Иван Гончаров - Полное собрание сочинений и писем в двадцати томах Том 5
10
220
Но Обломов не… уехал ни через месяц, ни через три.
1
Вот уж август, Штольц давно в Париже, пишет к нему неистовые письма и получает каждый раз ответ, но не с робким оправданием, а в каком-то торжественном тоне, то с необыкновенным, то тревожным, то возвышенным настроением.
2
Послания эти повергали [Ан‹дрея›] Штольца в совершенное недоумение; наконец он потребовал
3 объяснения и получил в ответ такое письмо:
«Ты мучаешься, бедный мой Андрей, догадками, что со мной: удивляюсь тебе! Ты, такой проницательный, ты [не] по десяти письмам не догадываешься, что… Совестно сказать: мне тридцать семь лет – как я выговорю? Я влю… не могу, договори сам. Договорил? Ну и я повторю: я влюблен, следовательно, цель твоя увенчана успехом. [Да я] Ты не узнал бы теперь своего друга: во-первых, я живу на даче, в двенадцати верстах от города, у меня хорошенькая квартира, без паутины, без пыли, [с] вся в зелени, в цветах; я не в халате, а в элегантном летнем пальто, письменный стол, этажерка завалены книгами‹вышли, пожалуйста, Гейне [последнее] [новое] сочинение да Мишле второй том, а если еще что-то появилось, так и то; да нет ли новых порядочных романов, английских или франц‹узских›, – не для меня›, перья, бумага, чернила – всё в порядке, окна все настежь, Тарантьев был во всё лето всего один раз попросить денег "на содержание моей мебели на квартире у его кумы", Алексеев бывает часто для переписки моих (слышишь, моих бумаг) и для отправления их в деревню. Захар… только Захар
221
неизменен [в своей наружности]: ни бакенбард остричь, ни серого жилета скинуть не соглашается и на мое предложение мыть руки [твердит] уверяет, что они чистые. Зато – подивись – он женился на Анисье, кухарке, не знаю, что за перемена, разрыв ли с soi-disante*
1 кумой или внезапный пламень к Анисье, только однажды утром, еще в городе, – он угрюмо, она усмехаясь и стыдясь, – пришли ко мне и попросили благословения и денег на свадьбу. Вот отчего у меня теперь больше порядка в доме. ‹л. 74› Но я не о Захаре хотел писать к тебе. Я влюблен, следовательно, проснулся и воскрес. Но это только половина и самая неважная. Другая половина дела лучше, хотя мне еще труднее сказать тебе… Fatuité
2 не к лицу мне, но перед тобой я являюсь без маски и потому скажу: я… любим! Понял ли ты, отчего я теперь не в Париже, а в окрестностях Петербурга? Но цель твоя достигнута, ты творец моего превращения, потому что я узнал ее через тебя: ты познакомил меня в доме, ты потрудился
3 открыть немного перед ней грубую завесу, под которой, правду сказать, ничего и не таилось особенного, кроме
4 неизменно любящего тебя, а теперь и ее – сердца.
Однако я говорю "она, ее, ей, о ней", а кто – не сказал. Да Ольга, Боже мой, [у] к которой ты привел меня весной вечером и там оставил до ночи, а сам уехал. А я обезумел в этот
5 вечер, и [воротясь к себе] на другой никогда и нигде так ясно не звучали мне твои слова "теперь или никогда". "Теперь, теперь", – повторяло мне сердце, – да, нужно было, Андрей, чтобы не ум, даже твой, а сердце или, лучше сказать, чтоб ее взгляд сказал мне: "Теперь!". И он сказал так повелительно, так неотразимо, что [я, уснув] [для меня] я мгновенно проснулся и вот уже стою на возвратном пути с моей темной тропинки – опять к свету, к блеску, к счастью, к жизни. Я знаю, ты обрадуешься: что тебе за дело, что я начал не с того конца, что иду в храм
222
с боковой двери, или [лучше] что они вдруг все открылись передо мной. Вот мой план: мы женимся и поедем вместе за границу.
Я опять принялся за Винкельмана [и Рим‹ские›], твержу "Римские элегии", письма из Рима, не знаю, за что схватиться, – и, бросив всё, бегу туда, в парк, в голубой павильон, там в известные часы никого нет, мы одни. Тетка ее часто уезжает зачем-то в Кроншта‹д›т: она добра, [ласкова со м‹ной›], ты ее знаешь, ласкова со мной, но я, кажется, не кажусь ей выгодной партией. Она прочит Ольгу за какого-то барона,
1 но это не пугает меня, Ольга – олицетворенная [лю‹бовь›] энергия, воля, любовь. Она то покорна (мне, то есть любви своей), как пансионерка, то непреклонна и властолюбива,
2 естественна, проста, как… [цвето‹к›] полевой цветок, – кажется, только и умеет [дышать], что [ей] указано природой: дышать теплым воздухом, питаться росой и окрашиваться лучами и скромно свертываться в сумрак, – а иногда она ужасает меня [здрав‹ым смыслом?›] глубиной ума, верностью и разумностью понимания… Но прощай: я слышу ее шаги по дорожке – и это она…
3 она…»
4 ‹л. 74 об.›
223
Первоначальная редакция окончания главы XII части второй
(Т. 4, с. 283-287) *
Он замолчал. Она глядела на него строго и почти с унынием.
– Теперь всё! – робко сказал он.
– Нет, не всё: что-то есть, – сказала она, – но я вас [больше] не спрашиваю. Мне
1 ничего не нужно,
2 – сказала она и накинула на плеча мантилью,
3 потом
4 достала с ветки косынку, завязала голову
5 и взяла зонтик.
– Куда вы
6 так рано? – с изумлением спросил он.
– [Пусти] [Вон] Домой, – сказала она, – вон тут ходят чужие: нас могут увидеть… ‹л. 111 об.›
– Ах, никто не увидит.
– А совесть?
– Молчит: ты
7 ее успокоила, – говорил он, мешая ей руками идти.
– Пустите,
8 – говорила она, устраняя его руки, – моя просыпается…
9 Вы мне даете другой урок, третьего я не стану дожидаться.
224
– Нет, нет, нет, Ольга, не пущу: опять горизонт ясен, опять я счастлив, буря улеглась в сердце.
1 Я тебя не пущу, нет, нет.
2
– Никаких бурь нет, – сказала она. – Вы их [все вы‹думали›] выдумываете сами. Я молода, неопытна, вы просто играете со мной в любовь, Илья Ильич. Вам хотелось испытать, можете ли вы внушить ее,
3 вы успели
4 и уснули на лаврах. Вам скучно, и вы выдумываете бури, тревоги.
5 Самолюбие польщено, вы начинаете скучать. Любовь не пища вашей жизни, а [забавы] забава… Но помните, mr Обломов, что
6 я [недар‹ом›] тоже пользуюсь этими уроками – и плакать больше не стану. Прощайте.
– Как ты, Ольга… можешь думать… Ольга, Ольга.
7 Она уходила.
8
– Ольга Сергеевна! – в отчаянье крикнул он. Она двигалась [уходила] [шагала] проворно, песок сухо трещал под ее ботинками.
225
– Ольга, Ольга. Я не всё сказал… Не слышит – идет.
– Ради Бога! – отчаянным подавляемым голосом кричал он, протягивая к ней руки. – Если в тебе была капля любви, если тебе жаль меня… Не бросай… воротись, воротись!
1
Он сел на траву, сжал кулаки и приложил к лицу – через минуту уже не слышно стало и шагов. Он в отчаянье поднял глаза
2 – Ольга перед ним: он задрожал.
– Ах, ты здесь, не ушла!
3 – в радостном трепете [он] схватил ее за руку.
– Ты сумасшедший, ты ребенок! – говорила она, – и я точно ребенок с тобой. Ну, сядь здесь и успокойся.
4
– Ты не уйдешь, не расстанешься? – спрашивал он, держа ее за руку. – Не уходи: ведь ты, Ольга, одно звено, которое связывает меня с жизнью.
