Готфрид Келлер - Мартин Заландер
— Не беспокойтесь! Я просто хотела посмотреть, как вы живете и как здоровье вашей жены. Мы слыхали, она хворает.
— Спасибо, очень мило с вашей стороны! — сказал Якоб Вайделих. — К сожалению, жена слегла и весьма плоха. Удар с нею приключился, как узнали мы, что Юлиан сбежал, что далёко он, как и второй. Может быть, на минутку зайдете в дом… прямо произнесть боязно… госпожа сватья!
— Говорить-то она может?
— Может, только медленно, ее наполовину парализовало, не знаю, как уж там дальше будет!
— Бедняжка! Хочу все же с нею поздороваться, коли позволите.
Сокрушенный Вайделих провел Марию Заландер в дом и в боковую комнату, где лежала мать злополучных сыновей.
— Амалия, это госпожа Заландер, по доброте сердечной она пришла тебя проведать!
Больная глубоко утопала в клетчатой бело — голубой постели; Якоб поправил подушки, чтобы ей удобнее было смотреть по сторонам, а Мария села на стул подле кровати. Взяла руку, которая была способна к движению и слабо ответила на пожатие, и, сказав несколько утешительных слов, спросила о самочувствии страстотерпицы. Та скосила на нее удивленные глаза.
— Пропали оба! — только и сказала она. Это у нее получалось.
Потом она умолкла, тяжело дыша, и наконец проговорила еще несколько слов:
— Не могу собраться с мыслями, ведь мальчики так далёко друг от друга. Один здесь, не знаю где, второй в море, ах, я их больше не увижу, никогда!
— Не надо так говорить, все пройдет и уладится! — попыталась утешить г-жа Заландер, вопреки своему убеждению; она не могла иначе, ибо глубоко чувствовала и понимала страдания беспомощной матери и скорее сокрушалась, что доброе ее намерение не находило слов получше.
Однако больная в меру своих возможностей отрицательно покачала головой:
— Нет, я слыхала, кажись, будто они, шельмы, не желают воротиться, потому как не шибко порядочные, большие, ох большие жулики, сыночки мои! О Господи Иисусе, такие они были милые… нет, а теперь…
Голова поникла набок, она закрыла глаза.
— Вовсе из сил выбилась, пущай поспит! — сказал Якоб Вайделих, заметив, что г-жа Заландер испугалась.
Та бесшумно поднялась и вместе с ним вышла за дверь. В другой, большей комнате хозяин, тоже усталый, опять предложил ей стул; она поняла, что ему хочется еще кое-что сказать, и села рядом с ним на старую лавку.
На ее вопрос, сильно ли он, помимо жениной болезни, пострадал от беды, Вайделих отвечал, что потерял большую часть, почти все нажитое. Как должностному поручителю ему уже пришлось запастись залоговыми суммами за обоих сыновей. Как только процесс или процессы достигнут определенной стадии, деньги взыщут. Есть, конечно, и сопоручители, но они обязаны выплатить лишь то, что он окажется выплатить не в состоянии. Вдобавок это родственники, чьих упреков и презрения ему не вынести.
— Из усадьбы меня не прогонят, но на ней будут долги, и, чтобы погашать проценты, я должен работать те несколько лет, что мне еще остались, коли я вообще переживу нынешние времена! Жену я, скорей всего, потеряю, а с нею и хороший доход. Но самое тяжкое — я не знаю, как помочь мальчикам снова стать на ноги, когда они отбудут свое наказание! Буду ли я жив, нет ли, средства так и так взять неоткуда, а ведь речь как-никак о родных детях!
— Не стоит этак убиваться, — сказала Мария Заландер, — они будут еще вполне молоды для честной работы; и коли жизнь встретит их сурою, им это не во вред! Каждый из них написал своей жене; случайно письма пришли в один день. Мне не хотелось бы показывать их вам, дорогой господин Вайделих, потому что следует из них лишь одно: тот и другой совершенно не чувствуют и не сознают, каково их истинное положение! Я не стала бы говорить это вам, отцу, но подумала, это хоть немного поможет вам взглянуть на ситуацию под правильным углом зрения.
Лицо бедного старика, кажется, осунулось еще больше, когда он сказал, глядя в сторону, на грани слез:
— Так оно и есть, я начинаю понимать!
Он замер в печальной задумчивости, как человек, который пытается распрощаться с необходимым ему словом или представлением, а немного погодя сказал:
— В начале этой истории мы с женой всё думали-гадали, откуда мальчики унаследовали эту скверность. Мы, конечно, люди простые и дальше дедов и их времени ничего не помним; про то, что отстоит дальше, нам известно так же мало, как про язычников, от коих мы все происходим. Однако ежели во времена моего прадеда, к примеру, что случилось или кого наказали, то отец мой про это знал и говорил, потому как часто рассказывал про своих деда и бабку. И с женою моей так же. Только про одного из дедовых братьев она смутно помнила, будто он украл бочонок яблочного сидра, причем из милосердия: безалаберный возчик оставил его на солнцепеке, а сам сидел себе в холодке трактира. За это его, в смысле двоюродного деда, упрятали в башню.
— Да уж, это совершенно не в счет, — улыбнулась г-жа Мария, хотя старик рассказывал вполне серьезно. Она встала, собираясь уходить. Папаша Якоб чуть помедлил, потом робко сказал, что сердце ему гнетет кое-что еще. И на ее просьбу рассказать продолжил:
— Я вот думаю, семейным обстоятельствам наших сыновей теперь тоже конец. Жена моя знать об этом не желала, еще когда могла и любила поговорить, до бегства второго сынка. Но я могу и должен одобрить, коли молодые женщины теперь подадут на развод. Не знаю, возможно ли что другое, особенно после того, что услыхал про письма, написанные сыновьями. В моей беде меня бы вдвойне угнетало, кабы привелось видеть, как моя кровь вдобавок обременяет нечестием порядочную семью. Нет, не думайте, госпожа Заландер, что я обижусь на этакий шаг и не почту его совершенно справедливым! Я не мог вам этого не сказать и прошу вас не держать обиду на нас с женой за все дурное, что вам довелось и еще доведется пережить из-за нас.
Мария Заландер протянула ему руку.
— В общем все так и есть, как вы предполагаете, — сказала она. — Наши дочери должны расстаться со злополучными мужьями; им пришлось вытерпеть много больше, нежели вам известно, притом обе молчали. И всю жизнь нести на своих плечах еще и то, что будет теперь, они не настроены, да и мы такого не допустим. Но от имени моих близких я благодарю вас за столь благородное отношение и уверяю вас, что мы, сознавая, сколь большую ошибку совершили и наши дочери, сохраним добрую память о вас и вашей достойной супруге и, коль скоро возникнет нужда, охотно окажем вам дружескую услугу. Нынче там, у постели, и здесь, в этой комнате, я во многом смогла разобраться глубже! Прощайте и да поможет вам Бог!
Со слезами на глазах она еще раз подала Якобу руку, которую тот пожал своею дрожащей рукой. Но ответить ничего не сумел, непривычная разговорчивость вдруг снова иссякла.
В задумчивости г-жа Заландер пошла прочь; размышляла она о том, сколь по-разному при всей печальности распределилась судьба меж двумя семьями, хотя с учетом своего в ту пору более зрелого возраста дочери все-таки больше виноваты в легкомысленных браках. И кто знает, уж не от женитьбы ли на богачках у опрометчивых нотариусов как раз и возникло желание разбогатеть самим. Потом ей вспомнились грустные рассуждения стариков и украденный кем-то из предков бочонок сидра.
«Бедолагам только и не хватало доискиваться, — думала она, — от кого достались по наследству беды — от отцовских предков или от материнских, — которые произрастают сейчас на их земле! Об этом я Мартину ничего не скажу, не то ведь тоже примется копать и добавит к своим педагогическим запросам еще один, о теории естественного отбора применительно к нравственному воспитанию народа или как уж он его назовет! И видит Бог, трогательный поступок потерявших надежду родителей будет со временем раздут до этакого гомункулуса!»
Тут Мария рассуждала не по науке; но ее это не заботило, и про бочонок сидра она умолчала.
Через два дня после получения письма от Юлиана газетная телеграмма сообщила о его аресте в Лиссабоне, где он спокойно разгуливал, имея при себе вполне достаточно денег.
Еще через восемь дней его доставили в Мюнстербург, самым суровым образом, с тисками на пальцах, потому что по дороге он пытался бежать. Вскоре его процесс догнал Исидоров, ведь махинации Исидора требовали более сложных и долгих разбирательств, нежели забавно-простенькие гешефты Юлиана.
Наконец обвинительные акты были написаны, а так как братья уже не отрицали ни одного из реально совершенных ими проступков, Верховный суд кантона мог бы вынести решение по обоим делам, если бы в каждом из оных не осталось кой-каких мошенничеств, каковых ни тот ни другой обвиняемый не признавал и каковые покамест прояснить не удалось. Лишь буквально в последнюю минуту напали на след пособника, к услугам которого, совершенно независимо друг от друга, временами прибегали оба Вайделиха, никак не думая, что этот человек догадается о рискованном характере поручений. Но ввиду странноватого поведения братьев и многочисленности означенных поручений тот вскоре смекнул, что к чему, или, по крайней мере, нагло утверждал, будто он их раскусил, и за их счет, но в свой карман совершил целый ряд умеренных добавлений или вычетов, смотря по обстоятельствам платежей или закупок. Этот второстепенный прихлебатель был в итоге заключен в тюрьму, допрошен, подвергнут очным ставкам и фактически уличен. Однако он все отрицал, и все три дела пришлось передать в суд присяжных и рассматривать в совокупности.
