Ирвин Шоу - Ночной портье
– Не считая меня, – заметил я.
– Останемся тут до весны, – настаивала Юнис. – Ты согласна, Лили?
– Неплохо бы, – отозвалась Лили, втягивая в рот спагетти. Из всех женщин лишь она могла изящно есть это итальянское блюдо. По всему было видно, что сестры вошли в мою жизнь не в том порядке.
– Майлс, – обратилась к нему настойчивая Юнис, – вы рветесь в Рим?
– Вовсе нет, – ответил тот. – У меня тут кое-какие дела, которые я бы хотел провернуть.
– Какие дела? – встрепенулся я. – Ведь мы на отдыхе.
Одно другому не мешает, – сказал Фабиан. – Не беспокойтесь, ваши лыжные прогулки не пострадают.
К концу ужина мы решили, что останемся в Гштааде по крайней мере еще на неделю, а там будет видно. Мне захотелось пройтись после ужина, и я предложил Юнис прогуляться со мной, надеясь, что это, быть может, станет первым шагом к нашему сближению. Но она зевнула, сказав, что была на морозе весь день, устала и хочет нырнуть в постель. Проводив ее к лифту, я на этот раз пожелал ей спокойной ночи, поцеловав в щечку. Затем надел пальто и бродил один. Надо мной кружились в ночи падавшие на землю снежинки.
Предсказание швейцара не сбылось. Утром небо было безоблачно ясное. Взяв напрокат лыжи и лыжную обувь, мы с Лили и Юнис отправились на заснеженные вершины; обе мои спутницы неслись вниз по склонам очертя голову, с истинно британским бесстрашием. Я всерьез опасался, как бы для одной из них этот день не закончился в больнице. Фабиана с нами не было, ему понадобилось звонить по телефону. Он не сказал мне, кому и по какому делу, но я чувствовал, что вскоре буду втянут в одну из его очередных рискованных операций. Мы условились встретиться в половине второго в клубе «Орел», что находился на вершине горы Вассенграт. Это был закрытый, весьма фешенебельный клуб с особыми правилами членства для узкого круга лиц, но Фабиан, естественно, устроил всем нам гостевые билеты на время пребывания в Гштааде.
Погода в этот день была изумительная, под ярким солнцем глубокий снег блистал и искрился алмазами, обе наши красавицы были грациозны и блаженно счастливы, мчась с опьяняющей скоростью вниз по крутому спуску. Да и я сам в какой-то миг почувствовал, что ради такого дня стоило совершить то, что я совершил в ту ночь в «Святом Августине».
Лишь одно событие несколько омрачило мое настроение. Молодой американец, увешанный фотоаппаратами, беспрерывно фотографировал нас, что бы мы ни делали: в подъемнике, на лыжах, в непринужденном общении, при спуске со склона…
– Вы знаете этого парня? – спросил я девушек. – В баре я его не встречал, это точно.
– В глаза его не видела, – сказала Лили.
– Должно быть, поклонник, – предположила Юнис. – Восхищается нашей красотой.
– Мне поклонники ни к чему, – отрезал я. Вскоре случилось так, что Юнис неловко спускалась и упала. Я поспешил на выручку, помог ей подняться на ноги, и в этот миг откуда-то вынырнул таинственный фотолюбитель и принялся снимать нас.
– Эй, приятель, – окликнул я. – Неужели вы извели на нас еще не все пленки?
– Нет, кое-что осталось, – весело отозвался он. Он был высокий и худощавый, так что костюм выглядел на нем мешковато, и продолжал щелкать как ни в чем не бывало. – В моей газете любят, чтобы было из чего выбирать.
– Какой еще газете? – спросил я.
– «Женская одежда сегодня». Я должен подготовить репортаж о Гштааде. Вы как раз то, что, мне нужно. Вы просто шикарно смотритесь на лыжах. Счастливые люди – ни забот, ни хлопот.
– Это по-вашему, – хмуро отозвался я. – Здесь полно людей, которые и в самом деле вольны, как пташки. Почему бы вам не заняться ими?
Мне мало улыбалось, чтобы мои фотографии попали в нью-йоркскую газету с тиражом в сотню тысяч экземпляров. Кто знает, какую газету привыкли читать по утрам те два молодчика, что искалечили Друзека?
– Если дамы против, – приятно улыбнулся фотограф, – я, конечно, не буду настаивать.
– Мы вовсе не против, – заверила Лили. – Если вы пришлете нам карточки, конечно. Обожаю свои фотографии. Красивые, естественно.
– Ваши могут получиться только красивыми, – галантно ответил американец.
Я невольно подумал, что он, должно быть, снимал немало прелестных женщин за свою карьеру, так что робостью, конечно, не страдает. В чем я ему и позавидовал.
Но все-таки он наконец укатил прочь, не особенно заботясь о том, как выглядит на лыжах на ухабах и поворотах. В следующий раз мы увидели его, когда сидели на террасе и потягивали коктейли в ожидании Фабиана.
Но к тому времени возникло иное осложнение. Ровно в полдень я заметил маленькую фигурку девушки, которая в отдалении следовала за нами. Это оказалась Диди Вейлс. Она не подходила к нам близко, но куда бы мы ни шли, она сопровождала нас, спускалась по нашей лыжне, останавливалась и двигалась вместе с нами. Диди легко и уверенно бегала на лыжах, и даже когда я внезапно сильно ускорял темп, что заставляло обеих сестер сломя голову нестись за мной вниз, она следовала за нами, словно была привязана к нам какой-то длинной невидимой нитью.
Перед последним спуском я нарочно задержался внизу, усадив обеих сестер в подъемник. Вскоре подошла Диди, ее длинные белокурые волосы были перевязаны лентой на затылке и спадали на спину. Она была в тех же вышитых цветами голубых джинсах и в короткой, несколько мешковатой оранжевой парке.
– Поднимемся вместе, – предложил я, когда она уселась в кресло подъемника.
– Давайте, – кивнула она.
Мы стали подниматься вверх, двухместное кресло бесшумно взбиралось в открытом пространстве, под нами в лучах солнца вскоре раскинулся весь город. Снежные вершины гор возвышались вокруг, похожие издали на купола соборов.
– Не возражаете, если я закурю? – спросила Диди, вытаскивая пачку сигарет из кармана. Я кивнул.
– Молодец, папочка, – сказала она и затем, хихикнув, спросила: – Хорошо проводите день?
– Замечательно.
– Вы на лыжах уже не такой, как прежде. Тяжеловаты.
Я знал, что это так, но было неприятно услышать об этом.
– Да, отяжелел немного, – с достоинством согласился я. – Дела всякие. Занят очень.
– Оно и видно, – сказала Диди непререкаемым тоном. – А те две, что с вами, – как-то по-особенному присвистнула она, – непременно разобьются когда-нибудь.
– И я предупреждал их.
– Если с ними не будет мужчин и они когда-нибудь пойдут одни, то весь спуск пропашут. Они, конечно, модно одеваются. Я видела их в магазинах, когда они только что приехали и покупали все, что попадется на глаза.
– Что ж, они хорошенькие и хотят выглядеть поинтересней.
– Сузить бы их брюки еще на пару сантиметров, и они задохнутся.
– Ваши джинсы тоже не широки.
– Мои по возрасту. Вот и все.
– Вы собирались показать мне город.
– Если бы вы были свободны. Но вы выглядите очень занятым.
– Можете присоединиться к нам, – предложил я. – Мои спутницы будут рады.
– Нет уж, – решительно отказалась она. – Держу пари, что все вы идете обедать в клуб «Орел».
– Откуда вы знаете?
– А что, разве не так?
– Да, идем туда.
– Я так и знала, – с презрительным торжеством воскликнула она. – Женщины вроде них всегда ходят туда обедать.
– Вы же совсем их не знаете.
– Я вторую зиму здесь. Присмотрелась к таким.
– Ну, так пойдемте с нами обедать?
– Благодарю за честь. Это не для меня. Не люблю светские разговоры. Особенно с женщинами. Сплетничают. Крадут друг у друга мужей. Я немного разочарована в вас, мистер Граймс.
– Вы? Почему?
– В таком месте, с такими особами.
– Что вы от них хотите? Они очень милые женщины. Не придирайтесь к ним.
– Мне приходится приезжать сюда, – с раздражением произнесла Диди. – Моя мамаша, видите ли, точно знает, где должна жить хорошо воспитанная девица, пока она совершенствует свое образование. Тоже мне образование, ха! Как стать бесполезным человеком, зная три языка. И мне это дорого обходится.
Она говорила с горечью встревоженного зрелого человека. Вряд ли кто мог ожидать услышать нечто подобное от хорошенькой, пухленькой шестнадцатилетней американки, медленно поднимаясь с ней в подъемнике над залитыми солнцем сказочными зимними Альпами.
– Ну, – начал я, чувствуя, что мои слова прозвучат как пустая отговорка. – Я уверен, что вы не окажетесь бесполезной. Независимо от того, сколько будете знать языков.
– Нет, конечно, если все это не угробит меня.
– А какие у вас вообще планы?
– Собираюсь стать археологом. Буду копаться в руинах древней цивилизации. И чем древнее, тем лучше. Хочу уйти как можно дальше от нашего века. Или, во всяком случае, от жизни моих родителей.
– Мне кажется, вы несправедливы к ним, – сказал я. Защищая их, я защищал и себя. В конце концов мы принадлежали почти к одному поколению.
– Если вам не нравится, не будем говорить о моих предках. Давайте поговорим о вас. Вы женаты?
– Еще нет.
