Джудит Леннокс - Следы на песке
— Вряд ли ему понравилась эта веселая компания.
Взгляд Руфуса был направлен вслед Гаю, который быстрым шагом приближался к воротам парка.
— Как у вас с ним?
Фейт наклонилась, чтобы пристегнуть поводки к собачьим ошейникам. Приподняв голову, она улыбнулась.
— Все хорошо.
— Ты была влюблена в него.
Слова Руфуса звучали как обвинение.
— С этим покончено, — твердо сказала Фейт. — Теперь мы хорошие друзья.
Он помолчал, потом спросил:
— Ты действительно веришь в это?
— Да. А почему ты спрашиваешь?
— Потому что любовь такого рода не может перейти в дружбу.
— Что за чушь! — Фейт подобрала с травы корзинку и коврик.
Стелла и Джейн давно убежали, спасаясь от дождя.
— Да ну?
— Конечно, чушь! И потом, что ты имеешь в виду, говоря о «любви такого рода»?
— Страстную любовь. По твоему собственному признанию, Фейт, ты любила Гая Невилла девять лет.
Фейт пошла по направлению к воротам, не обращая внимания на струи дождя, которые текли по лицу и насквозь пропитывали ее тонкое хлопчатобумажное платье.
— Я была ребенком. У меня не было страсти к Гаю. Никогда! — крикнула она, обернувшись.
И тут же вспомнила свой сон о том, как ее ужалила гадюка. Хорошо, что дождь хоть немного смог охладить ее вспыхнувшее лицо.
У ворот ее нагнал Руфус.
— Разумеется, он тоже тебя безумно любит, — с горечью сказал он.
И ушел прочь, оставив ее одиноко стоять под дождем.
Две большие порции джина с тоником немного охладили Элеонору. Выглянув из окна спальни, она увидела, что бронзовый лик солнца затянули серые облака, а по стеклу потекли первые капли дождя. Она сняла измятую одежду, умылась и расчесала волосы, потом достала из гардероба красное крепдешиновое платье. Отыскав в ящиках туалетного столика остатки помады и пудры, Элеонора слегка подкрасила губы и припудрила лицо. Потом посмотрела на часы. Семь. Время ужинать. Она не знала точно, дежурит ли сегодня Гай в больнице, но даже в дни дежурства он обычно приходил на ужин домой.
Вернувшись в кухню, Элеонора убедилась, что пирог в духовке хорошо поднялся и приобрел золотистый цвет, а овощи как раз сварились. Она накрыла на стол и зажгла свечи. Дождь барабанил по камням, покрывавшим внутренний дворик, и стекал по ступенькам, ведущим в цокольный этаж. Элеонора знала, что вспышки гнева у Гая не бывают долгими, что его раздражение — результат того, что он слишком много работает и слишком мало спит. Она знала и то, что, поразмыслив, Гай поймет, что она права и Оливеру лучше остаться в Дербишире. В конечном итоге Гай неизменно соглашался с ней. С его горячностью всегда можно было справиться. Он был упрям, но не любил конфликтов. Надо лишь суметь убедить его и проявить достаточную твердость.
В четверть восьмого Элеонора убрала пирог обратно в духовку, чтобы он не остыл. В половине восьмого она задула свечи. В восемь налила себе еще порцию спиртного и села в гостиной, сжав губы. Когда в двадцать минут девятого раздался звонок в дверь, Элеонора подумала, что Гай забыл ключи, а по пути из гостиной в прихожую решила, что, если он раскается в достаточной степени, она его простит.
Она распахнула входную дверь. На крыльце стоял Джейк Мальгрейв. Элеонора уставилась на него слегка затуманенным от спиртного взглядом.
— Гай дома? — спросил Джейк.
Она покачала головой.
— А Фейт? Я подумал, что, может быть, она ужинает у вас. Я был на Махония-роуд, но там никого нет.
Элеонора сжалась от ужасного подозрения. Куда мог уйти Гай после ссоры, как не к этой женщине — искать утешения? Она невольно вздрогнула.
— Гай скоро вернется. — Ей пришлось сконцентрировать усилия, чтобы слова прозвучали отчетливо. Джин и бурлящие внутри эмоции грозили нарушить ее обычную манеру держаться. Она заставила себя улыбнуться и продолжила: — А вашу сестру я уже давно не видела. Может быть, вы войдете в дом, Джейк?
Провожая гостя в гостиную, она мысленно представляла Гая и Фейт вместе. Гай изливает свои жалобы, Фейт утешает его, пользуясь его слабостью.
— Хотите выпить, Джейк?
Элеонора налила ему виски, а себе — еще джина. Она считала, что взяла себя в руки, и была довольна тем, как невозмутимо звучит ее голос, однако, когда она закрывала бутылку, рука ее дрожала.
— Я провел несколько дней в Норфолке, у родителей, — объяснил Джейк. — А с Гаем я хотел посоветоваться насчет мамы. Я беспокоюсь о ней — поэтому и вернулся в Лондон так рано. Мне кажется, она нездорова. К врачу обращаться не хочет. Я подумал, что, может, она согласится поговорить с Гаем.
— Возможно, ваша матушка просто переутомилась и перенервничала, как и все мы, — предположила Элеонора. На самом деле она слушала невнимательно; картина, на которой Гай и Фейт были вместе, упорно не исчезала из ее мыслей. — Я уверена, что вам не о чем беспокоиться. Дождь так и льет, — сказала она, выглянув в окно, и посмотрела на Джейка.
Его светлые, по-армейски коротко стриженые волосы слегка курчавились от дождя, а глаза казались ярко-синими на фоне загорелой кожи. Элеоноре всегда нравились мужчины в форме. Как жаль, что Гай не носит форму.
— Будете ужинать, Джейк?
— Спасибо, но я…
— Вы не возражаете, если мы поужинаем на кухне? Там гораздо уютнее.
Он начал отказываться, но она не стала слушать. В кухне было жарко и душно. Дождь беспрестанно барабанил в окна. Элеонора испытывала удовольствие, подавая Джейку Мальгрейву ужин, приготовленный для Гая. Сама она пила, но не ела. Она не могла есть, кусок не полез бы ей в горло. Вместо этого она наблюдала за Джейком. У него такое лицо, думала Элеонора, удивляясь нехарактерному для нее всплеску воображения, что достаточно лишь кое-что стереть или добавить несколько мазков кистью, и получится изображение ангела эпохи раннего Возрождения.
— Должно быть, армейская жизнь вас не утомляет, Джейк, — сказала она. — Вы хорошо выглядите.
Он поднял взгляд и улыбнулся.
— По правде говоря, в армии чертовски скучно и мерзко, но со мной все в порядке.
Если бы такие слова произнес Гай, Элеонора непременно сделала бы ему замечание, но сейчас промолчала. Напротив, ей было приятно, что Джейк впускает ее в свой мир. Было что-то запретно-притягательное в том, что они сидят здесь вдвоем, отгороженные грозой от остального мира. Элеонора не сводила с Джейка глаз. Рукава его рубашки были закатаны, на лбу проступила испарина. Элеонора подумала, что, хотя ей не нравятся Мальгрейвы, пожалуй, к Джейку ее неприязнь не так сильна, как к остальным.
— Еще добавки, Джейк, — сказала она, перекладывая ему на тарелку остатки пирога. Потом посмотрела на часы. — Наверное, Гай задержался в больнице. Так что мы здесь вдвоем. Я нисколько не огорчена этим, а вы?
Джейк покачал головой, улыбнулся и взглянул на свою тарелку.
— Вы балуете меня, Элеонора. Я страшно растолстею, а бедный Гай останется голодным.
Она коснулась его руки.
— Боюсь, что Гай иногда воспринимает меня как нечто само собой разумеющееся. Такое бывает с давно женатыми парами.
Ее смех звучал странно даже для нее самой. Рука все еще накрывала руку гостя. Элеонора чувствовала прохладу его кожи. Ей вдруг нестерпимо захотелось, чтобы Джейк провел большим пальцем по впадинке на ее ладони, чтобы он прижался к этой впадинке губами. Она не часто испытывала желание физической близости, и потому у нее перехватило дыхание от неожиданной силы вспыхнувшего сейчас влечения.
— Что вы скажете, Джейк? — В ее голосе все еще слышалась эта особенная хрипотца. — Давайте проведем вечер вместе? Сходим куда-нибудь… вдвоем.
— Извините, Элеонора, но мне надо идти, — сказал Джейк.
Подняв на него глаза, она поняла всю глубину своего заблуждения. Он даже не сумел скрыть свой шок и отсутствие интереса. Джейк Мальгрейв, не отличавшийся особой разборчивостью в своих увлечениях, совершенно не заинтересовался ею. Ощущение возникшей между ними общности было иллюзией. Он убрал свою руку из-под ее руки, и Элеонора почувствовала себя брошенной, одинокой, нежеланной — почти так же, как несколько лет назад, когда она встретила Хилари Тэйлор в универмаге «Фортнум энд Мейсон», — грузной, мешковатой, слишком домовитой. Старой.
Она взяла его пустую тарелку и подошла к раковине. Включила воду. Тарелка со стуком упала на дно.
— Все было изумительно вкусно, Элеонора, — услышала она голос Джейка. — Вы замечательно готовите.
Видимо, до Джейка дошло, что он ее обидел, и теперь он пытается загладить неловкость. Он не желает ее как женщину, но полагает, что, искренне похвалив ее стряпню, может утешить. Элеоноре хотелось закричать или плюнуть ему в лицо, но она не сделала ни того, ни другого. У нее было оружие поострее.
— Несколько дней назад я видела вашего отца, Джейк. Он был с подругой. Они выходили из дома на Куин-сквер. Прелестная девушка. Высокая, элегантная, платиновая блондинка, — думаю, настоящая, не крашенная. — Вытирая руки посудным полотенцем, Элеонора повернулась к Джейку и с улыбкой спросила: — Вы ее знаете?
