Геннадий Красухин - Мои литературные святцы
У него были хорошие диалоги, живые, занимательные, психологически точные.
Словом, когда он почти перестал приезжать в Москву, живя в подмосковном Красновидове, без него стало скучно.
В Красновидове он тяжело болел. Умер 2 февраля 2003 года.
***Байка от Михаила Веллера:
«Когда-то… Ленинградскую писательскую организацию возглавлял стихотворец Александр Прокофьев, по-простому в обиходе – Прокоп. Круто деловой. Лауреат, чёрная машина, брюхо типа дирижабля «Граф Цеппелин» – эпоха, табель о чинах.
Вот подкатывает его лимузин к Союзу, а из дверей приятный такой молодой человек выходит. Узнаёт его через стекло, здоровается умильно и дверцу раскрывает заодно: уважение оказывает старшему, всё равно рядом, вежливый такой.
И ещё как-то раз также кстати выходит он. И ещё. Мол, какие интересные совпадения. И уходит ненавязчиво своей дорогой.
И уже в коридорах Союза встречая, стал с Прокопом здороваться – узнавался. Разговора удостоился: приятнейший молодой человек, начинающий, бедный, и какой-то ненавязчиво приятно-полезный. Книжечки на автограф, как водится. И, короче, пригласил его Прокоп в литсекретари.
Что такое денщик босса? это маршальский жезл, сунутый тебе в ранец под груду хозяйского груза и грязного белья: топай, парень! дотащишь моё – и своё получишь. Прокопу-то брюхо мешало до шнурков на ботинках дотягиваться, так Саня Чепуров вообще незаменимый мальчик был.
Прокоп, скажем, возвращается из Москвы на «Стреле», а Саня его уже встречает с цветами и женой (прокоповской): пожалте встречу. А Прокоп выплывает из вагона под руку с бабой. А Саня, не усекя, ему букет и ножкой шаркает, на супругу кивает. Прокоп почернел, ткнул ему обратно букет и потопал один. Мило услужил. Еле отмолился.
Вот так Саня и двинулся в начальники Ленинградского СП, каковое и возглавлял много лет весь «застойный период»».
Конечно, Веллер может и придумать. Да, и наверняка кое-что выдумал. Не запомнил даже, что Чепурова звали не Саней, а Толей. Но вот честнейший ленинградский поэт – Лев Друскин. За его «Спасённой книгой» в своё время охотились чекисты. Не нашли. Потом уже в годы перестройки она не просто обнаружилась, но была издана.
Выписываю о Прокофьеве, который был забаллотирован в секретари Ленинградской писательской организации:
«Вечером после перевыборов Прокофьев, пьяный, сидел в ресторане Дома писателей и плакал. Рядом стоял верный оруженосец Анатолий Чепуров и утешал его. И вдруг Прокофьев повернулся к утешителю и плюнул ему в лицо. Чепуров вынул носовой платок, бережно обтёр Прокофьеву губы, а потом уже утёрся сам».
Я однажды приехал в Ленинград на какую-то конференцию от «Литературной газеты». Звонит мне в гостиничный номер наш спецкор по Ленинграду Илья Фаликов. «Можешь, – говорит, – завтра подойти в Союз? С тобой Чепуров хочет встретиться». Чепуров был в это время председателем Ленинградского союза. «А зачем я ему?» – спрашиваю. «Не знаю, – отвечает Илья. – Он и меня зовёт».
Договорились, когда встретимся.
Входим. Кабинет большой. Чепуров весь круглый, как шар. Поднимается из-за стола. Здоровается. И сразу:
– Вот приготовил для «Литературной газеты».
Даёт штук семь увесистых томов. Открываю. «Александру Борисовичу Чаковскому…» «Так это не мне», – говорю.
– Есть там и вам. Пожалуйста, захватите с собой в Москву и раздайте. А вам, – это мне, – я был бы очень признателен, если б лично отозвались. У вас есть какие-нибудь просьбы? Может, хотите у нас что-нибудь посмотреть? Куда-нибудь поехать?
– Спасибо, – говорю, – ничего не надо.
– Но я всё-таки буду надеяться, – говорит он мне.
– У меня сейчас совершенно нет времени, – говорю. – Много долгов перед другими редакциями.
– Да я вас и не тороплю, – голос Чепурова приторный.
– Да уж, – говорю, – торопиться не буду.
– Но напишите?
– Прочитаю, – говорю. – Если не понравится, вы же сами будете недовольны. А врать в печати я не умею.
– Нет уж, – испуган Чепуров. – если не понравится, не пишите, конечно.
Разумеется, я не написал.
Но книгу полистал.
Вся дорога – Любовь.
Для тебя, для меня.
А вокзалы не знают
Ни ночи, ни дня.
От огня до огня
С обоюдных сторон
Голубеет вагонами
Летний перрон.
Вот сейчас поплывёт
Синей речкой экспресс
Прямо в белую ночь
Через поле и лес.
Побежит, полетит —
Рокот, ропот колёс.
Мы встречались, прощались
Без размолвок и слёз.
Только люди не верят:
Это что за любовь?
Но бегущим колёсам
Вторю снова и вновь:
В нашем поезде жизни
Вся дорога – Любовь!
Понятно, что ничего писать я о книге Чепурова не стал. Как и обещал ему. Мне не понравилось.
Умер Чепуров 7 ноября 1990 года. В 68 лет (родился 16 июня 1922-го). 15 последних лет просидел на посту первого секретаря Ленинградской областной писательской организации.
8 ноября
Я рано начал печататься на первом курсе университета. Свои курсовые (а мы писали их каждый год) печатал как журнальные статьи. А диплом напечатал брошюрой в издательстве «Знание».
Это не ради хвастовства: хвастать мне нечем: те работы были невероятно плохими. Вспомнил, потому что моим редактором в «Знамени» была молодая миловидная женщина – жена критика Валерия Павловича Друзина (родился 8 ноября 1903 года).
Друзин звонил ей на работу, видимо, очень часто. Во всяком случае, когда я приходил в издательство, она отвечала по телефону мужу каждые полчаса. Клала трубку и, улыбаясь, глядела на меня: «Это Валерий Павлович». «Любит он вас», – улыбался я ей. «Ревнует, старикашка, – говорила она. – И соглашалась: – Любит, конечно! Куда ему деваться».
Сам по себе Друзин был человеком очень неприятным – занудливым, недобрым. Его статьи забылись, по-моему, даже раньше его смерти (умер 28 декабря 1980-го). Да и не умел он их писать.
Человек Кочетова, он в Ленинграде при Кочетове был главным редактором «Звезды». А когда Кочетов вместе с Фролом Романовым отбыл в Москву и стал главным редактором «Литературной газеты», замом главного он взял Друзина, который после ухода Кочетова ещё год исполнял обязанности главного редактора. Но стать главным ему не удалось. Перешёл в аппарат Союза писателей. Работал замом Председателя Союза. Был взят в Литинститут профессором, заведующим кафедрой советской литературы.
А что же он всё-таки написал? После войны книги о В. Саянове, Б. Ручьёве, В. Кочетове. До войны брошюрку (1927) о Есенине, статьи в рапповском стиле. Во время войны писал корреспонденции с фронта, работая в армейских газетах.
Зам ответственного секретаря «Литературной газеты» Лёня Чернецкий рассказывал, чем запомнился коллективу Друзин, когда стал и. о. главного. Что бы ни обсуждали в редакции – свежий номер на «летучке» или план будущего номера на «планёрке», Друзин, живший на даче в Переделкине, постоянно сворачивал к любимому: «Был я у такого-то (начальник!). Обещал устроить в Переделкине тёплые клозеты». Так и прозвали его в редакции, говорил Чернецкий: «Тёплый клозет!»
***
Подобные справки я уже здесь цитировал:
«Комитет
Государственной безопасности СССР
Управление по Ленинградской области
11 марта 1990 года
№10/28—517
Ленинград
Сметанич-Стенич Валентин Осипович, 8 ноября 1897 года рождения, уроженец Ленинграда, русский, гражданин СССР, беспартийный, писатель, член ССП, проживал: Ленинград, кан. Грибоедова, д. 9, кв. 126;
жена – Файнберг Любовь Давыдовна, 33 года (в 1937 году). В 1958 году Большинцова Л. Д. проживала: Москва, ул. Королева, д. 7, кв. 114.
Арестован 14 ноября 1937 года Управлением НКВД по Ленинградской области. Обвинялся по ст. 58—8 (террористический акт), 58—11 (организационная деятельность, направленная к совершению контрреволюционного преступления) УК РСФСР.
Приговором Военной Коллегии Верховного суда СССР от 20 сентября 1938 года определена высшая мера наказания – расстрел. Расстрелян 21 сентября 1938 года в Ленинграде.
Определением Военной Коллегии Верховного суда СССР от 24 октября 1957 года приговор Военной Коллегии Верховного суда СССР от 20 сентября 1938 года в отношении Сметанич-Стенича В. О. отменён, и дело, за отсутствием в его действиях состава преступления, прекращено.
