Дзюнъитиро Танидзаки - Ключ
Обзор книги Дзюнъитиро Танидзаки - Ключ
Танидзаки Дзюнъитиро
Ключ
Дневник Мужа[1]
–
С 1 января нынешнегогода начну заносить в дневник то, о чем прежде не решался упоминать. Я всячески избегал входить в подробности моих интимных отношений с женой. Боялся, что тайком прочтет и рассердится, но теперь я решил отбросить все страхи. Жена наверняка знает, где в моем кабинете, в каком ящике спрятан дневник. Разумеется, ей, родившейся в старинной киотоской семье, воспитанной в духе феодальных устоев, ей, которая все еще чтит ветхие, отжившие добродетели и, можно сказать, кичится ими, читать исподтишка дневник мужа было бы верхом неприличия, и однако, у меня есть основания не исключать такую возможность. Если я стану излагать в моем дневнике подробности нашей интимной жизни – чего не делал прежде, – удержится ли она от соблазна проникнуть в тайны мужа? По натуре она женщина скрытная, коварная. Ей свойственно прикидываться, что она знать ничего не знает, таить, что у нее на уме, да еще она, увы, уверена, будто в этом и заключается хваленая женская скромность. Ключ от ящика, в котором лежит дневник, я обычно прячу в укромных местах, вдобавок время от времени их меняю, но не сомневаюсь, ей, любящей везде совать свой нос, все мои тайники давно известны. Впрочем, она может поступить еще проще, подобрав подходящий ключ... Вот написал: «теперь я решил отбросить все страхи», но, если честно, я и прежде не испытывал особого страха. Больше того, подсознательно допускал, даже надеялся, что она читает мой дневник. Зачем же в таком случае я запирал ящик, зачем прятал ключ? Вероятно, потакал ее страсти все выведывать. К тому же, если намеренно оставить дневник на виду, она подумает: «Для того он и пишет дневник, чтоб я его читала», и утратит к нему всякое доверие. А то еще решит, что где-то в другом месте я прячу настоящий дневник... Икуко, возлюбленная моя, драгоценная жена! Я не знаю наверное, заглядываешь ты в мой дневник или нет. Спрашиватьбесполезно, ты скажешь: «Не в моих правилах читать без спросу чужие записи». Но если все же читаешь, поверь, этот дневник не ложный и все в нем – подлинная правда. Впрочем, убеждать недоверчивого человека – только еще сильнее возбуждать в нем подозрительность, поэтому хватит об этом. Если ты все-таки будешь читать мой дневник, сама рассудишь, насколько правдив он.
Разумеется, я не собираюсь вести дневник с оглядкой на жену. И не постесняюсь писать о том, что может ее огорчить и даже причинить боль. Побуждает меня к этому ее крайняя скрытность – она считает постыдным, чтобы супруги обсуждали между собой свои интимные отношения, и если мне случается допустить в разговоре вольность, затыкает уши – ее лицемерная «скромность», ее пресловутая «женственность», ее напускная «утонченность». После двадцати лет брака, имея дочь на выданье, она до сих пор в постели все делает молча, от нее не услышишь ни одного ласкового любовного слова. И это называется супруги? Пишу, отчаявшись поговорить с ней напрямую о нашей интимной жизни. Не важно, читает она украдкой мой дневник или нет, буду писать так, как если б читала, буду разговаривать с ней посредством дневника...
Прежде всего хочу сказать, что страстно люблю ее – я и раньше не раз писал это, но, думаю, она сама знает, что я не лгу. Однако физически я не в состоянии соответствовать ее бурному темпераменту. В этом году мне исполняется пятьдесят шесть(ей – сорок пять), записывать себя в немощные старики вроде бы рановато, но с каких-то пор я стал в постели быстро утомляться. Если честно, сейчас мне хватает одного раза в неделю, а лучше раз в десять дней. Она же (ей претит откровенно говорить на эту тему), несмотря на лимфатический склад и слабое сердце, в постели обнаруживает болезненный пыл. Если что меня смущает и выбивает из колеи, так именно это. Моя вина, что я не в силах исполнять, как подобает, свой супружеский долг, но если б она, желая утолить свою неудовлетворенность (возможно, эти слова ее возмутят: «Неужто ты считаешь меня распутной?», но я пишу «если бы», я только делаю допущение), если б она пошла на сторону, я б этого не перенес. Уже одно только допущение наполняет меня ревностью. Но и ради собственного здоровья не лучше ли ей постараться обуздать свою болезненную похоть?. Меня тревожит, что год от года мои телесные силы стремительно убывают. С некоторых пор после соития я чувствую себя совершенно изможденным. Весь день потом вялость, в голове ни одной мысли... Но это не значит, что я не получаю удовольствия от половых сношений, напротив. Не надо думать, что я заставляю себя возбудиться из чувства долга и нехотя уступаю ее желаниям. Я страстно люблю ее, что бы ни преподнесла судьба. И здесь мне придется сделать признание, рискуя навлечь ее гнев. Есть у нее одно специфическое достоинство физического свойства, о котором она сама не догадывается. Не имей я в прошлом богатого опыта общения с другими женщинами, вряд ли бы я оценил это и в самом деле редкостное достоинство, но в молодые годы я вел распутную жизнь, а потому могу утверждать со знанием дела, что она оснащена «аппаратом», которому позавидует любая женщина. Если б ее продали в публичный дом, вроде тех, которыми в старину славился квартал Симабара, она бы наверняка стала знаменитостью, ее бы осаждали толпы завсегдатаев, и все мужское население страны было бы от нее без ума. (Не надо бы сообщать ей об этом. Для меня лично невыгодно, чтобы она узнала. И все же, как она это воспримет – обрадуется, застыдится, испытает унижение? Может быть, внешне рассердится, но в глубине души возгордится?) Одна мысль об этом ее достоинстве способна возбудить во мне ревность. А что, если другой мужчина пронюхает о нем, да еще узнает, что я не вполне соответствую сокровищу, дарованному мне судьбой? Что тогда? Эти мысли меня угнетают, я чувствую свою вину и мучаюсь угрызениями совести. Ну и конечно, я всеми известными способами пытаюсь себя возбудить. Например, прошу ее, чтобы разжечь мой любовный пыл, поцеловать меня в плотно сомкнутые веки. Или наоборот, стараюсь расшевелить ее – она любит, когда я целую ее в подмышку, – и тем самым возбуждаю себя. Однако даже таким просьбам она уступает крайне неохотно. Ей, видите ли, противно прибегать к подобным «противоестественным ухищрениям», она признает лишь ортодоксальную фронтальную атаку. Напрасно я доказываю, что в «ухищрениях» залог того, чтобы фронтальная атака прошла успешно, она упрямо блюдет «приличную женщине скромность», не соглашаясь отступить от нее ни на шаг. Зная, что я фетишист женских ножек, зная, что ее ноги дивно красивы (не поверишь, что онипринадлежат сорокапятилетней женщине), нет, именно поэтому она старается, чтобы я видел их как можно реже. Даже в середине лета, в самую жару, она не снимает носков. Когда я умоляю позволить мне поцеловать ступни ее ног, она не желает и слушать, говоря: «Какая пакость!», или: «Не смей ко мне прикасаться!» В результате я становлюсь совсем ни на что не годным... Мне немного стыдно, что в первый же день нового года я разразился жалобами, но мне необходимо было выговориться. Завтра наступает ночь, когда супруги по обычаю соединяются в первый раз в новом году. И ей с ее ортодоксальными взглядами придется подчиниться ежегодной традиции и неукоснительно соблюсти освященный древностью ритуал.
Дневник Жены[2]
–
4 января
Сегодня произошло странное событие. Я уже дня три не убиралась у мужа, поэтому днем, воспользовавшись тем, что он пошел прогуляться, поднялась в его кабинет прибраться. На полу перед книжным шкафом, на котором стояла вазочка с нарциссом, лежал ключ. Возможно, это еще ничего не значит. Но трудно вообразить, чтобы муж беспричинно, просто по рассеянности оставил ключ на видном месте. Муж человек крайне внимательный к мелочам и за все годы, что он ведет дневник, ни разу не ронял ключ... Разумеется, я давно знаю про его дневник, для меня не секрет, что он запирает его в ящике маленького стола и прячет ключ между книгами в шкафу или под ковром. Но также мне известна разница между тем, что знать позволено и чего знать не следует. Я знаю лишь, где лежит дневник и где спрятан ключ. Но у меня никогда не возникало соблазна открыть дневник и заглянуть внутрь. И я могу только сожалеть, что муж настолько мнителен и должен запирать дневник и прятать ключ, чтобы чувствовать себя спокойным... Почему же сегодня он бросил ключ на виду? Или его умонастроение переменилось настолько, что он самолично подбивает меня заглянуть в его дневник? Рассудив, что я откажусь читать, если предложить мне напрямую, он как бы говорит: «Если хочешь, прочти тайком, вот тебе ключ»? Неужто он не догадывается, что я давно знаю, где спрятан ключ? Или хочет сказать: «Отныне я негласно признаю, что ты читаешь мой дневник, но буду по-прежнему делать вид, что мне это неизвестно»?..
