Льюис Синклер - Элмер Гентри
Ватага "обращенных" произвела сильное впечатление, но с этого вечера евангелисты не знали ни сна, ни покоя. Христиане-профессионалы осаждали их шатер денно и нощно. Они требовали, чтобы их спасали снова и снова. Если же им отказывали, они предлагали привести новых кандидатов за пять долларов с каждого… за три доллара… - за пятьдесят центов и сытный обед. К этому времени было уже достаточно настоящих, бесплатных энтузиастов, которым, несмотря на все их рвение, не улыбалось спасать свою душу в компании с бродягами, от которых разит винным перегаром. Когда же Элмер с Артом Николсом в буквальном смысле слова вышвырнули человек пять таких вымогателей за дверь, те стали являться на собрания и освистывать проповедницу, так что пришлось до самого отъезда платить им по доллару на брата в вечер, чтобы они не показывались.
Да, Элмер отнюдь не мог смотреть на кающихся как на простых людей. Подчас, спускаясь в публику и разыгрывая рубаху-парня, героя, которого некогда разыгрывал перед ним Джадсон Робертс, он бросал взгляд на площадку, где в ряд стояли на коленях кающиеся, положив руки на сиденья стульев, обратив к публике широкие зады, и у него появлялось желание фыркнуть и вооружиться линейкой. Но через пять минут он уже был рядом с ними, опускался на колени возле зеленого с похмелья агента по продаже швейных машин и, обняв клиента за плечи, увещевал, глядя на него умильными коровьими глазами:
- Отчего вы не хотите склониться пред Христом, брат? Отказаться от ужасных привычек, которые губят вас, не дают вам добиться успеха в жизни? Внемлите! Господь поможет вам выйти на праведный путь! А когда вам станет одиноко, старина, помните: он тут, он готов говорить с вами!
VI
Обычно к концу собраний их труды были вознаграждены: им удавалось зажечь аудиторию должным энтузиазмом. Молодые женщины в экстазе падали, задыхаясь, на колени с остекленевшими глазами, с полуоткрытым ртом. Иной раз, когда Шэрон бывала в особом ударе, у них случались чудеса почище, чем в великую эпоху возрождения веры - в 1800 году.
Люди корчились в священном исступлении, бились в судорогах; старики, вдохновленные подвигами пятидесятников, начинали говорить на неведомых - совершенно неведомых наречиях, женщины падали без чувств с закушенными языками. А однажды произошло событие, расцениваемое знатоками как высшее проявление религиозного вдохновения: четверо мужчин и две женщины опустились на четвереньки и с лаем закружились вокруг столба - это называлось "изгонять лаем черта из дерева".
Шэрон упивалась этими чудесами. Они были свидетельством ее таланта, несомненным проявлением божественной силы. Впрочем, иногда они навлекали на собрания дурную славу, циники осмеливались проводить оскорбительные сравнения, вспоминая о "радениях" изуверских сект.
Из-за этих злобных наветов, а также по причине чрезмерного возбуждения, которое неизменно охватывало Шэрон на собраниях, столь очевидно отмеченных благосклонным вниманием святого духа, Элмеру приходилось утешать ее с особенным усердием.
VII
Все члены евангельской команды старались создавать эффекты, которые как можно ярче и выгоднее оттеняли бы Шэрон. Лихорадочно обсуждались ее костюмы. Белое с рубиновым поясом одеяние жрицы было находкой Эделберта, который считал, что Шэрон должна всегда появляться только в нем.
- У вас в нем такой царственный вид, - скулил он.
Элмер настаивал на том, чтобы менять костюмы; самой Шэрон нравились шитые золотом бархатные одежды, а для встреч с женщинами из делового мира - элегантные белые фланелевые костюмы.
Все принимали участие и в составлении новых проповедей.
Свое "слово" Шэрон произносила под гипнотическим влиянием эмоций, никак не связанных с ее настоящей жизнью. Сегодня Порция [107], завтра Офелия или Франческа [108], она всегда притягивала к себе мужчин и могла делать с ними все, что хотела. Бывало и так, что она видела в себе разящий меч господень. Но как страстно ни изливала бы она потоки чувств, как бы пылко ни выражала в самых диковинных словах самые сложные оттенки чужих мыслей - самостоятельно она была не в состоянии придумать ничего более глубокого, чем фраза "я несчастна".
Расставшись с Сесилем Эйлстоном, она ничего не читала, кроме библии и рекламных объявлений конкурентов-евангелистов в бюллетенях Библейского института Муди.
Без Сесиля составление для Шэрон новых проповедей требовало общих и отчаянных усилий. Старые же ей быстро надоедали. Эделберт Шуп поставлял поэтический материал. Он любил поэзию и читал Эллу Уилер Уилкокс [109], Джеймса Уиткомба Райли и Томаса Мура. Изучал Шуп и философию: прекрасно разбирался в трудах Ралфа Уолдо Трайна [110] и украшал проповеди Шэрон двустишиями на тему "Домашний очаг и малютки", а также философскими сентенциями на темы "Сила воли", "Мысль есть дело", "Любовь есть красота", "Красота есть любовь" и, наконец, "Любовь есть все".
У особы, ведающей "работой с населением", неожиданно обнаружился талант к сочинению маленьких рассказов о том, какой печальный конец ожидает пьяниц и неверующих; Лили Андерсон, хорошенькая и анемичная пианистка, была в свое время школьной учительницей и прочла на своем веку две-три книжки, посвященные ученым. Она поставляла материал, при помощи которого Шэрон наносила сокрушительные удары сторонникам новомодной теории эволюции [111]. Наконец, корнетист Арт Николс снабжал Шэрон грубоватыми, но высоконравственными образчиками народного юмора штата Мэн, его истории о лошадиных барышниках, о капусте и крепком сидре очень помогали обхаживать скептически настроенных деловых людей. Но связывать все эти разнородные элементы воедино было обязанностью Элмера, как человека с богословским образованием; догмы, стишки о деснице божьей и закатах, исповеди обреченных грешников и побасенки о деревенских танцульках в штате Мэн - все надо было увязать, да так, чтобы звучало!
А тем временем бок о бок с преподобной сестрой Фолконер и преподобным мистером Гентри и их сотрудниками в трудах праведных существовали просто Шэрон и просто Элмер, а рядом с ними вся группа: обыкновенные, земные люди со своими радостями и горестями; вместе разъезжали, вместе жили - и совсем не всегда в состоянии блаженной невинности.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Степенно, как старая супружеская чета, почти всегда тихо и мирно, жили друг с другом Элмер и Шэрон, и он был всегда и неизменно предан ей. Зато Шэрон была всякий раз другая. Иногда она была жрица и вестница несчастья; иногда пугала ненасытной страстностью; иногда, как-то сразу осунувшись, не находя себе места, терзалась сомнениями в себе; иногда затихала, по-монашески бледная, замкнутая; иногда превращалась в холодную деловую женщину, а иногда - в маленькую девочку. В этой последней роли она была самою собой, и такой Элмер нежно любил ее, кроме тех случаев, когда Шэрон начинала разыгрывать эту роль именно в ту минуту, когда нужно было взойти на кафедру и гипнотизировать трехтысячную толпу.
- Ну, пожалуйста, Шэра, прошу тебя, будь умницей! Перестань дуться, ступай и задай им жару!
Шэрон топала ногой, и ее глаза по-детски округлялись.
- Нет! Не желаю проповедовать! Хочу быть скверной и гадкой. Хочу швыряться чем попало. Хочу пойти и шлепнуть лысого дядьку по макушке. Надоели мне души! Катись они все к черту!
- Ох, ну уймись же, Шэра! Хватит дурачиться! Тебя ждут! Эделберт вон уже второй раз поет одно и то же!
- Ну и пусть! Может петь сколько хочет! Я пою, пою, пою, все я боженьку хвалю! И буду гадкой! И буду! Вот выйду и засуну Эделберту мышь за пазуху, прямо на его жирный-жирный святой животик!
И вдруг:
- Ох, а как бы хотелось! Как хотелось бы, чтоб мне дали подурачиться! Устала я. Тянутся ко мне, высасывают из меня кровь, хотят, чтобы я вдохнула в них мужество, а самим добыть - кишка тонка!
А через минуту она уже стояла перед толпой, радостно вещая:
- О возлюбленные мои, господь шлет вам ныне благую весть!
А еще через два часа, возвращаясь на такси в гостиницу, рыдала у него на груди:
- Обними меня покрепче! Мне так одиноко и холодно, так страшно!
II
Однако, помимо всего прочего, Элмер к тому же находился у Шэрон на службе… Он не мог примириться с тем, что она зарабатывает в пять раз больше долларов, чем он, тех самых долларов, к которым он питал почтительное восхищение.
Когда они впервые договаривались о совместной работе, она сказала:
- Знаешь, милый, если дела пойдут как надо, года через три я тебе предложу войти со мною в долю. Только сначала мне надо накопить порядочную сумму. У меня есть планы, правда, еще неясные, относительно создания крупного евангелического центра: собственный печатный орган, школа для подготовки евангелистов. Когда соберу достаточно, будем с тобою договариваться… Но пока… Ты сколько зарабатывал в своей фирме?
