Уходи и будь счастлива - Сэнтер Кэтрин

Но Ян не прыгал. Он серьезно смотрел на мой палец.

– Необязательно, – сказал он, как настоящий кайфолом.

– Но это неплохой знак?

– Безусловно, это неплохой знак, – подтвердил Ян. – С этим я согласен.

Несмотря на охватившее меня воодушевление из-за моего пальца, о котором мы с Кит разговаривали всю дорогу до больницы, я все же по-ребячески была зла на Яна. Какой он все-таки был зануда. Он отказывался позволить себе или кому-либо еще быть счастливым. Он не пользовался возможностью порадоваться. Может быть, мне все-таки стоило перейти к другому тренеру. К такому, который будет знать, как мотивировать и вдохновлять пациентов. Может быть, нежелание Яна подарить мне надежду тормозило мое выздоровление.

Кит пребывала в абсолютном восторге от всей нашей поездки.

– Я не думала, что твой палец так гениален, – сказала она. – Он Эйнштейн среди всех пальцев!

Что касалось ее, выходной получился более чем удачным. Она хотела обсудить множество вопросов, но после того как мы закончили дискуссию о том, кого из знаменитых людей в истории больше всего напоминает мой палец, первым ее вопросом был:

– Что, черт возьми, происходило между тобой и Храбрым Сердцем, когда мы вошли в комнату вчера вечером?

Я хотела рассказать ей. Очень хотела. Я хотела рассказать ей о каждом значительном моменте и всю оставшуюся дорогу и даже ближайшие несколько дней посвятить анализу этой информации. У меня было множество различных, абсолютно противоречащих друг другу интерпретаций поведения Яна (а также выражений его лица и интонаций голоса), и я понятия не имела, какая из этих интерпретаций была правильной.

Но я не могла рассказать ей об этом.

Кит понятия не имела о том, что такое конфиденциальность. Я могла бы списать это на излишнюю живость ее характера. Когда с ней что-то происходило, она жаждала поделиться этим со всеми. И при этом она была не прочь посплетничать. И она часто болтала по мобильному телефону, не придавая значения тому, что кто-то может услышать, о чем она говорит. К тому же она слишком увлекалась Инстаграмом.

Я не сомневалась, что Майлз попытается отобрать у Яна лицензию, если когда-нибудь узнает о том, что произошло. Я видела, как он каждый день третировал Яна в физкультурном зале. Я видела, как он пытался спровоцировать его, подкалывал его, старался задеть его за живое и заставить совершить какую-нибудь глупость. И в таких случаях я думала, что он явно очень зол на Яна.

Мне было немного жаль Майлза, потому что он зациклился на жажде мщения вместо того, чтобы двигаться дальше. Но Яна мне было жаль больше. Майлз и вправду был мстительным ублюдком.

Конечно, это была проблема Яна, но она стала и моей, потому что это означало, что я не могу сделать то, чего мне в настоящий момент больше всего хотелось – рассказать обо всем Китти.

Она продолжала ждать.

– Вы трахались или что?

– Как это ни печально, нет, – ответила я.

– Нет? А что же вы делали на полу?

– Он споткнулся, – сказала я небрежно.

Кит прищурилась, словно совсем не поверила мне.

Мне нужно было постараться убедить ее.

– Знаешь эти маленькие коврики, которые мама повсюду раскладывает? Он споткнулся об один из них прямо на пороге. И ухитрился героически поймать меня, пока мы падали.

Кит изучающе посмотрела на меня уголком глаза.

– Вранье!

– Клянусь моим шевелящимся большим пальцем! – объявила я.

Это на нее подействовало.

– О’кей, – сказала она. – Так что между вами происходит? Потому что романтическое напряжение в комнате было таким ощутимым, что его можно было потрогать.

– У костра я призналась ему, что испытываю к нему всепоглощающую, сводящую с ума страсть и что только его появления я и жду весь день.

Я сказала себе, что это была не совсем ложь. Просто я немного исказила правду.

– За исключением изысканного ужина, который тебе приносит сестра и которого ты ждешь с не меньшим энтузиазмом.

– Конечно.

– И что он на это сказал?

Теперь я была благодарна Яну. Потому что то дерьмо, которое он мне наговорил, было слишком хорошо, чтобы его можно было выдумать.

– Он сказал: «Нет, это не так».

– Что не так?

– Нет, я не питаю к нему никаких чувств.

Кит повернула голову и посмотрела на меня:

– Какого черта?

– Смотри на дорогу, пожалуйста.

– Объясни!

– Он сказал, что я только думаю, будто влюблена в него, и такое случается постоянно, и моя привычная жизнь была разрушена, так что теперь я хватаюсь за соломинку, надеясь хоть на миг снова почувствовать себя счастливой. Но когда я все это переживу, я осознаю, что все это было лишь в моем воображении и я никогда не испытывала к нему никаких чувств.

– Он не мог это сказать.

– Он сказал. Потом привел мне кучу цитат из своих учебников и практически прямым текстом сообщил мне, что у меня подростковый синдром влюбленности – я думаю, что какой-нибудь сказочный принц придет ко мне и прогонит все мои печали.

Я была лучшей вруньей, чем думала. Хотя это было практически то, что он и сказал.

– Он прав? – спросила Кит.

– Нет! – сказала я. – Никто не может прогнать мои печали. Если только мой палец не предвещает невообразимое чудо.

– И он совсем не разделяет твои чувства? Совсем?

– Совсем, – ответила я. – Он почти прямо сказал мне, что желает мне всего наилучшего как тренер, но чтобы я забыла обо всем этом дерьме и ложилась спать. А потом попытался сделать именно это – уложить меня в кровать – но споткнулся и упал на пол, придавленный моим телом.

– Он врет, – сказала Кит. – Я видела, как он смотрит на тебя.

Я не удержалась и спросила:

– Как он смотрит на меня?

– Словно ты водопад в пустыне.

Правда? При этой мысли у меня в животе запорхали бабочки. Но я должна была продолжать напускать туману:

– Знаешь что? Он знал, что я чувствую к нему, еще до того, как я сказала ему об этом, потому что я сохну по нему уже давно. Но он не расхолаживал меня, потому что думал, что это поможет моему выздоровлению.

– Нарцисс! – воскликнула Кит.

– Да, – сказала я, – но на самом деле он не ошибался. Ты же знаешь, что всегда учишься гораздо лучше, когда влюблена в учителя!

Кит кивнула, и по выражению ее лица, которое я знала так же хорошо, как свое собственное, я поняла, что она ничего не заподозрила. Она купилась.

– Полагаю, – сказала она, – что тебе стоит учиться лучше ради себя самой.

– Похоже, я так и сделаю, – отозвалась я.

И это было правдой.

Чудо с моим пальцем превратило меня в местную знаменитость. Врачи, которые давно потеряли ко мне интерес, стали неожиданно заходить ко мне по нескольку раз на дню. Другие пациенты с моего этажа хотели услышать эту историю из первых уст. Кит даже сделала для меня самодельную открытку, на которой было написано: «Я в восторге от твоих успехов!»

Так что вокруг меня поднялась настоящая шумиха, и мои отношения с Яном отошли на второй план. Я заставила себя думать, что теперь у меня были дела и поважнее. Я снова начну ходить, а потом, когда отращу волосы, в один прекрасный день приеду в больницу, притворяясь, что хочу найти… Что? Потерянную сережку? Книгу, которую кому-то одолжила? В любом случае Ян столкнется со мной в коридоре. И я буду высокой, суровой, безупречной и непобедимой. Он грустно поздоровается со мной, потому что поймет, что упустил свой шанс, а я одарю его легкой улыбкой, говорящей: «У нас могло получиться что-то стоящее». А потом я небрежно встряхну волосами и уйду, оставив его терзаться сожалениями.

Я никогда ни за что не расскажу о том, сколько раз я упивалась этой фантазией. Но признаюсь, что по какой-то причине в этой фантазии я была одета в точности такие же блестящие облегающие брючки и туфли на шпильке, какие были на Оливии Ньютон-Джон в последних кадрах фильма «Бриолин». И у меня была такая же фантастическая попка.