Жорж Санд - Нанон
Я не раз слыхала рассказы о вполне достойных людях, которые благодаря сильной воле и долготерпению преуспели в делах. Сделав предварительные подсчеты, я поняла, что при нынешних низких ценах на землю можно за несколько лет не только оправдать покупку, но и утроить капитал. Теперь оставалось лишь хорошо изучить, как прибыльнее и разумнее вести хозяйство, а это было в моих силах, ибо я отлично знала, что за последние годы приносило доход крестьянам, а что было в убыток. Я посоветовалась с прежним мэром, так как приор в этих делах далеко не заглядывал, жил только сегодняшним днем. По сравнению с ним папаша Шено был куда опытнее и предусмотрительнее, но и ему недоставало смелости. Свое состояние он с трудом нажил еще при короле и в новых обстоятельствах мог бы очень и очень преуспеть. Он видел все возможности и умел указать на них другим, но сам ни на что не решался, вечно дрожа от страха, лишившись сна из-за политической смуты в нашей стране. Он с ужасом думал о том, что конфискованную недвижимость вернут их бывшим хозяевам; в такие минуты он становился демократом и сожалел, что казнили господина де Робеспьера.
Я подсчитала свою наличность. За вычетом долга господину Костежу и тех денег, которые следовало ему выплатить в качестве дохода с имения, я располагала суммой, вырученной от продажи креванского зерна, деньгами за прежние и будущие уроки, которые я вновь стала давать, небольшими поступлениями от продажи молока и мяса, а также от сданной внаем части дома, поскольку мои двоюродные братья больше там не жили. Все это составило триста ливров четырнадцать су и шесть денье. И с этими-то деньгами я решила выкупить у господина Костежу монастырь со всеми угодьями, прикупить еще кой-какие участки и добиться, чтобы поместье стало столь же обширным, как при монахах, но более доходным!
О своем замысле я никому не сказала: насмешки расхолаживают, а до конца доводишь только то начинание, в котором усомниться не позволяешь ни другим, ни себе. Я начала с того, что на одну треть своего капитала приобрела клочок нови, а вторую треть пустила на ее обработку, семена и унавоживание. Крестьяне решили, что я сошла с ума и не разбирая броду полезла в воду. В ту пору они отдавали земле все свое время, все силы, но только не деньги. Когда крестьяне не удобряли землю, она обходилась и без удобрения, но урожаи от этого, разумеется, страдали. Нужно было долго ждать, чтобы она стала хоть сколько-нибудь более плодородной, а я понимала, что недалек час, когда все припрятанные деньги пойдут на покупку земли, и хотела уже сейчас и приобретать ее и получать с нее доход, дабы в один прекрасный день мой капитал удвоился. Мои старания увенчались успехом — в 1795 году за этот участок мне предложили двести франков.
— Не стану же я продавать землю без всякой для себя выгоды! — ответила я. — Лучше подожду!
В том же 1795 году я продала участок за пятьсот восемьдесят франков. Другие участки принесли мне и того больше, но я не стану утомлять читателя подробностями. Мои современники, которые нажили состояния в те годы, знают, что успех дела зависел от того, насколько люди доверяли ходу событий. В наших деревнях таких смельчаков поначалу сыскалось не много. Во времена Конвента почти все купившие земельные участки спешили их продать и терпели значительные убытки. При Директории земли опять начали скупать, но на первых порах люди теряли на этом большие деньги, и тем не менее позднее возвращали себе утраченное. Ну, а те, что подобно мне, не испугались ни гнева, ни угроз тогдашних властей, через несколько лет получили большие и вполне законные прибыли.
XXII
Шерсть тоже оказалась для меня выгодным делом. Она была в большой цене, хоть скота и стало в избытке. Поначалу благодаря свободному выпасу на секвестрованных землях стада благоденствовали. Любой мог прокормить поголовье, выросшее вдвое, а то и втрое против прежнего, но нерачительное отношение к пастбищам недолго приносило выгоду. Травы не стало, начался падеж овец, их сбывали за бесценок. Я покупала по овце у разных людей в долг, а потом отправила все стадо в места близ Кревана, под присмотром одного обнищавшего старика, в котором обнаружила ум и энергию. Я взяла его в долю, и он, сняв в аренду хижину и пастбище неподалеку от Острова духов, обосновался там. Плата за выпас была ничтожна. Прибыль от стрижки шерсти позволила нам оплатить все расходы и даже положить в карман круглую сумму. К рождеству овцы стали ягниться, и большой приплод обещал нам новые прибыли. Занимаясь собственными делами, я в то же время наводила порядок и в поместье, находившемся в ведении приора, чем страшно удивляла господина Костежу, который величал меня в письмах «своим дорогим управителем». И правда, без меня ему от его владения не было бы никакого проку.
Я-то хорошо понимала, что поместье у него великолепное, только требует денежных вложений, и настойчиво уговаривала его приехать и самому убедиться, что и как тут следует сделать. Он решился на это в разгаре зимы, еще одной суровой и трудной зимы, которой к тому же сопутствовала и подлая бесхлебица. Я говорю «подлая», потому что ее устроили перекупщики. Господин Костежу, увидев, какой прекрасный урожай мы собрали, сразу все понял и объяснил мне.
Когда мы вдоволь наговорились об Эмильене, который, по его словам, писал ему письма, проникнутые пламенным патриотизмом, когда он рассказал мне, что Луиза с каждым днем хорошеет и что ее балует весь дом, я, убедившись, что господин Костежу во всех вопросах считается со мной, решилась открыться ему и доверить мой грандиозный план. Но я не стала говорить о нем как о чем-то твердо мною решенном, не выставила монастырь главной целью моих честолюбивых намерений, нет, я попросила совета в самой общей форме: возможно ли при нынешнем положении дел с пустыми руками составить себе состояние, ежели представляется такой случай, как при продаже национальных имуществ?
Он внимательно выслушал меня, поглядел проницательным взглядом, расспросил про кое-какие мелочи и наконец ответил мне так:
— Мой дорогой друг, ваш замысел превосходен, и нужно его воплотить в жизнь. Вам следует купить у меня монастырь со всеми угодьями. Мне не нужны барыши — я приобрел его из чистого патриотизма, и моя цель будет достигнута, если эта покупка поставит на ноги такую трудолюбивую и честную семью, как ваша. Вы должны выйти замуж за молодого Франквиля и принести ему монастырь в приданое.
— Пусть так. Но мне понадобится большая рассрочка — согласитесь ли вы на нее?
— Я дам вам двадцать лет на погашение долга. Надеюсь, достаточно?
— Стало быть, я буду выплачивать по тысяче франков в год, не считая процентов. Да, вполне достаточно.
— Мне не нужны проценты.
— В таком случае наша сделка не состоится. Эмильен человек гордый — он почтет это милостыней с вашей стороны.
— Хорошо. Согласен и на проценты — на два процента в год. В наших краях это обычный доход с земли, сдаваемой в аренду.
— Нет, не меньше двух с половиной процентов.
— Я вполне удовольствуюсь и двумя, ибо в настоящее время Франквиль не приносит мне ни одного. Просто чудо, что вы ухитрились превратить монастырское поместье в источник доходов для меня. Признаться, я несколько лет терпел одни убытки, поэтому будем считать сумму, которую вы мне сейчас вручили, первым взносом за покупку поместья. Начиная с этого дня монастырь ваш. Поскольку вы несовершеннолетняя, оформить купчую невозможно. Но достаточно и того, что мы договорились на словах, а на случай моей смерти до вашего совершеннолетия я составлю завещание и укажу, как распорядиться монастырскими угодьями. Если понадобится, в роли покупщика выступит Дюмон. Я все устрою, вы об этом не беспокойтесь… А теперь позвольте мне сказать вам, что вы ничуть мне не обязаны. Не я вам, а вы мне оказываете услугу. Я хочу вложить все свои средства во Франквильские земли — иначе они так и не станут приносить дохода. Своей работой в монастырском поместье вы меня полностью убедили в том, что его процветание зависит от долгих и непрестанных усилий. Не будь вас, мне пришлось бы на многие годы забыть о доходах с монастыря, а теперь, предложив платить проценты со вложенного капитала, вы прямо-таки снимаете камень у меня с души. Я даже боюсь, как бы условия нашего договора не оказались чересчур обременительны для вас и выгодны лишь мне одному. Подумайте хорошенько, прежде чем окончательно решиться.
— Я все обдумала и взвесила заранее, — ответила я. — Буржуа смотрит на землю как на место увеселений, куда он изредка наезжает; для крестьянина же эта земля — настоящее сокровище. Он на ней живет, с нее же и кормится. У него нет ваших потребностей, ему не обязательно пышно принимать гостей и непривычно жить в довольстве и на широкую ногу. Вы сами когда-то говорили, что, прежде чем поселиться в монастыре, в нем все надо перестроить и переделать. И жизнь в этих местах обходилась бы вам очень недешево, ибо на нашей земле не родится даже то, что вам привычно видеть каждый день на столе. Мы же совсем другие люди — мы носим платья из грубого дрогета или другой домотканой материи, которые сами же и шьем, летом ходим босые, а зимою в сабо, едим репу, гречиху, каштаны и премного довольны, пьем с удовольствием кислую терновую наливку, все делаем собственными руками, не нуждаясь в помощи слуг, и только здоровеем от этого, ежедневно и ежечасно присматриваем за хозяйством, трудимся днем, что куда полезнее вашей ночной работы, по сантиму откладываем и копим, чего вы и вообразить себе не можете, — и берем у земли все, что только она в силах нам отдать. А стало быть, выплачивая вам два процента годовых, я сумею еще кое-что приберечь, чтобы возместить вам и основную сумму. Таким образом, наша сделка выгодна для обоих, и будем считать, что мы заключили ее.
