Джудит Леннокс - Следы на песке
— Очень красивые. — Поппи взяла у него букет и улыбнулась. — Надо найти вазу. А вы?..
— Гай Невилл. — Он протянул ей руку.
Гай был высок и худощав; его шелковистые темные волосы отливали медью. Поппи решила, что ему лет девятнадцать-двадцать. Глаза у Гая были совершенно необыкновенные: глубокого цвета морской волны, с нависшими веками, которые собирались в складочки, когда он улыбался. Услышав его выговор образованного англичанина среднего класса, так хорошо знакомый с детства, Поппи неожиданно испытала приступ ностальгии. Она прикинула, хватит ли еды еще на одного гостя, решила, что хватит, и вытерла запачканные кровью руки о фартук.
— А я — Поппи Мальгрейв. Вы должны меня извинить. Терпеть не могу эту работу. Выщипывать перья — уже достаточно неприятно, а… — Она скорчила гримасу.
— Я могу их выпотрошить, если хотите. Это не так неприятно, как рассечение легкого. — Гай взял нож и принялся за дело.
— Вы доктор?
— Студент-медик. В июле я закончил первый курс и решил, что неплохо будет немного попутешествовать.
Дверь открылась, и вошла Фейт.
— Николь плачет, потому что папа заставил ее искать ключ. Но это лучше, чем ужасный кошачий концерт, который они устроили.
В свои одиннадцать с половиной лет маленькая и худенькая Фейт была главной опорой Поппи. Она обладала здравым смыслом, которого, к большому сожалению Поппи, недоставало ее брату и сестре. Сейчас на ней была длинная кружевная юбка, которая волочилась по полу, и старый свитер Поппи с дырками на локтях. Фейт посмотрела на гостя и прошептала:
— Один из папиных бродяг-скитальцев?
— Похоже на то, — прошептала в ответ Поппи. — Он отлично умеет потрошить кур.
Фейт обошла стол, чтобы получше разглядеть Гая.
— Привет.
Гай поднял голову.
— Привет.
Девочка мгновение изучала его, потом сказала:
— Всегда кажется, что вот этого, — она показала на горку потрохов, — гораздо больше, чем может там поместиться, правда?
Он усмехнулся:
— Пожалуй.
Она стала объяснять:
— Феликс учит Николь петь, а Джейка — играть на фортепьяно, а про меня сказал, что меня учить бесполезно, потому что у меня нет слуха.
— У меня тоже, — дружелюбно отозвался Гай. — Если я попадаю в ноты, то только случайно.
Повернувшись к матери, Фейт шепнула:
— У него такой голодный вид, тебе не кажется?
Поппи посмотрела на Гая и подумала, что он выглядит так, будто голодает уже не первую неделю.
— Куры будут готовы еще не скоро: они такие старые и жесткие. Сделай ему бутербродов с сыром, милая.
Поскольку в Ла-Руйи были еще десять гостей и каждый требовал от Ральфа времени и внимания, Фейт решила взять на себя Гая. Он ее заинтриговал. Он с такой аккуратностью распотрошил цыплят — любой из Мальгрейвов, яростно орудуя ножом, достиг бы того же результата, но оставил куда больший беспорядок. За обедом Гай спорил с Ральфом, но так вежливо и сдержанно, как еще никогда никто в Ла-Руйи не спорил. Он не стучал по столу бокалом, чтобы утвердить свою точку зрения, и не вышел из себя, когда Ральф назвал его суждения идиотскими. Каждый раз, когда Поппи вставала, Гай тоже вскакивал, чтобы помочь ей собрать грязные тарелки или для того, чтобы подержать дверь.
Беседа под выпивку затянулась чуть ли не до рассвета. Поппи давно уже ушла спать, Ральф заснул в своем кресле. Гай поглядел на часы и сказал:
— Я даже не предполагал… как же это невежливо с моей стороны. Мне пора.
Он отыскал в кухне свой рюкзак и, спотыкаясь, выбрался в темноту. Фейт последовала за ним. На гравиевой площадке перед домом он остановился, растерянно оглядываясь по сторонам.
— Что ты ищешь?
— Что-то я никак не сориентируюсь. Забыл, какая дорога ведет в деревню.
— Разве ты не хочешь остаться переночевать?
— Я не хотел бы навязываться…
— Можешь устроиться в одной из спален на чердаке, но вообще-то там не очень уютно. С потолка известка сыплется. Пожалуй, лучше на сеновале.
— Правда? Если это не слишком вас обеспокоит…
— Совершенно не обеспокоит, — вежливо сказала Фейт. — Я принесу одеяло.
Раздобыв одеяло и подушку, она привела Гая на сеновал.
— Накидай себе соломы и завернись в одеяло. Мы с Николь иногда здесь ночуем, когда очень жарко. Только лучше лечь повыше, а то тут есть крысы.
Гай вывалил на солому содержимое своего рюкзака. Фейт наблюдала за ним.
— Как все аккуратно уложено.
— Привычка. После школы-интерната, сама понимаешь.
Она взбила для него подушку и вынула из кармана свечной огарок.
— Это если тебе захочется почитать.
— Благодарю, но у меня есть фонарь. Не хотелось бы устроить пожар, а это легко может случиться, учитывая, сколько я выпил.
Утром Фейт принесла Гаю позавтракать: два белых персика, завернутую в не очень чистую салфетку булку и кружку черного кофе. Он спал, подложив под голову локоть и плотно завернувшись в одеяло. Фейт немного постояла, разглядывая его и думая о том, насколько он отличается от Джейка, который во сне вечно храпел и посапывал. Потом негромко окликнула его по имени. Он застонал и открыл один сине-зеленый глаз. С трудом сфокусировав взгляд, он сказал:
— У меня голова раскалывается.
— С папиными гостями это часто бывает. Я принесла поесть.
Он сел.
— Что-то не хочется.
Усевшись рядом с ним на солому, Фейт сунула ему в ладони кружку с кофе.
— Тогда выпей это. Я сама сварила.
Гай поглядел на часы.
— Одиннадцать часов, Боже милосердный… — простонал он, закатывая глаза.
— Пока встали только мы с Женей. Про Джейка я точно не знаю. Это мой брат, — пояснила она. — Мы его не видели уже… — она нахмурилась, — со вторника.
Сейчас было воскресенье. Гай спросил:
— А родители не волнуются?
Фейт пожала плечами.
— Джейк иногда пропадает неделями. Тогда мама немного дергается. Пей кофе, Гай, — заботливо добавила она, — тебе сразу станет легче.
Он выпил; она скормила ему несколько кусочков булки. Через некоторое время он произнес:
— Я должен идти.
— Почему?
— Не хочу злоупотреблять вашим гостеприимством.
Фейт посмотрела на него, пораженная. Она не представляла себе, чтобы кто-то из Квартирантов мог такое сказать.
— А папа не будет возражать. Наоборот, он рассердится, если ты уедешь, потому что сегодня у него день рождения. Сначала мы все пойдем смотреть лодку, которую он хочет купить, а потом будет пикник на берегу. На его день рождения мы всегда устраиваем такой пикник. Папа ждет, что ты тоже там будешь.
— Правда?
— Правда, — сказала она твердо. — А как ты познакомился с Ральфом, Гай?
Гай погрустнел.
— Я пытался добраться автостопом до Кале. Какой-то ублюдок… извини, какой-то гад в Бордо утащил у меня бумажник и паспорт. Наверное, теперь придется обращаться в консульство.
Она снова внимательно на него посмотрела. Его темные ресницы были длиннее, чем у нее, и Фейт показалось, что это несправедливо.
— Где ты живешь?
— В Англии. В Лондоне.
— А какой у тебя дом?
— Обыкновенный лондонский дом из красного кирпича. Ну, ты, наверное, знаешь.
Она не знала, но кивнула.
— А твои родные?
— Мы с отцом одни.
— У тебя нет матери?
— Она умерла, когда я был еще маленьким.
— Твоему отцу не одиноко?
Он скорчил гримасу.
— Говорит, что нет. Он сам отправил меня из дома, считает, что путешествие расширяет кругозор.
— Тогда у Мальгрейвов должен быть очень широкий кругозор, — сказала Фейт, — потому что мы всегда путешествуем.
Он поглядел на нее.
— А как же школа? Вам нанимают гувернантку?
— Мама время от времени пытается, но они почему-то всегда от нас сбегают. Последняя не любила пауков, так что можешь себе представить, каково ей было в Ла-Руйи. Джейк иногда ходит в деревенскую школу, но там он все время затевает драки. Феликс учил нас музыке, а другой Квартирант — стрелять и ездить верхом. Папа говорит, что это самое главное.
В следующие несколько дней Гай периодически повторял: «Мне действительно надо ехать…», но Фейт заверяла его в обратном, и магия Ла-Руйи наконец подействовала: через какое-то время он, как и все остальные, казалось, подчинился ритму поздних пробуждений, долгих, ленивых обедов и посиделок до рассвета за вином и беседой. День он проводил в компании Поппи, Феликса или детей.
Когда они плыли в лодке по илистому лягушачьему озеру позади замка, Джейк донимал Гая расспросами о школе.
— Холодная ванна каждое утро? Даже если ты совсем не грязный? Зачем?
— Первая ступенька к благочестию, я полагаю, — сказал Гай, взмахивая веслами.
Все трое Мальгрейвов смотрели на него непонимающе.
