Пэлем Вудхауз - Том 14. М-р Моллой и другие
— Нет, — ответил он, — хорошо я себя не чувствую. Чувствую я себя так, как чувствовал себя Джордж, когда миссис Моллой долбанула его свинцовой дубинкой. Знаете что?
Мистер Корнелиус ответил, что не знает.
— Вы ведь и Пуфика Проссера не знаете?
— Встречаться не довелось. С другой стороны, вы мне не раз о нем говорили.
— Так вот, когда вы его все-таки встретите, окажите любезность, сядьте ему на брюшко и снимите с него кожицу тупым лезвием. Этот гад меня околпачил.
— Простите?..
— Утром я встал и поехал к нему.
— Это мне миссис Фостер сказала.
— А, значит, вы с Салли сегодня виделись?
— Да, я ее проводил до машины. У нее с собой была змея, принадлежащая, насколько я понял, супругу мисс Йорк. Она везла ее в Клейнз Холл. Довольно любопытная история. Мне кажется… Да, но вы начали рассказывать о вашем визите к мистеру Проссеру.
Фредди сделал протестующий жест.
— Он не мистер Проссер, а боров. Или, если хотите, гад. Прихожу я к нему на Итон-сквер и застаю его в печали. Он только что вернулся из полицейского суда, где председательствующий мировой судья вздул его на пятьдесят фунтиков и напоследок сказал, что он должен ему в ножки кланяться, потому что мог бы легко схлопотать четырнадцать суток без замены штрафом.
— Вы меня просто поражаете, мистер Виджен! Как же так?
— Я вам разве не рассказывал, как он пытался вчера в «Баррибо» умертвить Моллоя? Нет? Ну, так вот, он пытался; шилась gendarmerie,[70] сгребли его в кучу, и ночь он провел в застенке. Это далось ему нелегко; особенно он горевал из-за того, что его насильно помыли. В первые десять минут он вообще ни о чем другом говорить не мог, но как только я ввернул словечко и протянул ему bijouterie, он меня спрашивает: «А это еще что?» Я ему объясняю, что это драгоценности его благоверной, и мне не хотелось бы диктовать условий, так что вопрос о вознаграждении я полностью передаю на его усмотрение, однако считал бы, что десять процентов от их стоимости удовлетворило бы все стороны. И что же, вы думаете, он мне ответил? Поклялся здоровьем своей матери, что и гроша ломанного не даст и добавил, что если б в этом несчастном мире всякие недоразвитые утконосы не лезли к нормальным людям с уродскими услугами, то человечество с благодарностью бы вздохнуло. По-моему, он застраховал свое добро в два раза дороже стоимости, получил деньги, и теперь должен будет вернуть их страховой компании. Словом, он очень раскипятился, я же понял, что мое присутствие неуместно, и пошел своей дорогой. А я еще рассчитывал стрясти с него целых три штуки! — возопил Фредди, не отводя от кролика взгляда и, видимо, ожидая у того сочувствия.
Сочувствия он не дождался, кролики снискали печальную известность полным равнодушием к людским горестям — сапат-латук, салат-латук, вот кролику и сват, и друг, — но мистер Корнелиус это восполнил. Борода квартирного агента затрепетала, как ей и положено, когда ее обладатель слышит рассказ о бедствиях дорогого ему человека. Он стоял молча, как бы обдумывая какую-то мысль или стараясь прийти к какому-то решению.
— Существует иной источник, мистер Виджен, — сказал он. — Вы можете получить необходимые средства.
Фредди удивился.
— Неужели Салли вам рассказала об этой своей затее, ну, с Лейлой Йорк? Да, теперь, когда Пуфик оказался полным гадом, это наш последний шанс. Я ей позвонил из «Трутней», сообщил насчет Пуфика, и хотя, конечно, от таких новостей недолго и свихнуться, она их приняла очень достойно. Сказала, что все будет хорошо, поскольку у Лейлы Йорк золотое сердце, а денег — целый амбар. Что ж, я вошел в образ, сказал: «Отлично!» или что-то в этом духе, но честно вам признаюсь, Корнелиус, мне неприятно занимать у женщины. Так, все-таки, не делают. Правда, как все время подчеркивает Салли, я беру деньги в долг, то есть не предлагаю просто поделиться, и, однако ж…
Фредди еще не закончил мысль, но тут раздался звонок, и он решил обратить на это внимание собеседника. В таком возрасте человек вправе быть туговатым на ухо.
— У вас телефон звонит, Корнелиус.
— По-моему, это у вас, мистер Виджен.
— А ведь правда! — вскрикнул Фредди, возвращаясь к жизни. — Это, наверное, Салли. Простите.
Оставшись один, мистер Корнелиус предался созерцанию. Кролики подергивали носами, теряясь в догадках, почему прекратились бесперебойные до сей поры поставки латука, но задумчивость его была глубока. Когда же, спустя какое-то время, на заднем крыльце «Мирной гавани» появился Фредди, мистер Корнелиус одним взглядом смог определить, что хороших вестей тот не услышал. Его облик сразу напомнил квартирному агенту, как выглядел брат его Чарлз в те дни, когда разгорелся весь этот скандал из-за пропавшей наличности его хозяина. Чарлз, уличенный в казнокрадстве, выглядел так, словно на него с порядочной высоты обрушилась немалая масса. Фредди был ничем не лучше. Не тратясь на предисловия, он сообщил:
— Ну, полный финиш.
— Простите, как вы сказани?
— Все к собакам!
Мистер Корнелиус снова попросил прощения, и Фредди пришлось взять себя в руки. Он понял, что если хочет рассчитывать на сочувствие, должен выражаться более связно.
— Позвонила Салли, из Клейнз Холла, и представляете, что она сказала? Лейлы Йорк там больше нет!
— Она умерла? — спросил вмиг побелевший Корнелиус.
— Хуже, — сказал Фредди. — Умахнула за границу со своим муженьком. Адреса не оставила, только записку, где говорится, что они собираются странствовать туда-сюда на машине, где — понятия не имеют, когда вернутся — тоже. Короче говоря, удалилась в астрал, порвав контакты с родом человеческим, и вычислить ее невозможно. Понимаете, что это значит?
— Вы не сможете обратиться к ней за помощью?
— Именно! Я бы, правда, сказал, что нам теперь ни копья с нее не стрясти, но вы выразились достаточно удачно. А Боддингтону я должен отписать в ближайшие два дня. Теперь понимаете, почему я сказал, что все к собакам? Потому что на горизонте нет ни лучика…
Хроника наша уже упоминала, что роскошнейшие кущи на лице мистера Корнелиуса мешали наблюдателю определить, выпятил ли тот губы. Не меньшие сложности касались и улыбки, что важно в данную минуту. Возможно, Фредди и заметил нежное трепетание могучих дубрав, но не более; и продолжал все в том же заупокойном духе:
— Лейла Йорк была последней нашей надеждой. К кому еще взывать о помощи?
— Ко мне, ко мне, мистер Виджен, — отвечал Корнелиус. — Я буду счастлив, если вы согласитесь принять от меня ссуду. Это я и имел в виду, когда заговорил об ином источнике.
Фредди уставился на него.
— К вам?!
— Разумеется. Мне будет очень приятно.
Фредди вдруг охватило чувство, знакомое по кроссвордам и головоломкам в «Тайме», — ему почудилось, что рассудок его пошатнулся на своем подиуме. Хотя ни малейший признак не указывал на то, что у мистера Корнелиуса не все дома, еще меньше было поводов думать, что он решил сострить. Однако третьего истолкования его словам Фредди подобрать не мог.
— Послушайте, — сказал он. — Вы уверены, что хорошо все поняли? Я не пятерку до среды хочу занять, а три тысячи фунтов!
— Я с самого начала именно так вас и понял.
— То есть вы хотите сказать, что у вас есть три тысячи фунтов?
— Совершенно точно.
— И вы жаждете одолжить их мне?
— С восторгом и удовольствием.
— Та-ак, — сказал Фредди, который раз внемля упрекам совести. — Честно признаюсь, пиастры нужны мне позарез, очень уж жалко прощелкать такой проект. Исходя из того, что пишет Боддингтон, я могу твердо пообещать, что через какое-то время расплачусь. Однако мне все равно не хочется, чтобы вы ради этого рисковали сбережениями всей своей жизни.
И вновь зашевелилась борода у мистера Корнелиуса, словно в ней заблудился пришлый ветерок.
— Это нельзя назвать сбережениями, мистер Виджен. Кажется, я говорил с вами как-то о своем брате?
— Который живет в Америке?
— Который жил в Америке, — поправил мистер Корнелиус, — Несколько дней назад его не стало. Он разбился, выпав из собственного самолета.
— Вы что, шутите? Я просто в ужасе…
— Я тоже. Я был очень привязан к Чарлзу, да и он ко мне. Он часто уговаривал меня оставить дело и перебраться к нему в Нью-Йорк, но пришлось бы расстаться с Вэлли Филдс, и я всякий раз воздерживался. Причина, побудившая меня вспомнить о нем по ходу нашей беседы, заключается в том, что он завещал мне все свое состояние, оцениваемое, по утверждению адвокатов, то ли в три, то ли в четыре миллиона долларов.
— Что-о-о?!!
— Так они сказали.
— Держите меня, а то я буду кусаться!
— Завещание еще надо официально утвердить, но адвокаты имеют возможность выделять по моему требованию любые суммы, в том числе и крупные, так что вы можете не сомневаться в том, что такая тривиальная просьба, как три тысячи фунтов, не встретит ни малейших препятствий.
