Робер Мерль - Смерть — мое ремесло
— Господин штурмбанфюрер, — произнес голос в трубке, — у телефона унтерштурмфюрер Луек.
Голос доносился издалека, но слышно было хорошо.
— Ну?..
— Господин штурмбанфюрер, я позволил себе побеспокоить вас, так как дело очень серьезное...
Я повторил с раздражением:
— Ну?
Наступила пауза, затем далекий голос произнес:
— Оберштурмфюрер Зецлер умер.
— Что?
Голос повторил:
— Оберштурмфюрер Зецлер умер.
— Говорите толком. Он мертв?
— Да, господин штурмбанфюрер.
— Вы дали знать лагерному врачу?
— В том-то и дело, господин штурмбанфюрер... Это такой странный случай... Я не знал, должен ли...
— Я выезжаю, Луек. Ждите меня у входа в лагерь.
Я повесил трубку, вышел в переднюю и открыл дверь на кухню. Дитс вскочил, прислуга и фрау Мюллер бросили на меня удивленный взгляд.
— Едем, Дитс.
Дитс стал натягивать шинель.
— Фрау Мюллер! — позвал я и сделал ей знак следовать за мной.
Она догнала меня в кабинете.
— Фрау Мюллер, я вынужден поехать в лагерь. Когда я уеду, предупредите мою жену.
— Хорошо, господин комендант.
Услышав в передней шаги Дитса, я взял ремень, накинул шинель и схватил фуражку. Фрау Мюллер не сводила с меня глаз.
— Плохие известия, господин комендант?
— Да.
На пороге кабинета я обернулся.
— Предупредите жену незаметно.
— Хорошо, господин комендант.
Я прислушался: в гостиной царила полная тишина.
— Почему же они не поют?
— Наверное, ждут вас, господин комендант.
— Скажите жене, чтобы меня не ждали.
Я быстро прошел в переднюю, сбежал по ступенькам крыльца и вскочил в машину. Снег уже не шел — ночь была морозной.
— Биркенау!
Машина тронулась. Немного не доезжая до сторожевой вышки, я зажег в машине свет. Часовой растворил ворота, опоясанные колючей проволокой, беспокойно оглядываясь на караульное помещение. До меня донеслись взрывы смеха, пение.
Громадный силуэт Луека выступил навстречу мне из темноты. Я приказал Луеку сесть в машину.
— Он в комендатуре, господин штурмбанфюрер. Я...
Я положил руку ему на плечо, и он замолчал.
— В комендатуру, Дитс!
— Что касается караулки, — сказал Луек, — то прошу прощения... По случаю праздника... я не счел нужным... Конечно, непорядок...
— Ничего...
У комендатуры я вышел и велел Дитсу ждать меня около сторожевой вышки. Машина отъехала, и я обратился к Луеку:
— Где он?
— Я перенес его в кабинет.
Я взбежал по ступенькам, поспешно прошел коридор — дверь кабинета Зецлера была заперта.
— Разрешите, господин штурмбанфюрер, — сказал Луек, — я счел необходимым запереть дверь.
Он открыл кабинет, и я зажег свет. Зецлер лежал на полу. Глаза у него были чуть приоткрыты, лицо — умиротворенное. Казалось, он спит. С первого взгляда я понял, что вызвало его смерть. Закрыв дверь, я опустил штору на окне и сказал Луеку:
— Слушаю вас.
Луек встал навытяжку.
— Минутку, Луек.
Я сел за письменный стол Зецлера и вставил лист бумаги в пишущую машинку.
— В одиннадцать часов, выходя из комендатуры, я услышал, что в гараже номер два на медленном ходу работает автомобильный мотор...
— Не спешите...
Он выждал несколько секунд и продолжал:
— ...Железная штора была спущена и закрыта... Я сначала как-то не обратил на это внимания... и зашел в столовую выпить стакан вина...
Я сделал знак Луеку остановиться, стер резинкой слово «вина» и написал «лимонада».
— Продолжайте.
— ...и послушать пластинки... Когда я вернулся в комендатуру, мотор все продолжал работать... Я взглянул на часы... было половина двенадцатого. Мне это показалось странным...
Я допечатал слова «половина двенадцатого» и спросил:
— Отчего?
— Мне показалось странным, что шофер так долго не выключает мотор.
Отстукав: «Мне показалось странным, что шофер так долго не выключает мотор», я приказал Луеку продолжать.
— ...Я попробовал поднять железную штору. Она была закрыта изнутри. Я прошел через коридор комендатуры и открыл внутреннюю дверь, ведущую в гараж... Зецлер сидел, как-то сникнув, за рулем машины... Я выключил мотор... затем вытащил тело из машины... и перенес его сюда...
Я поднял голову.
— Один?
Луек расправил широкие плечи.
— Один.
— Продолжайте.
— ...Я стал делать ему искусственное дыхание...
— Зачем?
— Было совершенно очевидно, что Зецлер отравился выхлопными газами...
Я отстукал эту фразу, встал из-за стола и прошелся по комнате, глядя на Зецлера. Он лежал на спине, вытянувшись во весь рост, слегка раскинув ноги. Я поднял глаза.
— Что вы по этому поводу думаете, Луек?
— Как я уже сказал, это отравление, господин...
Я сухо оборвал его:
— Я вас не об этом спрашиваю.
Я посмотрел на него в упор. Голубые глаза его помутнели, и он сказал:
— Не могу знать, господин штурмбанфюрер.
— Но у вас все-таки есть на этот счет какое-то мнение?
Наступило молчание, затем Луек медленно произнес:
— Можно высказать два предположения: или самоубийство, или несчастный случай. — Он продолжал еще медленнее. — Лично я думаю...
Он запнулся, и я продолжил за него:
— ...что это несчастный случай.
Он поспешно подхватил:
— Да, да, я думаю, что это несчастный случай.
Я снова сел за стол и отстукал на машинке: «По-моему, это несчастный случай».
— Подпишите, пожалуйста, ваш рапорт, — сказал я.
Луек обогнул письменный стол, я протянул ему ручку, и он, даже не давая себе труда прочесть, подписал бумагу. Я снял телефонную трубку:
— Говорит комендант. Пошлите сюда моего шофера.
Я повесил трубку, и Луек отдал мне ручку.
— Вы поедете на машине за Хагеманом и лагерным врачом. Хагеман сейчас у меня. Ни слова в машине о том, что произошло.
— Слушаюсь, господин штурмбанфюрер.
Он уже был у дверей, когда я окликнул его:
— Вы обыскали тело?
— Я не мог себе этого позволить, господин штурмбанфюрер.
Я сделал ему знак, и он вышел. Закрыв за ним дверь, я нагнулся и обыскал Зецлера. В левом кармане кителя лежал конверт на мое имя. Я вскрыл его. Письмо было отстукано на пишущей машинке и составлено по всей форме:
Коменданту КЛ Освенцим,
штурмбанфюреру СС Лангу
от оберштурмфюрера СС Зецлера.
КЛ Освенцим
Я кончаю с собой потому, что больше не в состоянии выносить этот ужасный запах горелого мяса.
Р. Зецлер,
оберштурмфюрер СС.
Я выбросил окурки из пепельницы в корзину для бумаг, положил в пепельницу письмо с конвертом и поднес зажженную спичку. Когда вся бумага превратилась в пепел, я поднял штору, открыл окно и развеял пепел по ветру.
Вернувшись к письменному столу, я сидел минуту, ни о чем не думая. Затем вспомнил о револьвере Зецлера, вынул его из своей кобуры и положил в ящик стола. Я внимательно осмотрел один за другим все ящики и наконец нашел то, что искал, — бутылку водки. Она была едва начата.
Я встал, вылил две трети бутылки в раковину, облил спереди, около самого ворота, китель Зецлера водкой, открыл кран умывальника и спустил воду, закрыл бутылку и поставил ее на письменный стол. В ней оставалось еще немного водки.
Отодвинув дверную задвижку, я закурил сигарету, сел за письменный стол и стал ждать. С того места, где я сидел, тела Зецлера не было видно. Взгляд мой остановился на его шинели. Она висела на вешалке справа от двери. На спине она топорщилась — Зецлер сутулился.
В коридоре раздались шаги. Первым, с бледным, взволнованным лицом, вошел Хагеман, за ним — лагерный врач гауптштурмбанфюрер Бенц. Последним, возвышаясь над ними на целую голову, следовал Луек.
— Но как же?.. Как же это?.. Не понимаю... — забормотал Хагеман.
Бенц нагнулся, приподнял веки покойного и покачал головой. Выпрямившись, он снял очки, протер их, снова надел, провел рукой по своим блестящим седым волосам и молча сел.
— Можете идти, Луек, я позову вас, если будет нужно, — сказал я.
Луек вышел, Хагеман не шелохнулся. Он все еще не мог оторвать глаз от распростертого на полу тела.
— Слов нет, это большое несчастье, — сказал я и продолжал: — Я прочту вам рапорт Луека.
Я заметил, что все еще держу в руке сигарету, и почувствовал неловкость. Отвернувшись, я поспешно придавил ее в пепельнице.
Зачитав рапорт Луека, я обратился к Бенцу:
— А ваше мнение, Бенц?
Бенц взглянул на меня. Ясно было, что он все понял.
— По-моему, — сказал он, — это несчастный случай.
— Но как же?.. Как же это?.. — растерянно забормотал Хагеман.
Бенц указал пальцем на бутылку водки.
— Он хватил немного лишку по случаю праздника, пошел завести мотор, морозный воздух одурманил его, он потерял сознание — и уже не проснулся.
— Не понимаю, — сказал Хагеман. — Обычно он почти не пил...
Бенц пожал плечами.
— Понюхайте.
— Но все же, если мне будет дозволено, — запыхтел Хагеман, — здесь что-то не так... Что-то странное... Почему Зецлер не вызвал, как всегда, шофера? Чего ради он сам взялся заводить машину...
