Жан-Поль Сартр - Дороги свободы. I.Возраст зрелости
– Он несправедлив. Он мне не дал объясниться.
По обыкновению, Борис не стал возражать, но он считал, что Матье, когда тот в духе, можно все объяснить. Борису всегда казалось, что они с Ивиш говорят о разных людях: Матье в представлении Ивиш бьш каким-то бесцветным.
Ивиш улыбнулась.
– Какой у тебя упрямый вид, мой маленький ослик. Борис не ответил, он пережевывал то, что должен был сказать Матье: он вовсе не подлый эгоист, он испытал ужасное потрясение, когда решил, что Лола умерла. Он даже смутно предвидел момент, когда начнет страдать, и это его покоробило. Борис считал страдание аморальным, к тому же он действительно был не в силах его переносить. Он себя к нему принуждал – из моральных соображений, но на этот раз что-то заклинило, произошел какой-то сбой, и теперь нужно было ждать, чтобы то состояние вернулось.
– Забавно, – сказал он, – когда я теперь думаю о Лоле, она мне кажется старушкой.
Ивиш засмеялась, и Борис недовольно скривился. Он добавил справедливости ради:
– Да, сейчас ей невесело.
– Надо думать.
– Не хочу, чтоб она страдала.
– Что ж, тогда отправляйся к ней, – певуче произнесла Ивиш.
Он понял, что она расставляет ему ловушку, и быстро ответил:
– Нет, не пойду. Прежде всего она... я все время вижу ее мертвой. И потом не хочу, чтоб Матье воображал, будто он может вертеть мною, как каким-нибудь остолопом.
В этом он не уступит, он не какой-нибудь Уртигер. Ивиш мягко сказала:
– Пожалуй, это правда, он вертит тобой, как остолопом.
Это была подлость; Борис констатировал это без злости: у Ивиш были добрые намерения, она хотела, чтобы он порвал с Лолой ради его же блага. Все всегда действовали ради блага Бориса. Только это благо видоизменялось вместе с персонами благожелателей.
– Я только делаю вид, что это так, – спокойно возразил он. – Такова моя тактика с ним.
Борис был задет за живое и поэтому злился на Матье. Он поерзал на скамейке, Ивиш с беспокойством посмотрела на него.
– Дурачок мой, ты слишком впечатлителен, – сказала она. – Тебе просто нужно представить, что она действительно умерла.
– Да, это было бы удобно, но я так не могу, – признался Борис.
– Чудно, – весело сказала она, – а я могу. У меня так: с глаз долой – из сердца вон.
Борис восхитился сестрой и замолчал: он чувствовал себя неспособным к такой душевной силе. Через некоторое время он сказал:
– Интересно, взял ли он деньга? Вот было бы здорово!
– Какие деньги?
– Деньги Лолы. Ему нужно пять тысяч франков.
– Да ну!
У Ивиш был заинтригованный и недовольный вид. Борис подумал, что лучше б было попридержать язык. Вообще-то они условились говорить друг другу все, но время от времени можно было делать маленькое исключение из правила.
– Ты, кажется, сердишься на Матье? – заметил он.
Ивиш поджала губы.
– Он действует мне на нервы, – сказала она. – Сегодня утром он пытался корчить из себя мужчину.
– Ага... – кивнул Борис.
Он не совсем понял, что Ивиш хотела этим сказать, но не подал виду: они должны понимать друг друга с полуслова, иначе очарование исчезнет. Наступило молчание, затем Ивиш резко произнесла:
– Пойдем отсюда. Терпеть не могу это кафе.
– Я тоже.
Они встали и вышли. Ивиш взяла Бориса за руку. Бориса явно подташнивало.
– Ты считаешь, он долго будет злиться? – спросил Борис.
– Да нет же, нет, – нетерпеливо заверила его Ивиш.
Борис с ехидцей сказал:
– Кстати, он злится и на тебя.
Ивиш засмеялась:
– Вполне возможно. Но об этом я пожалею позже. А пока что у меня другие заботы.
– Это верно, – смущенно проговорил Борис. – Ты здорово волнуешься?
– Чертовски.
– Из-за экзамена?
Ивиш передернула плечами и не ответила. Они прошли несколько шагов в молчании. Борис думал: действительно ли это из-за экзамена? Он бы этого хотел: так было бы нравственнее.
Он поднял глаза и увидел бульвар Монпарнас, осиянный сероватым светом, во всем его великолепии. Можно было подумать, что на дворе октябрь. Борис очень любил этот месяц. Он подумал: «В прошлом октябре я не был знаком с Лолой». И тут он почувствовал облегчение: «Она жива». В первый раз с тех пор, как он оставил ее труп в темной комнате, он почувствовал, что она жива, это было похоже на воскрешение. Он подумал: «Матье не будет на меня долго сердиться, ведь она не умерла». До этой минуты он знал, что она страдала, что она с тревогой ждала его, но это страдание и эта тревога казались ему какими-то застывшими и непоправимыми, как тревога и страдание умерших в отчаянии. Но здесь не то: Лола жила, лежала с открытыми глазами на своей кровати, в ней обитал живой гнев, подобный тому, который ею овладевал каждый раз, когда он опаздывал на свидание. Гнев, как и всякий другой, ну разве что чуть более сильный. Борис не имеет по отношению к ней тех неопределенных и грозных обязательств, которые налагают мертвые, но некие обязательства, смахивающие на семейные, все же были. Теперь Борис мог вспоминать лицо Лолы без ужаса. Это было не лицо покойницы, всплывающее в памяти, но лицо молодое и разгневанное, которое она обратила к нему вчера, крича: «Ты меня обманул, ты не видел Пикара!» В то же время он затаил злобу на эту мнимую покойницу, вызвавшую такие потрясения. Он сказал:
– Я не вернусь в свою гостиницу: она вполне способна туда заявиться.
– Тогда переночуй у Клода.
– Так я и сделаю.
У Ивиш возникла идея.
– Напиши ей. Это более пристойно.
– Лоле? Ну уж нет!
– Напиши.
– Я не знаю что.
– Я тебе составлю письмо, дурачок.
– Но для чего?
Ивиш удивленно поглядела на него.
– Как, разве ты не хочешь с ней порвать?
– Не знаю.
Ивиш казалась раздраженной, но не стала настаивать. Она никогда не настаивала, это было ее особенностью. Но так или иначе между Матье и Ивиш Борис должен был играть осторожно: сейчас желания потерять Лолу у него было не больше, чем ее увидеть.
– Посмотрим, – сказал он. – А пока нечего думать об этом.
На бульваре было хорошо, люди выглядели добряками, он их почти всех знал в лицо. На витринах «Клозри де Лила» играл веселый солнечный зайчик.
– Хочу есть, – сказала Ивиш, – пойду позавтракаю. Она вошла в бакалейный магазин Демариа. Борис ждал ее на улице. Он чувствовал себя слабым и растроганным, точно выздоравливающий, и прикидывал, о чем бы подумать, чтобы доставить себе маленькую радость. Внезапно его выбор пал на «Исторический и этимологический словарь воровского жаргона и арго». И он возрадовался. Словарь лежал теперь на его ночном столике, заполняя его целиком. «Это часть обстановки, – вдохновенно подумал он, – я искусно провел операцию». И поскольку счастье никогда не приходит одно, он подумал о ноже, вынул его из кармана и открыл. «Я везучий!» Он купил его только накануне, но этот нож уже имел свою историю, он пронзил плоть двух самых дорогих для него людей. «Он чертовски хорошо режет», – подумал Борис.
Мимо прошла какая-то женщина и пристально посмотрела на Бориса. Она была просто потрясающе хорошо одета. Борис обернулся, чтобы увидеть ее со спины: она тоже обернулась, и они с симпатией поглядели друг на друга.
– Вот и я, – сказала Ивиш.
В руках у нее были два больших яблока. Она потерла одно о свой зад и, когда оно стало совсем блестящим, впилась в него зубами, протянув другое Борису.
– Нет, спасибо, – отказался Борис. – Я не хочу есть. Он добавил:
– Ты меня шокируешь.
– Почему?
– Ты вытираешь яблоки о зад.
– Чтобы до блеска.
– Посмотри на ту женщину, ту, которая уходит, – сказал Борис. – Я ей понравился.
Ивиш с добродушным видом жевала.
– Где? – спросила она с набитым ртом.
– Вон там, – сказал Борис, – сзади тебя.
Ивиш обернулась и подняла брови.
– Красивая, – спокойно признала она.
– Видела, какие на ней шмотки? Клянусь тебе, у меня обязательно будет такая женщина, из высшего света. Это должно быть потрясающе.
Ивиш смотрела на удаляющуюся женщину. В каждой руке у Ивиш было по яблоку, казалось, она ей их протягивает.
– Когда я от нее устану, то передам ее тебе, – великодушно сказал Борис. Ивиш укусила яблоко.
– Еще чего!
Она взяла его за руку и резко увлекла за собой. На другой стороне бульвара Монпарнас был японский магазин. Они пересекли мостовую и остановились у витрины.
– Посмотри на те маленькие бокалы, – сказала Ивиш.
– Это для саке, – пояснил Борис.
– Что это?
– Рисовая водка.
– Я их куплю и сделаю из них чайные чашки.
– Они слишком маленькие.
– А я буду наливать много раз подряд.
– Или все шесть сразу.
– Да! – восторженно согласилась Ивиш. – Передо мной будет шесть маленьких чашечек, и я буду пить то из одной, то из другой.
