Джон Стейнбек - Неведомому Богу. Луна зашла
— Я надеялся, что вы останетесь ещё хотя бы ненадолго. Я бы передал вам свои знания. Думаю, что вы могли бы передать мне свои.
Джозеф горько рассмеялся.
— Мне передать нечего. Мои познания оказались бесполезными. Как мы сможем найти наших лошадей в тумане?
— О, сейчас я вам их добуду.
Подойдя к двери, он пронзительно свистнул, и в тот же миг раздался звон серебряного колокольчика. Рысью выскочили ослики, а за ними — обе лошади.
Джозеф с Томасом оседлали лошадей, навьючили на них одеяла, а потом Джозеф повернулся, чтобы попрощаться со стариком, но тот исчез в тумане и не ответил, когда Джозеф позвал его.
«Он — сумасшедший, — сказал Томас. — Поехали, пора».
Они направили своих лошадей по тропинке, положившись на их чутьё, ибо туман был слишком плотным, чтобы человек смог найти в нём дорогу. Они въехали в ложбину, где в окружении буйной растительности стояли мамонтовые деревья. Влага каплями дрожала на каждом листке, а лоскутки тумана цеплялись за стволы деревьев, как обрывки флагов. Всадники проехали уже полпути по дороге к перевалу, прежде чем туман начал редеть и исчезать, клубами поднимаясь вверх, словно легион духов, преследуемых светом дня. Наконец, тропинка вскарабкалась выше уровня тумана и, оглянувшись назад, Джозеф с Томасом увидели мятущееся марево, которое, простираясь до горизонта, скрывало от взгляда море и склоны гор. Вскоре, достигнув перевала, они увидели свою насухо выжженную злым солнцем мёртвую долину с поднимавшимися над ней волнами горячего воздуха. На перевале они задержались, оглядываясь на зелень, растущую в каньоне, откуда они выехали, и на серое море тумана.
— Ужасно не хочется уезжать отсюда, — сказал Томас. — Если бы там был корм для скота, я бы перебрался туда.
На мгновение Джозеф обернулся, а затем устремил свой взгляд вперёд, за перевал.
— Там — не наше, Томас, — сказал он. — Это — как прекрасная женщина, которая нам не принадлежит, — подстегнув свою лошадь, он направил её вверх по горячим битым камням. — Старик знал тайну, Том. Он говорил мне об абсолютном совершенстве.
— Он — сумасшедший, — продолжал настаивать Томас. — И в любом другом месте его бы посадили под замок. Зачем ему нужно держать всех этих тварей в клетках?
Джозеф задумался над тем, как ему всё растолковать. Он попробовал представить, с чего бы он начал.
— Ох, ну он… он держит их, чтобы съесть, — сказал он. — Дичь подстрелить нелегко, поэтому он ловит их и держит до тех пор, пока они ему не понадобятся.
— Тогда всё в порядке, — уже более спокойным голосом сказал Томас. — Я думал, здесь что-то ещё. Если всё так и есть, я не против. Тогда его сумасшествию нечего делать с животными и птицами.
— Совсем нечего, — сказал Джозеф.
— Если бы я знал, я бы не уехал. Я боялся, что это была какая-то церемония.
— Ты боишься всякого ритуала, Томас. И знаешь, почему?
Джозеф сдержал свою лошадь, чтобы Томас смог догнать его.
— Нет, не знаю, — бесхитростно признался Томас, — но, кажется, что здесь — какая-то ловушка, что-то вроде силка.
— Может быть, так оно и есть, — сказал Джозеф, — я об этом не думал.
Спустившись по откосу к истоку реки, заросшему сухим ломким мхом и чёрными папоротниками, они остановились под растущими на берегу деревьями.
— Давай уйдём за хребет и перегоним туда весь скот, который попадётся нам на глаза, — сказал Томас.
Они отъехали от реки и, поднимая вокруг себя клубы пыли, двигались теперь вдоль той части хребта, где горы образовали уступ. Внезапно Томас натянул поводья своей лошади и указал в том направлении, куда понижался склон.
— Вон, посмотри.
Пятнадцать или двадцать кучек переломанных костей лежало на склоне, серые койоты, крадучись, убегали от них в кусты, а стервятники, сидевшие на рёбрах, с криком хватали последние куски мяса.
— Я уже такое видел. Вот за что я терпеть не могу этот край. Никогда сюда не вернусь! — воскликнул он. — Поехали, я хочу попасть на ранчо. Хочу выехать завтра, если получится.
Томас тронул шпорой свою лошадь и, покинув свалку костей, галопом поскакал к подножью холма.
Джозеф не пытался догнать его, хотя и не упускал из вида. В сердце Джозефа царили печаль и уныние. «Почему-то не получилось, — подумал он. — Мне было предназначено заботиться об этой земле, а не получилось». Досада на себя и на землю охватила его. Но он сказал: «Я её не оставлю. Я останусь здесь, с ней. Может быть, она не погибнет». Он подумал о скале, окружённой соснами, и возбуждение охватило его. «Удивительно, если ручеёк пересох. Если он всё ещё течёт, земля не умерла. Поеду-ка посмотрю, да побыстрее». Миновав самую высокую часть гряды, он увидел, что Томас галопом скачет в направлении домов. Перекладины изгороди, окружавшей последние стога, были сброшены на землю, и ненасытный скот уже проел в сене дыры. Подъехав ближе, Джозеф увидел, что животные отощали, а на их боках остались лишь кожа да кости. Когда он въезжал на ранчо, Томас разговаривал с возчиком Мануэлем.
— Сколько? — интересовался он.
— Четыреста шестнадцать, — сказал Мануэль.
— Больше сотни! — Томас быстро зашагал прочь. Джозеф, провожая его взглядом, увидел, как он заходит в сарай. Он повернулся к возчику:
— А остальные дойдут до Сан-Хоакина, Мануэль?
Мануэль слегка повёл плечами.
— Мы поедем медленно. Может быть, найдём немного травы. Может быть, найдём и что-то ещё. Но какое-то количество коров мы всё равно потеряем. Ужасно не хочется вашему брату терять коров. Любит он коров.
— Отдайте им всё сено, — распорядился Джозеф. — Когда сено закончится, мы поедем.
— Сено закончится завтра, — сказал Мануэль.
В фургоны, стоявшие во дворе, загружали матрасы, клетки с цыплятами и кухонную утварь, аккуратно укладывая их друг на друга. Чтобы помочь перегнать стада, приехали Ромас с ещё одним возчиком. На плечи Рамы ложились стирка, уход за Томасом и управление студебеккеровским фургоном с зерном и двумя бочонками воды. Натянув на повозки брезент, в них разместили запасы продовольствия, трёх живых свиней и пару гусей. С собой брали всё, чтобы хватило до зимы.
Вечером, когда Джозеф сидел на крыльце своего дома и наблюдал за последними приготовлениями, Рама, оставив работу, подошла к нему и присела на ступеньку.
— Почему ты остаёшься? — спросила она.
— Кому-то ведь надо присматривать за ранчо, Рама.
— Но что осталось, за чем присматривать? Томас прав, Джозеф; здесь нечего терять.
Его глаза высматривали гряду с чёрными соснами.
— Здесь есть, что терять. Я останусь на ранчо.
Она глубоко вздохнула.
— Полагаю, ты хочешь, чтобы я взяла малыша к себе.
— Да, я не знаю, как его нянчить.
— Знаешь, в палатке ему предстоит не очень-то сладкая жизнь.
— Ты хочешь взять его себе, Рама? — спросил он.
— Да, хочу. Хочу, чтобы он был моим.
Джозеф отвернулся и снова поднял глаза на сосновый лес. Край солнца опустился за Пуэрто-Суело. Джозеф подумал о старике и его жертвоприношении.
— Зачем тебе ребёнок? — тихо спросил он.
— Потому что он — часть тебя.
— Ты любишь меня, Рама? Так?
У неё внезапно перехватило дыхание.
— Нет, — воскликнула она. — Я тебя почти ненавижу.
— Тогда забирай ребёнка, — быстро сказал он. — Ребёнок — твой. Клянусь. Он твой — навсегда. Я больше на него не претендую.
И он быстро, словно ища ответа, посмотрел на гряду с соснами.
— Как я могу быть уверена? — Рама была обеспокоена. — Если ребёнок должен стать для меня своим и ему придётся думать, что я — его мать, как я могу быть уверена, что ты не приедешь и не заберёшь его назад?
Он улыбнулся, и знакомое умиротворение охватило его. Он указал на мёртвое, лишённое листвы дерево у крыльца.
— Смотри, Рама. Вот дерево, которое было моим. Оно было центром всего, что находится вокруг, было для этой земли чем-то вроде отца. А Бартон убил его.
Он замолчал и взъерошил бороду, как делал его отец. Глаза его вздрогнули от боли и, сопротивляясь ей, сжались.
— Погляди на гряду, где сосны, — сказал он. — Там, на поляне, круг, а в нём — скала. Скала убила Элизабет. За холмом — их с Бенджи могилы.
Она в растерянности смотрела на него.
— Земля разорена, — продолжал он. — Земля не умерла, но побеждена силой гораздо большей, чем та, что есть у неё. И я остаюсь, чтобы защитить землю.
— И что всё это значит для меня? — спросила она. — Для меня или для ребёнка?
— Ну, я не знаю, — сказал он. — Может быть, тебе легче будет получить ребёнка. Мне кажется, таким образом можно помочь земле.
Резким движением она отбросила волосы назад и пригладила их.
— Ты хочешь сказать, что приносишь ребёнка в жертву, так, Джозеф?
— Не знаю, как это назвать, — сказал он. — Я пытаюсь помочь земле; поэтому нечего бояться, что я заберу ребёнка назад.
