Дзюнъитиро Танидзаки - МЕЛКИЙ СНЕГ (Снежный пейзаж)
Что же до господина Номуры, заметила далее г-жа Дзимба, то, несмотря на свой несколько мрачный вид, он обладает по-настоящему добрым, отзывчивым сердцем. Он был на редкость заботливым мужем — так утверждают люди, знающие его ещё со времён первого брака. Когда его супруга заболела, он так трогательно ухаживал за нею, что даже посторонние не могли глядеть на это без слёз. В комнате у него до сих пор стоит её фотографический портрет. Впрочем, Сатико и сама видела. Конечно, если задаться целью выискивать недостатки, то их найдётся сколько угодно, продолжала г-жа Дзимба, но она придерживается того мнения, что для женщины самое главное, чтобы муж любил её и заботился о ней. Одним словом, она просит Сатико и её близких хорошенько обдумать это предложение и по возможности скорее дать ответ.
Чтобы подготовить почву для отступления и не ставить под удар Юкико, Сатико ответила г-же Дзимба, что, какова бы ни была воля сестры, решающее слово в этом вопросе принадлежит не им с мужем, а «главному дому». Они с Тэйноскэ всего лишь, так сказать, посредники, наведением же справок о господине Номуре занимаются старшая сестра с зятем.
* * *Перемен к лучшему в состоянии Сатико всё не наступало, врачи предписали ей полный покой, и поэтому она была лишена возможности сразу поговорить с Юкико. Лишь на пятый день после смотрин Сатико наконец удалось залучить сестру к себе в комнату.
— Ну как тебе господин Номура, Юкико?
В ответ та лишь неопределённо пожала плечами. Тогда Сатико в общих чертах пересказала ей разговор с г-жой Дзимба.
— В её словах есть резон. Но… ты выглядишь так молодо, что рядом с тобой он кажется дряхлым стариком. Как ты сама считаешь?
Сатико внимательно следила за выражением лица сестры.
— Мне кажется, этот человек не будет ни в чем мне перечить. Я смогу жить так, как мне захочется.
Ничего более определённого Юкико не сказала. Сатико, однако, хорошо понимала смысл её фразы «и смогу жить так, как мне захочется»: Юкико наверняка имела в виду возможность беспрепятственно приезжать в Асию, как только ей вздумается. С другим мужем это было бы не так-то просто, но Юкико, как видно, полагала, что, выйдя замуж за этого старика, вправе рассчитывать хотя бы на такое утешение.
Любому мало-мальски уважающему себя мужчине сама эта мысль показалась бы оскорбительной, подумала про себя Сатико, но этот старичок, судя по всему, даже узнав об истинных мотивах Юкико, всё равно умолял бы её выйти за него замуж. Впрочем, выйдя замуж, Юкико, возможно, поймёт, что всё гораздо сложнее, чем ей сейчас кажется. Не исключено, что глубокая, искренняя привязанность престарелого мужа вызовет в ней ответное чувство и она забудет Асию, тем более если у неё появится ребёнок. Вообще говоря, ей, Сатико, следовало бы быть благодарной этому человеку, который столь горячо желает брака с её засидевшейся в невестах сестрой. Он вовсе не заслуживает той огульной неприязни, которую Сатико к нему питает.
— Что ж, возможно, ты и права, — сказала Сатико, но, как ни пыталась она добиться от сестры более ясного ответа, та лишь отшутилась:
— Не расспрашивай меня больше ни о чем, а то я расплачусь…
На следующий день, лёжа в постели, Сатико набросала коротенькое письмо в Токио, в котором сообщала только о том, что смотрины состоялись. Ответа от Цуруко, однако, не последовало.
С наступлением недели Хиган Сатико начала понемногу вставать. Однажды утром, обрадовавшись по-весеннему ясному небу, она вышла из своей комнаты на веранду, чтобы погреться на солнышке, и увидела направлявшуюся в сад Юкико. Она собралась было окликнуть сестру, но потом подумала, что та, должно быть, хочет побыть одна, пока Эцуко в школе.
Юкико обошла цветочную клумбу, осмотрела ветки готовящейся зацвести сирени около пруда, взяла на руки подбежавшую к ней кошку Судзу и опустилась на корточки возле подстриженного в виде шара куста гардении. Сатико со второго этажа наблюдала, как она трётся щекой о мягкую мордочку кошки. Даже не видя лица сестры, Сатико могла без труда угадать её мысли. Юкико наверняка думает о том, что совсем скоро ей предстоит возвращаться в Токио, и ей грустно расставаться с этим весенним садом. Должно быть, в душе она молит судьбу позволить ей побыть здесь ещё немного и увидеть сирень в полном цвету. До сих пор никаких распоряжений из «главного дома» они не получили, но всем было ясно, что Юкико с тревогой ждёт их со дня на день и радуется каждому лишнему дню, который может провести в Асии.
Как ни странно, тихая и замкнутая Юкико отнюдь не была домоседкой. Будь Сатико здорова, она постаралась бы каждый день вывозить Юкико в город — они ходили бы в кино, пили бы чай в кафе. Юкико, казалось, была не в силах дождаться выздоровления сестры. В погожие дни она просто-напросто не могла усидеть на месте и успокаивалась лишь тогда, когда ей удавалось уговорить Таэко прогуляться вместе по Кобэ. Условившись с нею по телефону о встрече, Юкико, сияя от радости, спешила выпорхнуть из дома. Мысли о сватовстве, казалось, ничуть её не занимали.
Таэко, которой то и дело приходилось развлекать сестру, не раз жаловалась Сатико: сейчас у неё много работы и она не может позволить себе тратить столько времени на прогулки, тем более что Юкико выбирает для них послеобеденные часы, когда она и без того разрывается на части.
Однажды, вернувшись домой, Таэко сказала:
— Вчера вышла довольно забавная история. — И Сатико узнала следующее.
Накануне вечером, прогуливаясь с Юкико в районе Мотомати, они зашли в кондитерскую купить пирожных. Вдруг Юкико ни с того ни с сего пришла в смятение:
— Что мне делать, Кой-сан? Он здесь!
— Кто? — спросила Таэко.
Юкико, вне себя от волнения, продолжала повторять:
— Он здесь, он здесь…
Тут из-за столика в зале поднялся какой-то незнакомый Таэко пожилой господин и решительной походкой направился к Юкико. Учтиво поздоровавшись, он сказал:
— Если вы не очень торопитесь, быть может, я могу предложить вам выпить со мной чаю? Это займёт у вас не более пятнадцати минут.
Юкико залилась краской и в полном замешательстве пробормотала что-то невнятное.
— Право же, прошу вас, — повторил тот. Наконец, как видно отчаявшись получить какой-либо ответ, он столь же учтиво извинился и вернулся к своему столику.
— Скорее, Кой-сан, скорее! — прошептала Юкико и, едва дождавшись, когда упакуют пирожные, выскочила на улицу.
— Кто этот человек? — спросила у неё Таэко.
— Это он, тот самый, с кем я недавно встречалась.
Тут только до Таэко дошло, что это был Номура.
— Странная всё-таки Юкико. Могла бы придумать какой-нибудь невинный предлог, а она знай себе стоит и бормочет какую-то невнятицу.
— Да, в таких случаях она совершенно теряется, словно семнадцатилетняя барышня.
Воспользовавшись случаем, Сатико спросила сестру, не было ли у них с Юкико какого-нибудь разговора о Номуре.
Как выяснилось, такой разговор был и Юкико сказала, что, хотя в вопросе о своём замужестве она всецело полагается на решение старших сестёр, о браке с Номурой не может быть и речи. Больше того, она выразила пожелание, чтобы Таэко от её имени попросила Сатико отказать Номуре. Таэко эти слова ничуть не удивили: увидев Номуру, она поняла, что перспектива стать женой этого старикана не способна прельстить Юкико.
Однако, как оказалось, Юкико смущает не столько внешность Номуры, сколько то, что, пригласив её к себе домой после смотрин, он счёл возможным продемонстрировать ей фотографии первой жены и детей. Конечно, она понимает, что для Номуры это второй брак, сказала Юкико, но разве так уж трудно догадаться, что ей неприятно смотреть на эти фотографии? Она способна понять чувства вдовца, который чтит память своих умерших близких, но, пригласив в дом будущую невесту, он мог бы незаметно убрать эти фотографии или, уж если на то пошло, вовсе не подводить её к божнице, где они выставлены. Одного этого довольно, чтобы сделать вывод: Номура — человек чёрствый, а такого Юкико никогда не сможет полюбить.
Спустя несколько дней после этого разговора окончательно выздоровевшая Сатико оделась и приготовилась выйти из дома.
— Я еду к госпоже Дзимба, чтобы сообщить ей о нашем отказе, — сказала она Юкико.
— Вот как?
— Кой-сан мне всё рассказала.
Как Сатико и намеревалась поступить с самого начала, в разговоре с г-жой Дзимба она преподнесла дело таким образом, будто отказ исходит от «главного дома». Вернувшись долгой, она коротко сообщила Юкико, что всё улажено, и та не стала ни о чем её расспрашивать.
Спустя некоторое время от г-жи Дзимба принесли записку, в которой она просила Сатико взять на себя половину расходов за ужин счёт из ресторана «Пекин» прилагался. Сатико в тот же день отправила ей чек, и на этом эпопея со сватовством закончилась.
