Перстень из чистого золота с символическим изображением змеи, чье сердце в виде выпуклого рубина связано цепочкой с крохотным колечком, которое скрепляет змеиную пасть.
— Хотелось бы все же узнать, — настаивал Дюрталь, — каково происхождение и цель этой жертвенной церемонии. При чем тут Мельхиседек?
— Мельхиседек — одна из самых таинственных фигур в Священном Писании, — заметил астролог. — Он был царем Салимским и священником Бога Всевышнего. Он благословил Авраама, и тот послал ему десятую часть трофеев, доставшихся ему после победы над царями Содома и Гоморры. Так повествует Книга Бытия. Апостол Павел тоже о нем упоминает в следующих словах: «Мельхиседек, царь мира, без отца, без матери, без родословия, не имеющий ни начала дней, ни конца жизни, уподобляясь Сыну Божию, пребывает священником навсегда».
Кроме того, Писание называет Иисуса не только священником вовек, он, по словам Псалмопевца, наследует чин Мельхиседека[13].
Все это, как видите, не совсем ясно. Одни толкователи видят в нем как бы прообраз Спасителя, другие — прообраз святого Иосифа, и все сходятся на том, что освященная трапеза из хлеба и вина, которую Мельхиседек предложил Аврааму, предвосхищает, как выразился Исидор Дамьеттский, божественное таинство, другими словами, святую мессу.
— Пусть так, — возразил Дез Эрми, — но это вовсе не объясняет, почему доктор Иоганнес приписывает этой жертве свойство противоядия.
— Вы слишком много от меня хотите! — воскликнул Жевинже. — Спросите у самого доктора. Тем не менее кое-какие комментарии могу дать и я.
Теология учит, что прообразом мессы в том виде, в каком ее служат сейчас, является Христова жертва, однако жертва славы — совсем другое дело. Это в какой-то степени месса будущего, торжественная литургия, которая будет совершаться на земле с воцарением божественного Параклета. Эту жертву возносит Богу духовно возрожденный человек, искупленный откровением Святого Духа, Духа Любви. Поэтому человеческое существо, чье сердце было таким образом очищено и освящено, непобедимо, и силы адовы не одолеют его, если оно прибегнет к этой жертве, чтобы рассеять духов Зла. Это, видимо, и объясняет могущество доктора Иоганнеса, чье сердце соединяется в этом таинстве с божественным сердцем Христа.
— Объяснение не вполне понятно, — заметил звонарь.
— Тогда следует признать, — развел руками Дез Эрми, — что Иоганнес находится на более высокой ступени совершенства и опережает свое время, являясь апостолом животворящего Духа Святого.
— Так оно и есть, — решительно подтвердил астролог.
— Пожалуйста, передайте мне пряник, — попросил Каре.
— Эти пряники едят так, — сказал Дюрталь. — Отрезают ломтик, потом берут такой же тонкий ломтик обыкновенного хлеба, мажут оба кусочка маслом и кладут один на другой. Попробуйте, а потом скажете, почувствовали ли вы изысканный вкус лесных орехов.
— Но как поживает доктор Иоганнес? — спросил Дез Эрми. — Я ведь его целую вечность не видел.
— С одной стороны, хорошо, с другой — ужасно. Он живет у друзей, которые его почитают и боготворят. В их кругу он отдыхает от невзгод, которые на него обрушились. Все было бы замечательно, если бы ему не приходилось чуть ли не ежедневно отражать магические посягательства на его жизнь со стороны римских иерархов.
— Но почему?
— Долго объяснять. Иоганнес послан Небом, чтобы превозмочь ухищрения сатанистов и, уничтожив эту заразу, проповедовать пришествие Христа во славе и божественного Параклета. Поэтому в интересах дьявольской курии, окопавшейся в Ватикане, избавиться от человека, чьи молитвы снимают их заклятья и отводят наведенную ими порчу.
— Надо же! — воскликнул Дюрталь. — А как, если не секрет, бывший священник предвидит и отбивает эти колдовские посягательства?
— Никакого секрета нет. О нападении его предупреждают полет и крики некоторых птиц. Соколы и ястребы служат ему верой и правдой, они для него что-то вроде часовых. По тому, летят они к нему или от него, направляются на восток или на запад, испускают один крик или несколько, он узнает о часе атаки и после этого держится настороже. Как доктор мне однажды объяснил, ястребы очень легко подпадают под влияние духов, и он использует их, как гипнотизер — сомнамбулу или как спириты — доски и столы.
— Они словно телеграфные провода для магических депеш, — подхватил Дез Эрми.
— Вот именно! Этот способ не нов, орнитомансия, гадание по птицам, имеет многовековую историю. О ней упоминается в Священном Писании, а в Зохаре отмечается, что полет и крики птиц предупреждают знающего человека о многих вещах.
— Но почему из всех пернатых предпочтение отдается ястребу? — поинтересовался Дюрталь.
— Дело в том, что с давних пор эта птица связана с колдовством. В Египте бог с головой ястреба ведал тайнами иероглифов. В древности египетские жрецы, готовясь к магическим ритуалам, съедали сердце и выпивали кровь этой птицы. И сегодня еще африканские колдуны украшают свою прическу ястребиным пером. А в Индии эти пернатые всегда почитались как священные.
— Как же ваш друг выкармливает ястребов и где их держит — ведь они, что ни говори, хищники? — спросила госпожа Каре.
— Он их не выкармливает и нигде не держит. Ястребы свили себе гнезда на обрывистых берегах Соны, рядом с Лионом. Когда надо, они сами к нему прилетают.
Окинув взглядом уютную столовую и вспомнив те удивительные беседы, которые они в ней вели, Дюрталь в который уже раз подумал: «Все-таки какими далекими кажутся отсюда, с высоты этой башни, мысли и язык современного Парижа!»
Вслух же сказал:
— Все это переносит нас в Средневековье!
— И слава богу! — воскликнул Каре, поднимаясь, чтобы идти звонить.
— Ну что же, пожалуй, ты прав, — согласился Дюрталь, — в наше грубое, материалистическое время очень странными, почти нереальными представляются эти магические сражения в беспредельном пространстве над городами, сражения, которые разворачиваются между лионским священником и римскими прелатами.
