Август Стриндберг - Красная комната
— О, шестидесяти риксдалеров было бы достаточно.
— Какой скромный малый, — сказал Борг, поворачиваясь к Левину.
— Да, немного же ему нужно, — подхватил тот. — Бери больше, Фальк, пока дают.
— Нет, нельзя! Больше мне сейчас не нужно, и я не могу залезать в долги. Между прочим, я еще не знаю, как буду расплачиваться.
— По двенадцать риксдалеров каждые шесть месяцев, двадцать четыре риксдалера в год двумя взносами, — ответил Левин уверенно и четко.
— Очень удобные условия, — заметил Фальк. — А где вы достаете деньги на такие ссуды?
— В Банке каретников. Левин, готовь бумагу и перо!
В руках у Левина уже было долговое обязательство, перо и портативная чернильница. Долговое обязательство оказалось кем-то заполненным. Увидев цифру восемьсот, Фальк на какое-то мгновение заколебался.
— Восемьсот риксдалеров? — спросил он изумленно.
— Если этого мало, бери больше.
— Нет, больше не надо; значит, не имеет значения, кто берет деньги, лишь бы аккуратно платил. Кстати, вам дают деньги по долговому обязательству просто так, без всяких гарантий?
— Без гарантий? Ты же получаешь наше поручительство, — ответил Левин насмешливо и в то же время доверительно.
— Нет, я говорю не об этом, — сказал Фальк. — Я очень благодарен вам за ваше поручительство, но мне кажется, что из этого ничего не выйдет.
— Хо! Хо! Хо! Уже вышло! Деньги выделены, — сказал Борг, доставая «банковский чек», как он назвал этот документ. — Ну, подписывай!
Фальк написал свое имя. Борг и Левин стояли над ним как полицейские.
— «Вице-асессор», — продиктовал Борг.
— Нет, я литератор, — ответил Фальк.
— Не годится! Ты заявлен как вице-асессор, и между прочим как таковой ты до сих пор значишься в адресной книге.
— А вы проверили?
— Нужно строго соблюдать формальности, — ответил Борг серьезно.
Фальк подписал.
— Пойди сюда, Селлен, и засвидетельствуй! — приказал Борг.
— Не знаю, стоит ли, — ответил Селлен. — Я своими глазами видел, сколько бед у нас в деревне натворили эти подписи…
— Ты сейчас не в деревне и имеешь дело не с мужиками! Засвидетельствуй, что Фальк поставил свое имя сам, по доброй воле; ведь это ты можешь написать!
Селлен написал, но покачал головой.
— А теперь разбудите этого вола, он тоже должен подписать.
Однако сколько Олле ни трясли, все было напрасно, и тогда Борг взял раскаленную докрасна кочергу и поднес ее к самому носу спящего.
— Просыпайся, собака, а не то получишь у меня! — закричал Борг.
Олле тут же вскочил на ноги и стал протирать глаза.
— Засвидетельствуешь подпись Фалька! Понял?
Олле взял перо и под диктовку обоих поручителей написал то, что от него требовалось, после чего хотел было снова лечь спать, но Борг не отпустил его:
— Подожди еще немножко! Сначала Фальк напишет дополнительное поручительство.
— Не пиши никаких поручительств, Фальк, — посоветовал Олле. — От них добра не жди, одни неприятности!
— Молчи, собака! — зарычал Борг. — Иди сюда, Фальк. Мы только что поручились за тебя, понимаешь, это имущественное поручительство. А теперь ты должен написать дополнительное поручительство за Струве, с которого взыскивают деньги судебным порядком.
— А что такое дополнительное поручительство?
— Это пустая формальность; он получил ссуду в размере семисот риксдалеров в Банке маляров, сделал первый взнос, но пропустил следующий, и против него возбудили судебное дело; теперь нам надо найти дополнительного поручителя. Это добрый старый заем, так что нет никакого риска.
Фальк написал поручительство, а оба свидетеля подписались.
С видом знатока Борг аккуратно сложил долговые обязательства и передал их Левину, который тотчас же направился к двери.
— Через час вернешься с деньгами, — сказал Борг, — а не то я сразу же иду в полицию и тебя быстро разыщут!
Он встал и, довольный собой, улегся на скамейку, где раньше лежал Олле. Олле доплелся до камина и лег на пол, свернувшись по-собачьи клубком.
Некоторое время царило молчание.
— Послушай, Олле, — сказал Селлен, — а если и нам взять да написать такую вот бумажку?
— Тогда попадете на Ринден, — сказал Борг.
— А что такое Ринден? — спросил Селлен.
— Есть такое местечко в шхерах, но если господа предпочитают Меларен, то и там для них найдется подходящее место, которое называется Лонгхольмен.
— Ну, а если говорить серьезно, — спросил Фальк, — что происходит, когда ко дню платежа у тебя нет денег?
— Тогда ты берешь новую ссуду в Банке портных, — ответил Борг.
— А почему не в Государственном банке? — поинтересовался Фальк.
— Он нас не устраивает! — объяснил Борг.
— Ты что-нибудь понимаешь? — спросил Олле Селлена.
— Ни бельмеса! — ответил Селлен.
— Ничего, когда-нибудь поймете, когда будете в Академии и попадете в адресную книгу!
Глава двадцать третья
Аудиенции
Утром в канун сочельника Николаус Фальк сидел у себя в конторе. Он несколько изменился; время проредило его белокурые волосы, а страсти избороздили лицо узкими каналами, чтобы по ним стекала вся та кислота, которая выделялась из этой заболоченной земли. Он сидел, склонившись над маленькой узкой книжкой в формате катехизиса, и так усердно работал пером, словно выкалывал узоры.
В дверь постучали, и книжка моментально исчезла под крышкой конторки, а на ее месте появилась утренняя газета. Когда госпожа Фальк вошла в комнату, ее супруг был погружен в чтение.
— Садись! — сказал Фальк.
— Мне некогда. Ты читал утреннюю газету?
— Нет.
— Вот как! А мне показалось, ты ее как раз читаешь.
— Я только что начал.
— Прочитал уже о стихах Арвида?
— Да, прочитал.
— Видишь! Его очень хвалят.
— Это он сам написал!
— То же самое ты говорил вчера вечером, когда читал «Серый плащ».
— Ладно, чего ты хочешь?
— Я только что встретила адмиральшу; она поблагодарила за приглашение и сказала, что будет очень рада познакомиться с молодым поэтом.
— Так и сказала?
— Да, так и сказала!
— Гм! Каждый может ошибаться. Но я не уверен, что ошибся. Тебе, наверное, опять нужны деньги?
— Опять? Когда в последний раз я, по-твоему, получала от тебя деньги?
— Вот, возьми! А теперь уходи! И до самого рождества денег больше не проси; ты сама знаешь, какой это был тяжелый год.
— Ничего я не знаю. Все говорят, что год был хороший.
— Для земледельцев, да, но не для страховых обществ. Всего доброго!
Супруга удалилась, и в контору осторожно, словно боялся попасть в засаду, вошел Фриц Левин.
— Что надо? — приветствовал его Фальк.
— Просто хотел заглянуть мимоходом.
— Очень разумно с твоей стороны; мне как раз нужно поговорить с тобой.
— Правда?
— Ты знаешь молодого Леви?
— Конечно!
— Прочти эту заметку, вслух!
Левин прочел:
— «Щедрое пожертвование. С отнюдь не необычной теперь для наших коммерсантов щедростью оптовый торговец Карл Николаус Фальк в ознаменование годовщины своего счастливого брака передал правлению детских яслей „Вифлеем“ дарственную запись на двадцать тысяч крон, из которых половина выплачивается сразу, а половина после смерти жертвователя. Дар этот приобретает тем большую ценность, что госпожа Фальк является одним из учредителей этого гуманного учреждения».
— Годится? — спросил Фальк.
— Превосходно! К Новому году получишь орден Васы!
— А теперь ты пойдешь в правление яслей, то есть к моей жене, с дарственной записью и деньгами, а потом разыщешь молодого Леви. Понял?
— Вполне!
Фальк передал Левину дарственную запись, сделанную на пергаменте, и пачку денег.
— Пересчитай, чтобы не ошибиться, — сказал он.
Распечатав пачку, Левин вытаращил глаза. В ней было пятьдесят литографированных листов всех цветов и оттенков на большую сумму.
— Это деньги? — спросил он.
— Это ценные бумаги, — ответил Фальк, — пятьдесят акций «Тритона» по двести крон, которые я дарю детским яслям «Вифлеем».
— Они, надо думать, обесценятся, когда крысы побегут с корабля?
— Этого никто не знает, — ответил Фальк, злобно ухмыляясь.
— Но тогда ясли обанкротятся!
— Меня это мало касается, а тебя и того меньше. Теперь слушай! Ты должен… ты ведь знаешь, что я имею в виду, когда говорю должен…
— Знаю, знаю… взыскать судебным порядком, запутать какое-нибудь дело, проверить платежные обязательства… продолжай, продолжай!
— На третий день рождества доставишь мне к обеду Арвида!
— Это все равно что вырвать три волоска из бороды великана. Хорошо еще, что я весной не передал ему всего, что ты мне наговорил. Разве я не предупреждал тебя, что так оно и будет?
