Рене Баржавель - Девушки и единорог
Сэр Джонатан в красном на белой лошади наблюдал, как леди Гарриэтта накрывает стол для чаепития. На ее лице под белоснежными изящно завитыми волосами нельзя было прочесть ничего, кроме обычного старания аккуратно разлить чай. Ее розовые руки, выглядывавшие из рукавов бледно-зеленого с голубоватым оттенком платья с намеком на кружева вокруг запястья, бережно наклоняли чайник китайского фарфора над такими же светло-серыми чашками, настолько тонкими, что можно было видеть, до какого уровня поднялась в них жидкость. Сидевшая возле матери Гризельда в кремовом платье откусывала миниатюрный тост треугольной формы с лепестком копченого лосося сверху. Рыжий с белым Ардан, валявшийся на персидском ковре с рисунком осенней листвы, то и дело тянулся носом к розовому пальчику, едва заметно выглядывавшему из-под края платья хозяйки. Аромат чая, запах тостов и свежих пшеничных лепешек поднимался к сэру Джонатану, и на плоском изображении его лица постепенно проявлялось отображение былых плотских удовольствий. На поверхности картины исчезали кракелюры[25], густой сетью разбившие краски, нарисованная ткань становилась живой и незаметно принимала рельеф его тела.
— Ах, Гризельда, ты могла бы воспользоваться обувью, чтобы прийти на чай!
— Она у меня есть, мама! Вот она.
Пальчики ноги исчезли и на их месте из-под края платья появился носок турецкого башмачка.
Леди Гарриэтта вздохнула. Она не понимала, что происходит с девочками. Она вообще перестала их понимать. Поставив чайник рядом с большим тортом, залитым шоколадом, она принялась разрезать его серебряной лопаточкой с резными изображениями листочков клевера и цветков лилий. Возле торта стояла большая ультрамариновая ваза с чайными розами, нечетко отражавшимися в лакированной поверхности стола из красного дерева. У сэра Джонатана появилось непреодолимое желание полакомиться тортом, насладиться ароматом роз и несравненным вкусом чая. Он узнал чай по его уникальному запаху — это был индийский чай сорта дарджилинг, выращенный в Гималаях на высоте двух тысяч метров над уровнем моря. Но у его желания не хватило силы, чтобы выйти из картины. Он сразу же стал плоским всадником на плоской лошади, снова покрылся кракелюрами и перестал мыслить.
Гризельда думала о Шауне и прикидывала, как ей утащить для него кусочек торта.
«Какой сегодня странный день», — подумала леди Гарриэтта. Они были только втроем за столом. Сэр Джон отказался спускаться. Джейн закрылась в своей комнате, сославшись на мигрень. Элис отправилась на какую-то послеполуденную мессу. И даже Молли, обычно присутствовавшая в зале во время чаепития, куда-то исчезла.
— Гризельда, ты не могла бы позвонить Молли? Она забыла поставить на стол сахарницу.
— Мама, она стоит справа от вас. И вы уже положили в чай сахар…
— Ах, я становлюсь такой рассеянной. Но все же, позвони Молли. Пусть она отнесет кусочек торта твоему отцу. Не понимаю, почему он предпочитает пить чай в одиночестве. Надеюсь, он не заболел. Как он выглядел утром?
— Хорошо, мама.
— Мне так и показалось. Наверное, он озабочен тем, что ему сказал нотариус. А, вот и Молли!.. Отнесите это сэру Джону. А потом принесите сахарницу, вы забыли о ней.
— Простите, мадам, сахарница возле вашей руки.
— Боже, какой я стала рассеянной! Да, и спросите у мисс Джейн, не нужно ли ей чего-нибудь.
— Хорошо, мадам.
Гризельда положила на тарелку огромный кусок торта и подмигнула Молли:
— Это для Джейн.
— Ах, — сказала леди Гарриэтта, — не знаю, хорошо ли это будет при мигрени.
— Если она не захочет, она оставит его, — спокойно сказала Гризельда.
Молли уже исчезла. Ардан вылизывал лапу, на которую упали крошки. Стоявшая возле окна Китти смотрела наружу расширившимися глазами. Неожиданно она поперхнулась тортом, закашлялась, и лицо у нее стало фиолетовым
— Китти, — сказала леди Гарриэтта, — когда ты ешь, тебе стоит оставаться за столом. Иди, сядь с нами.
Китти, продолжая кашлять, с глазами, полными слез, уселась в кресло, обитое шелком фиалкового цвета. На его фоне ее серое платье выглядело весьма уныло. Леди Гарриэтта обратилась к ней с фразой, которую Китти слышала по меньшей мере один раз в неделю:
— Жаль, что ты так мало заботишься, чтобы выглядеть более эффектно, моя дорогая девочка.
Китти мало волновало, могла она выглядеть эффектно или нет. Она настойчиво посмотрела на Гризельду, незаметно кивнув головой в сторону окна.
— Чай сегодня слишком сладкий, — сказала леди Гарриэтта.
— Еще бы, ведь вы два раза сыпали в него сахар, — пожала плечами Гризельда.
Она встала с нарочито небрежным видом и подошла к окну. Взглянув наружу, она перестала слышать, что говорила мать. И вообще перестала слышать что-либо. Четыре констебля, катившие рядом с собой свои велосипеды, короткой цепочкой поднимались к дому. Они обогнули его, направляясь к службам. Впереди шел Эд Лейн, выделявшийся своим гигантским ростом. Когда он проходил мимо дома, солнце заиграло на его каске и его носу.
Гризельда подпрыгнула, схватила со стола почти полную тарелку с тостами и бросила:
— Сбегаю за тостами. Они уже кончились
— Почему ты, Гризельда, — удивилась леди Гарриэтта, — лучше позвони Молли.
У нее сложилась привычка звать служанку даже чтобы поднять упавший на пол платок. Нет, она не понимала своих дочерей. Ах, если бы у нее был хотя бы один сын. Какая жалость.
Сэр Джонатан смотрел застывшими голубыми глазами на два синих башмачка, забытых на ковре с осенними листьями перед стулом, на котором сидела Гризельда. Ардан незаметно выскользнул из комнаты вслед за хозяйкой.
— Еще немного чайку? — обратилась леди Гарриэтта к Китти.
Китти молча кивнула в ответ. В этот момент она поняла, почему в определенных обстоятельствах так хочется хлебнуть виски.
Эд Лейн зашел на кухню, оставив своих товарищей снаружи. Он снял каску, то ли из вежливости, то ли опасаясь задеть потолочную балку. Там сидели Магрит и Молли, занятые чисткой картофеля и болтовней. Там же находилась Эми, помешивавшая укрепляющий отвар на теплом уголке плиты. Магрит первая заметила вошедшего и замерла, словно птица, увидевшая змею. Молли и Эми обернулись. Молли беспомощно произнесла:
— О Господи.
Рука Эми стиснула ручку кастрюли.
— Давненько вас не было видно, — сказала она. — Вы совсем забыли нас, Эд Лейн.
В этот момент вошла Гризельда.
— Добрый день, мисс, — сказал Эд Лейн. — Очень хорошо, что вы здесь. Именно вас мне обязательно нужно было повидать. Дело вот в чем: мы ищем Шауна Аррана.
Гризельда села на табуретку, чтобы не упасть. Ей удалось изобразить улыбку, но она не смогла произнести ни слова.
— Возможно, это имя ничего вам не говорит, — продолжал Эд Лейн. — Это бывший шофер леди Ферре, он водил автомобиль, на котором вы выезжали на прогулку. Теперь вы понимаете, почему… Вы были знакомы с ним…
— Да, конечно, — с трудом выдавила Гризельда.
— Теперь мы установили его настоящее имя, — сказал Эд Лейн. — Это Уг О’Фарран. Он предводитель мятежников. Его работа у леди Ферре была хитрой маскировкой. По ночам, когда он был свободен. Очевидно, он исчез, когда почуял опасность. Мы не знаем, где он скрывался. Мы считаем, что он был ранен в тот вечер, когда у леди Ферре состоялся бал. Наверное, сейчас он скрывается в какой-нибудь дыре… Мы ищем его повсюду…
Молли встала и спокойно направилась к дверям. Эми, подбодрила ее кивком головы, и та вышла. Тут же зашла Брижит с двумя зажженными лампами и поставила их на стол. С удивлением посмотрев на констебля, она тут же исчезла. Ей некогда было проявлять любопытство, день быстро клонился к вечеру, и у нее было много работы.
— Так вот, мисс. В общем, вы были знакомы с ним, и конечно, если когда-нибудь встретите и узнаете, то обязательно.
— Конечно, — вмешалась Эми. — Если мы его встретим, то тут же свяжем и доставим к вам, чтобы вы его повесили.
— Я совсем не это хотел сказать, — улыбнулся с невинным видом Эд Лейн. — Но мы должны предупредить всех, кто был знаком с ним, вот и все. Прошу простить нас за то, что мы заявились к вам целым отрядом. Сейчас нам приказано никогда нигде не появляться в одиночку, даже вдвоем. Это из-за засад. Впрочем, после бала мятежники притихли. Поэтому мы и считаем, что О’Фарран тяжело ранен…
Широко улыбнувшись, он добавил:
— Конечно, если он не убит.
— Говорят, что он стрелял в вас, но промахнулся, — буркнула Эми. — Пуля только поцарапала вам ухо, хотя у вас такая большая башка, трудно было не попасть. Но пуля, должно быть, срикошетила — у вас каменный череп.
— Вы не угостите меня стаканчиком пива? — спросил улыбающийся Лейн.
— Разумеется, нет! Если вам хочется пить, море в двух шагах отсюда.
