Натанаэл Уэст - День саранчи
— С Эрлом?
— С Эрлом, — передразнила она, потешаясь над его досадой.
— Нет, благодарю.
Она неправильно истолковала его слова — может быть, нарочно, — и сказала:
— Сегодня он угощает.
Эрл постоянно был без денег, и когда бы Тод ни пошел с ними, платить приходилось ему.
— Да не потому, черт возьми, — вы прекрасно понимаете.
— Разве? — лукаво удивилась она и с полной самоуверенностью добавила: — В пять подходите к Ходжу.
Ходжу принадлежала шорная лавка. Когда Тод пришел туда, он застал Эрла на посту — стоящего, как обычно, и смотрящего, как обычно, на вывеску напротив. Он был в своей четырехведерной шляпе и сапогах с высокими каблуками. На левой руке его висел аккуратно сложенный темно-серый пиджак. На нем была синяя рубаха в крупный, величиной с монету, горошек. Рукава рубахи были не закатаны, а поддернуты до середины предплечий, где и удерживались декоративными розовыми резинками. Руки были того же ровного красного тона, что и лицо.
— Здоров, — ответил он на приветствие Тода.
Тод находил его западный говор забавным. Услышав его в первый раз, он ответил: «Здорово, незнакомец» — и очень удивился тому, что Эрл не почувствовал насмешки. Даже когда Тод начал толковать про «соловых», «лончаков», «людишек, которые пошаливают», Эрл воспринимал его всерьез.
— Здоров, напарник, — сказал Тод.
Рядом с Эрлом находился еще один житель Дальнего Запада в большой шляпе и сапогах; он сидел на корточках и энергично жевал тоненький прутик. За спиной у него стоял облезлый картонный чемодан, перевязанный толстой веревкой с профессионального вида узлами.
Вскоре после Тода подошел еще один человек. Подвергнув подробному осмотру изделия в витрине, он повернулся и стал смотреть на другую сторону улицы, как те двое.
Он был средних лет и смахивал на берейтора из скаковой конюшни. Все его лицо было покрыто сетью мелких морщинок, словно он спал на мотке проволоки. Он очень обносился и, видимо, уже продал свою большую шляпу, но сапоги еще были на нем.
— Здоров, ребята, — сказал он.
— Здорово, Хинк, — сказал хозяин картонного чемодана.
Тод не знал, относится ли приветствие и к нему, но на всякий
случай ответил:
— Привет.
Хинк пнул чемодан.
— Далеко собрался, Калвин? — спросил он.
— В Азусу, на родео.
— Кто устраивает?
— А, какой-то, зовет себя Джек-с-Оврага.
— Этот аферист!.. Ты едешь, Эрл?
— Не.
— Кушать-то надо, — сказал Калвин.
Хинк, прежде чем снова заговорить, тщательно обдумал полученные сведения.
— Моно делает нового Баки Стивенса, — сказал он. — Уил Ферис говорит, им нужно больше сорока наездников.
Калвин повернулся и поднял глаза на Эрла.
— Пегий жилет при тебе еще? — хитро спросил он.
— А что?
— На стопаря тебя в нем возьмут без всяких.
Тод понял, что это — какая-то шутка, потому что Хинк и Калвин крякнули и звонко шлепнули себя по ляжкам, а Эрл насупился.
Снова наступило долгое молчание, потом заговорил Калвин.
— А что, у папаши твоего еще есть коровы? — спросил он Эрла.
Но Эрл теперь был настороже и не ответил на вопрос.
Калвин подмигнул Тоду — медленно и основательно, исказив
половину лица.
— Видишь, Эрл, — сказал Хинк. — Скотина у папаши есть. Подался бы ты до дому.
Раздразнить Эрла не удавалось, поэтому на вопрос ответил Калвин:
— Не подастся он. Его в овечьем вагоне попутали — в резиновых сапогах.
Это тоже была шутка. Калвин и Хинк хлопнули себя по ляжкам и засмеялись, но Тод видел, что они ждут чего-то еще. Эрл неожиданно, даже не откачнувшись, выбросил ногу и крепко лягнул Калвина в крестец. В этом и была соль шутки. Ярость Эрла привела их в восторг. Даже Тод засмеялся. Внезапный переход Эрла от апатии к действию, без обычных промежуточных стадий, был смешон. Серьезность его гнева была еще смешнее.
Немного погодя подъехала на своем помятом форде Фей и остановилась у обочины шагах в десяти. Калвин и Хинк помахали ей, а Эрл не шелохнулся. Спешка была несовместима с его достоинством. Он двинулся с места не раньше, чем Фей дала гудок. Тод пошел следом за ним.
— Привет, ковбой, — весело сказал Фей.
— Здорово, солнышко, — протянул он, бережно снимая шляпу и еще бережнее надевая.
Фей улыбнулась Тоду и жестом предложила им занять места. Тод сел сзади. Эрл развернул висевший на руке пиджак, похлопал ладонью, чтобы расправить морщинки, потом надел, одернул воротник и разгладил лацканы. После этого он уселся рядом с Фей.
Она рывком взяла с места. Добравшись до Ла-Бреа, они свернули направо, к Голливудскому бульвару, а по бульвару поехали налево. Тод видел, что она краем глаза наблюдает за Эрлом и что он готовится заговорить.
— Ну, трогай, — поторопила она его. — В чем дело?
— Слышь, солнышко, денег у меня нет на ужин.
Она надулась.
— Я же сказала Тоду, что угощаем мы. Сколько он может нас угощать?
— Все нормально, — вмешался Тод. — В другой раз. У меня много денег.
— Ну нет, — сказал она, не оглянувшись. — Мне это осточертело.
Она свернула к обочине и резко затормозила.
— Вечно одно и то же, — сказала она Эрлу.
Он поправил шляпу, поправил воротник, рукава и ответил:
— В лагере у нас есть пожрать.
— Бобы, что ли?
— Почему?
Она ткнула его в бок:
— Ну, что у вас есть?
— Мы с Мигом цапки поставили.
Фей рассмеялась:
— На крыс, а? Крыс будем есть?
Эрл ничего не ответил.
— Слушай, жердина ты бессловесная, — сказала она, — или говори толком, или выметайся к чертям из машины.
— На перепелов цапки, — сказал он, нисколько не изменив своей официальной, деревянной манере.
Его пояснение она пропустила мимо ушей.
— С тобой разговаривать — все равно что зубы тащить. Никакого терпения не хватит.
Тод знал, что ему от их ссоры прибытка не будет. Все это он уже слышал.
— Я так просто, — сказал Эрл. — Смехом просто. Я тебя не буду крысами кормить.
Фей отпустила ручной тормоз и завела мотор. У Захариас-стрит она повернула в гору. Одолев полукилометровый откос, они очутились на грунтовой дороге и проехали по ней до конца. Там они высадились, причем Эрл поддерживал Фей.
— Поцелуй меня, — сказала она, прощая его улыбкой.
Он церемонно снял шляпу, возложил ее на капот машины, затем своими длинными руками обвил Фей. На Тода, который стоял в стороне, наблюдая за ними, они не обращали внимания. Он видел, как Эрл по-детски зажмурился и собрал губы бантиком. Но в том, что он делал с ней, ничего детского не было. Когда ей надоело, она оттолкнула его.
— А вы? — весело крикнула она Тоду, который предпочел отвернуться.
— Как-нибудь в другой раз, — ответил он, подражая ее небрежному тону.
Фей засмеялась, потому вынула пудреницу и принялась мазать губы. Когда она кончила, они двинулись по тропе, продолжавшей грунтовую дорогу. Вел Эрл, следом шла Фей, Тод был замыкающим.
Весна была в разгаре. Тропинка бежала по дну узкого каньона, и там, где растениям удалось зацепиться за крутой склон, они цвели багровым, голубым и желтым. Тропу окаймляли оранжевые маки. Их лепестки были сморщены, как гофрированная бумага, а на листьях лежал толстый слой похожей на тальк пыли.
Они поднимались, пока не вышли в другой каньон. В этом не росло ничего, но его голая земля и острые камни горели ярче, чем цветы в первом. Тропа была серебряная с розово-серыми прожилинами, а стены — бирюзовые, лилово-розовые, сиреневые и шоколадные. Сам воздух был звонко-розовым.
Они остановились посмотреть, как колибри гоняется за синей сойкой. Сойка пронеслась с криком, ее крохотный враг жикнул за ней рубиновой пулей. Яркие птицы раскололи цветной воздух на тысячи крупиц, сверкающих, как металлические конфетти.
Выйдя из каньона, они увидели внизу небольшую долину, густо заросшую эвкалиптами, среди которых там и сям виднелись тополя и стоял громадный дуб. Скользя и спотыкаясь, они сошли по водомоине в долину.
Тод увидел человека, наблюдавшего за ними с опушки. Фей тоже увидела его и помахала рукой.
— Привет, Миг! — крикнула она.
— Чинита! — откликнулся он.
Последние десять метров по склону она пробежала, и он подхватил ее на руки.
Он был бежевого цвета, с большими армянским глазами и толстыми черными губами. Голову его покрывала шапка тугих, плотно уложенных кудрей. На нем был косматый свитер, называемый в Лос - Анджелесе и его окрестностях «гориллой»; под свитером было голое тело. Его грязные парусиновые брюки были перепоясаны красным платком; на ногах были разбитые теннисные туфли.
Они пошли к лагерю, расположенному на прогалине посреди рощи. Он состоял из ветхой хибарки, которая была залатана жестяными дорожными знаками, украденными с шоссе, и подпертой камнями железной печки без пода и ножек. Возле хибарки стоял рядок курятников.