Джером Джером - Пол Келвер
Я подтвердил, что у него сложилось правильное представление о мисс Розине Селларс.
— Она знает, сколько ты получаешь?
— Она знает, что я живу тут, в мансарде, и сам себе готовлю, — ответил я.
Миникин окинул взглядом комнату.
— Должно быть, очень тебя любит.
— Она думает, у меня талант, — пояснил я, — и что я пробьюсь.
— И готова ждать?
Я кивнул.
— Ну и пусть тогда ждет, — отвечал Миникин, вставив глаз на место. — У тебя куча времени.
— Так она же подавальщица в пивной, а мне надо будет ходить с ней гулять, водить ее куда-нибудь по воскресеньям в гости. Я так не могу. И ведь она права: я обязательно пробьюсь. То-то она ко мне прилипнет. Ужас!
— Как это случилось? — спросил Миникин.
— Не знаю, — ответил я, — я и понятия не имел, что делаю, до самого конца.
— Народу много было?
— С полдюжины, — простонал я.
Отворилась дверь, и вошел Джармэн — он никогда не утруждал себя стуком. На этот раз он не стал меня шумно приветствовать, а молча подошел и сурово пожал мне руку.
— Друг твой? — спросил он, указывая на Миникина.
Я представил их друг другу.
— Горжусь таким знакомством, — сказал Джармэн.
— Рад слышать, — сказал Миникин, — похоже, вам гордиться больше и нечем.
— Не обижайся, — объяснил я Джармэну, — это он такой уродился.
— Чудесный дар, — ответил Джармэн. — Будь у меня такой, знаете, что бы я делал? — Он не стал ждать, пока Миникин ответит. — Нанимался бы за деньги, чтобы портить всякие вечеринки. Не думали, нет?
Миникин ответил, что обдумает это.
— На этом состояние можно сколотить, — уверенно сказал Джармэн. — Жаль, что вас вчера здесь не было, — продолжал он, — могли избавить друга вашего от бездны хлопот. Он вам новости рассказал?
Я разъяснил, что уже поставил Миникина в известность о случившемся.
— Раз уж у вас такой верный и зоркий глаз, — сказал Джармэн, на которого Миникин, по обыкновению, уставился своим стеклянным оком, — то как он, по-вашему, выглядит?
— Как того следует ожидать при данных обстоятельствах, не правда ли? — отвечал Миникин.
— А он знаком с обстоятельствами? Девицу-то видел? — спросил меня Джармэн.
Я ответил, что пока он не удостоился этой чести.
— Тогда самого худшего он не знает, — сказал Джармэн. — В ней сто шестьдесят фунтов, и это еще не предел! Не многовато ли ему?
— Везет некоторым, — заметил Миникин.
Джармэн наклонился и несколько секунд внимательно рассматривал своего нового знакомца.
— Отличная у вас голова, — произнес он, — вся ваша, целиком? Не обижайтесь, — продолжил Джармэн, не дав Миникину ответить. — Я просто думаю, что в такой голове должно быть немало мозгов. Вот, что бы вы ему посоветовали как человек практического склада: яд или камень на шею — и с моста Ватерлоо?
— А никаких сомнений быть не может? — встрял я. — Мы действительно обручились?
— Что касается ее, — радостно уверил меня Джармэн, — то и тени сомнения нет.
— Ну, а если я ей объясню, — возразил я, — что был пьян?
— И как ты ее собираешься в этом убедить? — спросил Джармэн. — Думаешь, из того, что ты ей признался в любви, это и так ясно? Всем остальным — да, но не ей. На это можешь не надеяться. И вообще, если бы всем девушкам приходилось отказаться от добычи только потому, что парни плохо соображали в тот или другой момент, — вы как думаете? — обратился он к Миникину.
Миникин думал, что если бы подобный способ разрешения споров был дозволен, то девушкам оставалось бы только прикрыть лавочку.
Теперь, когда Джармэн счел, что расквитался с Миникином, то стал выказывать ему дружеское расположение. Подтащив свой стул поближе, он пустился с молодым человеком в частный и доверительный разговор, из которого я был исключен.
— Видите ли, — объяснял Джармэн, — случай-то необычный. Вот он собирается стать в будущем поэтом-лауреатом. Представьте, приглашает его принц Уэльский на обед в Виндзорский дворец, а он является с девицей, которая двух слов правильно выговорить не может, да еще и не знает, каким концом ложки суп едят.
— Конечно, разница есть, — согласился Миникин.
— Вот что нам надо сделать, — сказал Джармэн, — надо его вытаскивать. Но, Богом клянусь, понятия не имею как.
— Она его любит? — спросил Миникин.
— Любит она свою собственную идею, — объяснил Джармэн, — что природа создала ее настоящей леди. Разубеждать ее нет смысла, у нее не хватит мозгов понять.
— А если прямо с ней поговорить, — предложил Миникин, — и сказать, что ничего не выйдет?
— Так в том-то и дело, — отвечал Джармэн, — что может и выйти. Этот-то друг… (я слушал их, как заключенный на скамье подсудимых слушает прения сторон, — с интересом, но не имея возможности вмешаться), — он, и как шнурки себе завязать, не соображает. Как раз с такими это и случается.
— Но он же не хочет, — настаивал Миникин, — он сам говорит, что не хочет.
— Это он нам говорит, — ответил Джармэн, — конечно, он не хочет. Я же не сказал, что он идиот от рождения. Но стоит ей придти и распустить нюни — что он разобьет ей сердце, и чтобы он вел себя, как джентльмен, и все такое прочее, — и какой, по-вашему, будет результат?
Миникин признал, что проблема действительно трудная.
— Разумеется, будь на его месте вы или я, мы бы просто посоветовали ей убраться куда подальше, где ее моль не съест, и ждать, пока ее не позовут; этим бы все и кончилось. Но он-то — другое дело.
— Да, он мягковат, — согласился Миникин.
— Не его вина, — объяснил Джармэн, — так уж его воспитали. Он воображает, что девушки — они, как в театре, — ходят и говорят: «Оставьте меня! Как вы смеете!» Может, такие и есть, но только не эта.
— А как это произошло? — поинтересовался Миникин.
— А как это происходит в девяти случаях из десяти? — откликнулся Джармэн. — Он был слегка в тумане, а у нее-то головка ясная. Он малость раскис, и — ну, вы знаете.
— Хитрющие они, девицы, — заметил Миникин.
— Нельзя их осуждать, — великодушно ответил Джармэн, — работа у них такая. Как-то надо себя пристроить. По идее, надо бы все это считать недействительным, если не оформлено в письменном виде и не подписано обязательно на следующее утро. Вот тогда все будет в порядке.
— А нельзя сказать, что он уже обручен? — предложил Миникин.
— Она, прежде чем поверит, потребует ей девушку показать — и права будет, — возразил Джармэн.
— Можно и девушку добыть, — настаивал Миникин.
— Кому сейчас можно доверять? — спросил осторожный Джармэн. — Кроме того, времени нет. Сегодня она дала ему отлежаться — значит, завтра вечером на него обрушится.
— Ничего другого не остается, — сказал Миникин, — как смотать удочки.
— Смотаться, конечно, неплохо бы, — рассудил Джармэн, — только вот куда?
— Ну, необязательно далеко, — сказал Миникин.
— Да она его найдет и побежит за ним, — сказал Джармэн. — Имейте в виду, она сможет за себя постоять. Не надо ее недооценивать.
— Пусть он имя сменит, — предложил Миникин.
— А как он работу найдет? — спросил Джармэн. — Без рекомендаций, без документов. Есть! — вскричал Джармэн, подскочив. — Театр!
— Он что, может играть? — спросил Миникин.
— Он все может, — отозвался мой спаситель, — что большого ума не требует. Вот где ему можно скрыться — в театре! Вопросов там не задают и документов не спрашивают. Господи, как это я раньше об этом не подумал?
— До такого еще дойти надо, — заметил Миникин.
— Зависит от того, куда хочешь дойти, — отвечал Джармэн. И впервые обратившись ко мне за все время дискуссии, он спросил: — Ты петь умеешь?
Я ответил, что умею немного, но перед публикой никогда не выступал.
— Ну-ка, спой что-нибудь, — потребовал Джармэн, — послушаем. Погоди! — рявкнул он.
И выскользнул из комнаты. Было слышно, как он остановился на площадке внизу и постучал в дверь прелестной Розины. Через минуту он вернулся.
— Все в порядке, — объявил он, — ее еще нет. Теперь пой, покажи, на что ты способен. Помни, это вопрос жизни и свободы.
Я спел «Салли с нашей улицы», но, думаю, без большого чувства. Каждый раз, когда в песне звучало имя девушки, передо мной возникали пышные формы и весь облик моей нареченной. Это несколько сдерживало эмоции, что должны были трепетать в моем голосе. Но Джармэн остался доволен, хотя большого восторга не выказал.
— Большим оперным голосом это не назовешь, — прокомментировал он мое выступление, — но для хора, где главное — экономия сил, должно сойти. Теперь вот что тебе надо делать. Завтра с утра прямо идешь к О'Келли и все ему рассказываешь. Он дядька хороший — он тебя подшлифует немного, а может, и познакомит, с кем надо. Тебе везет, сейчас самое время. Тут кое-что наклевывается, и если судьба к тебе не повернется задом, то ты потеряешь свою Дульцинею или как там ее, и не найдешь, пока уже не будет слишком поздно.
